Кейси Майклз - Какая еще любовь?

— Наверное, тихая, скромная девочка?

— Ну да, как же. Она же звезда. Ее мамаша про это только и трещит направо-налево. Две подлизы.

— Позволь мне сделать еще одно смелое предположение. Бетани — юная звезда? А ее мамаша — бывшая актриса?

— Никакая она не звезда. — Лиззи вцепилась руками в ремень безопасности. — Да я в десять раз лучше. Мама так говорит. Попробовали бы меня вместо нее.

— Подружками вас не назовешь, правильно я понимаю? — сказала Молли и притормозила. В отдалении показался пологий холм, а на нем нечто, по размерам напоминающее небольшой дворец. — Твою ма… мочка родная, вы только посмотрите! Знаешь, Лиззи, твой дядя Ник отлично умеет компенсировать.

Особняк был огромный, просто огромный. Весь из белого кирпича, вдоль фасада — терраса со множеством колонн. Рядом, ярдах в двухстах, стоял точно такой же дом, но поменьше. К едва видневшимся из-за деревьев гаражам, конюшням и прочим постройкам вели вымощенные дорожки. Перед главным домом стояли две тележки для гольфа.

Размеры поместья наводили на мысль о том, что где-то поблизости находится стенд с картой и пометкой «Вы находитесь здесь».

Молли подъехала к особняку и припарковалась возле «Ламборгини».

— Наш дом лучше, — сказала Лиззи, расстегивая ремень безопасности. — Он тоже из белого кирпича, только некрашеный. Я тебе покажу все, что есть снаружи, но пока мама с папой не вернутся, вовнутрь мне нельзя. Приходится торчать здесь.

— Ай-яй-яй, бедный ребенок. — Молли забросила на плечо ремень сумочки, вылезла из машины и внимательно посмотрела на дом. — Могу поспорить, здесь тебя держат на хлебе и воде. Ладно, пойдем поищем дядю Ника, пока он куда-нибудь не спрятался.

Не успели они пройти и половины лестницы, ведущей к массивной входной двери, из-за угла дома вылетел Тони.

— Приехали, приехали, приехали! — вопил он.

— До чего неугомонный ребенок, — с неожиданными для ее одиннадцати лет взрослыми нотками в голосе сказала Лиззи.

Молли покачала головой. Она отлично знала, каково это — притворяться гораздо старше, чем ты есть на самом деле.

— Еще один тюремщик бедной Лиззи.

— Точно тебе говорю. Он меня преследует, куда бы я ни пошла. Просто гадость.

— Он тебя обожает. Ты для него — cтаршая сестра. Это же здорово.

— Зря стараешься, Молли. — Лиззи выставила перед собой руки, чтобы Тони не врезался прямо в нее и не сшиб ее с ног. — Просто он ябеда. Ябедничает дяде Нику про все, что я делаю. Так ведь, ябеда?

— Не-а, — Тони расплылся в невинной улыбке восьмилетнего мальчугана, застуканного с бейсбольной битой возле разбитого окна. Владелец окна потрясает перед его носом мячом, а мальчик горячо клянется, что даже не знает, что такое бейсбол.

— Скажи Молли правду, малявка, — потребовала Лиззи.

Тони снова улыбнулся, на этот раз Молли.

— Он мне дает четвертак.

Молли закусила губу, чтобы не улыбнуться.

— О, здесь и собаки есть. Я раньше выгуливала собак на Манхэттене.

— Зачем? — спросил Тони. Подбежавшие псы (один большой, один маленький) принялись с сопеньем их обнюхивать, при этом маленький бешено лаял.

— Мне за это платили, — объяснила Молли. — Но меня хватило ровно на неделю. Представьте себе, каких размеров пакет с собачьими какашками приходится таскать, если выгуливаешь сразу шесть собак. Привет, ненаглядные, — она нагнулась, чтобы потрепать по голове большого пса.

Далеко нагибаться ей не пришлось — пес был сенбернаром. Весил он не больше полутонны, и это означало, что он еще не вышел из щенячьего возраста.

— Это Руфус. Он мой, — объявил Тони. — Мне его подарили на Рождество. А это Дуфус. Он Лиззин. Ей его тоже подарили на Рождество.

— Привет, Дуфус, — поздоровалась Молли с черным карликовым пуделем. Тот грациозно вспрыгнул на широкую спину Руфуса. — Вы вдвоем — просто пара клоунов.

— Дуфус хотя бы умеет танцевать на задних лапах и лает на чужих. Значит, он — сторожевой пес. — Лиззи взяла пуделя на руки и почесала ему шею. — А Руфус только ест, машет хвостом и везде какает. Дядя Ник не пускает его в дом.

— А Дуфуса, значит, пускает? Так нечестно, — посочувствовала Молли громадной собаке, которая удобно пристроилась на ступеньках и навалила кучу.

— Руфус любит сидеть на коленях, — сказал неожиданно появившийся рядом Доминик Лонгстрит. Все-таки есть в этом мужчине что-то неотразимое. Казалось, он всегда готов неотразимым пинком убрать с дороги любого, кто встанет у него на пути. — Вы когда-нибудь держали на коленях сенбернара, мисс Эпплгейт?

— Молли. Нет, не приходилось. Но пару раз на меня пытались взгромоздиться большие тупые животные. Я обнаружила, что, стоит как следует наступить каблуками им на задние лапы, они тут же теряют к тебе всякий интерес. Итак, Доминик, где вы собираетесь меня разместить? Я люблю, когда в комнате по утрам солнечно.

Впервые рассматривать шагавшую прочь Молли Эпплгейт было поучительно. Во второй раз — приятно. Но теперь у Доминика возникло ощущение, что она каким-то образом ухитрилась пробраться в режиссеры, а ему досталась крошечная роль в последнем ряду массовки.

— И куда, по-вашему, вы направляетесь, мисс… то есть Молли? — спросил он вслед поднимавшейся на крыльцо Молли.

— Куда? В дом, разумеется, — бросила Молли через плечо. — Не знаю, как вы, а я просто умираю от голода. Надеюсь, ужин подадут скоро?

— Да, минут через… постойте, я не про ужин. Вы что, не собираетесь помочь мне тащить ваши чемоданы?

— Разумеется, собираюсь. Багажник я вам уже открыла, — она вытащила из кармана ключи и поболтала ими в воздухе. Потом повернулась и снова направилась к двери.

И не успел Доминик сказать, куда именно ей следует засунуть свой багаж, Молли скрылась за дверью, оставив его в компании Руфуса и малыша Тони. Ладно, посмотрим, сколько у нее вещей.

Доминик подошел к «Мерседесу», открыл багажник и мысленно выругался.

Откуда у нее чемоданы от «Гуччи», он узнает потом, когда найдет того, кто дотащит все семь на третий этаж, в крыло прислуги.

Хотя… дети живут на втором. Если эта женщина собирается нянчиться с его племянниками, логичнее разместить ее ближе к детям.

Тут он увидел одного из помощников. Тот брел по дорожке, глядя под ноги, и насвистывал какую-то песенку.

— Кевин, — окликнул его Доминик. — Не поможешь мне?

— Конечно, мистер Доминик, — студент (театрального училища, как же иначе) рысцой бросился к нему. — Приехал еще кто-то из актеров?

— Да уж, багажа здесь на четверых. — Доминик выволок из машины самый большой чемодан. — Нет, это не актеры. Главные роли уже собрались, я с ними репетирую.

— И со мной, — раздуваясь от гордости, добавил Кевин. Когда Доминику понадобился чтец, Кевин вызвался подавать реплики за мелких персонажей. Да что там, когда Доминик спросил, сможет ли тот в нужный момент произнести пару строк, парень с такой скоростью рванул к театру, что чуть напополам не разорвался.

Неужели Доминик в самом деле такой великодушный? Представьте себе, да.

— Это вещи мисс Эпплгейт, она будет следить за тем, чтобы в ближайшие две недели Лиззи с Тони не путались у нас под ногами. Поможешь отнести их в комнату для гостей, которая рядом с детскими?

— Конечно, мистер Доминик. — Кевин схватил один из чемоданов. — Ого, кирпичи там, что ли?

— Нет, чугунные болванки, — пробормотал Доминик. Изнывая под тяжестью трех чемоданов, он медленно двинулся к дому. — Или золотые слитки. У такой женщины в чемодане может оказаться что угодно.

Звонок к обеду прозвучал в тот момент, когда Кевин и Доминик втащили багаж Молли наверх и свалили посреди комнаты для гостей.

Есть хотелось. Правда, не настолько, чтобы провести еще один ужин в компании дерущихся племянников, но с этим ничего не поделаешь: он пообещал Тони и Элизабет, что есть они с детьми будут вместе. Чтобы прививать им хорошие манеры.

Зато миссис Джонни точно обрадуется. Экономка ему все уши прожужжала, что она уже не в том возрасте, чтобы нянчиться с двумя «непоседами» . С этого момента воспитание детей поручается Молли Эпплгейт, рабочий график семь дней в неделю по двадцать четыре часа.

К работе приступать сегодня, за ужином.

О, кажется, у него разыгрался аппетит, отлично.

Молли с детьми были в гостиной: Молли стояла возле камина и вертела в руках статуэтку. Один из его «Тони». Словно пытается определить, сколько тот весит.