— Не строй слишком радужных надежд, Уокер. Может, ты этого не замечаешь, но пока еще идет война. Мы можем не дожить до Парижа.
— Вот это я в тебе люблю, Артур. Ты всегда такой оптимист и весельчак…
Но сбить воодушевление Сэма было невозможно. Он не мог думать ни о чем другом, как только о Париже, о котором столько читал и так давно мечтал. В его представлении там было сосредоточено все самое лучшее в мире. Сэм ни о чем, кроме Парижа, не говорил, когда они шли через города и деревни, радостно встречавшие свободу после четырех лет жестокой оккупации. Мечта всей жизни полностью овладела им, даже прежние тяготы войны были забыты.
На протяжении следующих двух дней они почти без остановок продвигались к Шартру. Немцы методично отступали в направлении Парижа, словно бы вели их к цели. Артур не сомневался, что город будет превращен в руины.
— Знаешь, Уокер, ты, по-моему, спятил. Совершенно спятил. Можно подумать, что ты отправился на экскурсию.
Артур с изумлением взирал, как его друг убивает немцев и при этом не переставая твердит про Париж. От радостного волнения Сэм забывал даже о своей привычке вечно шарить по карманам в поисках сигарет.
Ранним утром 25 августа мечта Сэма наконец-то сбылась. Париж встречал их странной тишиной, пустынными улицами и любопытными взглядами горожан, прильнувших к окнам.
Это было совсем не похоже на победное вступление в Рим. Здесь люди были испуганы, осторожны, не торопились покидать свои жилища и убежища. Лишь постепенно парижане стали появляться на улицах, и, конечно же, не обошлось без радостных приветствий, объятий и слез.
В полтретьего дня генерал фон Хольтитц капитулировал, таким образом, Париж был официально освобожден союзниками. 29 августа на Елисейских полях состоялся парад победителей, и Сэм, шагая в шеренге своих товарищей, не скрывал слез. От сознания, что они столько прошли, столько испытали, что освободили Париж — город его мечты, у Сэма захватывало дух.
Парижане восторженно приветствовали победителей, выстроившись вдоль тротуаров, а войска торжественным маршем проходили от Триумфальной арки к собору Парижской Богоматери, чтобы принять участие в благодарственной литургии. Сэм тоже был исполнен благодарности за то, что остался жив, удостоился счастья прийти в этот необыкновенный город и принести свободу его жителям.
После торжественной мессы, которая тронула Артура и Сэма до глубины души, они вышли из собора и медленно пошли по рю д'Арколь. До вечера у них была увольнительная, но Сэм даже не задумывался, чем бы себя занять, ему просто хотелось упиваться воздухом Парижа, его архитектурой и улыбаться прохожим.
Они зашли в маленькое бистро, чтобы выпить кофе. Жена владельца подала друзьям по чашечке горячего цикериевого напитка, который все здесь пили, тарелочку дешевого печенья и вдобавок каждого расцеловала в обе щеки. Когда настало время уходить, она не хотела брать с них денег, несмотря ни на какие уговоры. Артур немного говорил по-французски, Сэм же только жестами выразил благодарность и поцеловал радушную парижанку. Американцы хорошо знали, как напряженно в городе с продуктами и каким ценным подарком является скромная тарелочка печенья.
Сэма взволновало посещение бистро. «Может, война — это в конце концов не так уж плохо? — подумал он. — Может, стоило в ней участвовать?» Ему было двадцать два года, и он чувствовал себя так, словно покорил весь мир или по крайней мере его важнейшую часть.
Артур улыбался, глядя на воодушевленного друга. Ему самому почему-то больше нравился Рим. Возможно, из-за того, что до войны он уже успел в нем побывать. Рим стал для Артура чем-то особым, с ним были связаны дорогие сердцу воспоминания, а Париж для Сэма являлся воплощением его юношеской мечты.
— Мне даже не хочется возвращаться в Штаты, представляешь, Паттерсон? Глупо звучит, а?
Говоря это, Сэм обратил внимание на молодую женщину, которая шла впереди, и уже не слушал ответ Артура. Ее огненно-рыжие волосы были собраны на затылке в узел, темно-синее креповое платье от старости местами лоснилось, но подчеркивало все достоинства ее фигуры.
Своей гордой осанкой она словно говорила: «Мне некого и не за что благодарить, я пережила немецкую оккупацию и никому ничем не обязана, даже американцам и другим союзникам, освободившим Париж».
Сэм не мог оторвать глаз от ее стройных ног и покачивающихся бедер. Разговор с Артуром прервался.
— ..тебе не кажется? — спросил Артур.
— А? Что?
Сэм не мог сосредоточиться на словах друга. Все его внимание обратилось на рыжие волосы, грациозную фигуру и гордую походку. Незнакомка остановилась на углу, потом пересекла мост через Сену и повернула на набережную Монтебелло. Сэм следовал за ней, словно привязанный невидимой нитью.
— Куда ты идешь?
— Еще не знаю.
Он был напряжен, словно охотник, идущий по следу, и боялся хотя бы на мгновение выпустить рыжеволосую француженку из поля зрения.
— Что ты делаешь?
— А?..
Сэм посмотрел на товарища отсутствующим взглядом и ускорил шаг. И тут Артур тоже заметил ее. Он посмотрел на нее как раз в тот момент, когда девушка обернулась к ним, словно вдруг почувствовала их за своей спиной.
Лицо ее напоминало камею — матово-белая кожа, тонкие черты, огромные зеленые глаза пронзали насквозь и, казалось, предупреждали, что приближаться к ней опасно.
Сэм был парализован своим незнанием французского языка и ее холодностью, но, когда рыжеволосая парижанка пошла дальше, ринулся за ней с еще большей решимостью.
— Ты когда-нибудь видел подобные лица? — спросил он у Артура, не глядя на него. — Я никогда не встречал женщины красивее.
Она излучала нечто, сразу привлекавшее внимание, а также силу, чувствовавшуюся даже на расстоянии. Эта девушка не принадлежала к числу тех, кто забрасывал цветами маршевые колонны союзников и был готов повиснуть на шее у первого встречного солдата.
— Да, симпатичная девушка, — согласился Артур, сознавая неадекватность своего определения. Он испытывал некоторую неловкость от того, что Сэм так настойчиво следует за ней по пятам. — Но мне все же кажется, что она не в восторге от того, что мы за ней увязались.
— Заговори с ней, — попросил Сэм. Казалось, что он околдован рыжеволосой француженкой.
— Ты спятил? Она же минуту назад смерила нас ледяным взглядом.
Незнакомка исчезла в магазине, а они остались стоять на тротуаре, беспомощно топчась на месте.
— Ну и что дальше?
Артуру, похоже, неловко было преследовать эту женщину по улицам Парижа. Пусть они победители, но все равно это ему не нравилось.
— Подождем. Давай пригласим ее на чашечку кофе.
Сэм вдруг пожалел, что они съели те печеньица, которыми их угостили, а не забрали с собой. «Она такая худая, наверное, давно не видела сладостей, — подумал Сэм. — Я-то что: просто полз себе на брюхе по Северной Африке и по Италии, а потом на четвереньках пробирался по Франции. А вот она пережила немецкую оккупацию. И, наверное, женщине это несравненно тяжелее».
Ему вдруг захотелось оградить ее от всего случившегося с ней в прошлом и защитить от еще возможных неприятных происшествий, поскольку Париж был наводнен опьяненными победой солдатами союзнических армий.
Она вышла из магазина с кошелкой, из которой торчал длинный батон хлеба, и с нескрываемым раздражением взглянула на поджидавших ее американцев. Сверкая глазами, она что-то сказала Сэму, но тот ничего не понял и попросил Артура перевести:
— Что она сказала?
Ее слова не отличались любезностью, но Сэма это не смутило — главное, что она заговорила с ними. Артур, глядя на Сэма, не узнавал своего приятеля, весьма скромного до сих пор. В Италии Сэм вел себя прилично: дальше объятий, невинных поцелуев, нескольких щипков дело не шло. Но сейчас, судя по всему, Сэм совершенно потерял голову.
— Она говорит, что если мы сейчас же не отстанем, то она пожалуется нашему командиру и потребует, чтобы нас арестовали. И, по-моему, Уокер, мадемуазель не шутит.
— Скажи ей, что ты генерал, — ухмыльнулся Сэм. К нему, похоже, возвращались обычная самоуверенность и чувство юмора. — Бог ты мой… ну скажи ей, что я в нее влюблен.
— Может, пользуясь случаем, предложить ей также плитку шоколада и шелковые чулки? Сэм, прошу тебя, опомнись и оставь девушку в покое.
Поразившая Сэма особа тут же зашла в другой магазин, но он, очевидно, не намеревался последовать совету друга.