— Ну а мне вместо снотворного, — слегка оправдываясь, Виктор Игоревич хлебнул прямо из фляжки.
Вскоре в глазах его появились молодые огоньки и настроение заметно улучшилось. Он убрал фляжку.
Маргарита Андреевна попробовал чай — кажется, слегка остыл, уже можно пить.
Виктор Игоревич вновь нарушил молчание:
— Знаешь, Маргоша, не хотел тебе говорить, да все равно до твоих ушей дойдет. Когда нас двоих на сайте карикатурно изобразили, то круги стали и по знакомым расходиться. Все вдруг подумали, что Змей Горыныч — это моя дражайшая половина, ведь мы с ней сейчас на грани развода. И стали шептаться. Она возмутилась. Ирина моя особа решительная, прямолинейная, но подлостей за ней не водилось. И сама принялась за расследование. И взялась круто, она же бизнесмен, а не мямля какая, вроде нас, писателей. Пошла в милицию, там всех на уши поставила. В общем, через два дня у нее на руках было доказательство ее алиби и адрес тролля, что три месяца над тобой измывался.
— Так это не Ирина? Тогда кто же? Я его знаю?
— Знаешь превосходно! Скажу — с лавки упадешь!
Рубальский произнес имя. Поезд проносился мимо пустынной заснеженной платформы, освещенной одиноким фонарем, стук колес усиливался на железнодорожных стрелках.
Маргарита подумала, что ослышалась:
— Ты сказал — Кристина?
— Ну да, твоя любимая подруга! Была уверена в своей безнаказанности. Из дома выходила в сеть только вначале. А чаще по беспроводному Интернету из кафе и других общественных мест. Но и там ее опознали по фото.
«Бедная, бедная Кристинка! Наверно, токсины от опухоли так действовали на ее голову!» — ужаснулась Маргарита Андреевна, вмиг забыв свои переживания от интернетного хулиганства.
— Ты уверен, Витя?
— Жена заявила, что доказательство стопроцентное! Она слов на ветер не бросает. Ты знаешь мое отношение к Кристи…
Виктор испытующе посмотрел на Маргариту, желая убедиться, что она знает о его связи с Кристиной, ведь между подругами секретов не бывает. Хотя его отношение к Кристине после этой новости заметно охладело. Он даже перестал ей звонить. Понимал, что человек, способный на подлость, в недобрый час сможет подвести кого угодно, даже любимого.
— Знаю. Безусловно, ты должен ценить ее деловитость. Она и в Союзе, и на курсах литераторов тебе помогает.
— А она тебе ничего больше не рассказывала?
— Про что?
— Нет, это я так, — Рубальский прикусил язык, замолчал. Возможно, Кристина не делилась с Марго сердечными тайнами. — Я к тому, что действительно ценю ее общественную деятельность, но теперь не знаю, что делать. Надо бы обсудить на секции вопрос. Вызовем ее, поговорим в узком кругу, поставим на вид. Одним словом, проведем работу.
— Может, не надо? Не надо проводить работу? Какая-то совковость есть в таких проработках.
— Я бы и сам рад замять! Тогда будут говорить, что писатели нашего Союза своих анонимов покрывают, поощряют преследователей. Теперь, в интернет-эпоху, если тайна вылезла наружу, ее уже не замять. Вот вернемся из Москвы, и я соберу секцию.
— Витя, сейчас это абсолютно невозможно!
— Почему не возможно? Неужели ты с такой легкостью готова забыть, что она вытворяла, издеваясь на тобой в сети, распространяя лживые отклики о твоем романе, не говоря уже о фотожабах и попытке связать наши с тобой имена?
— Витя, у Кристины рак.
— ???
Рубальский снова достал флягу, жадно сделал еще глоток.
— Рак чего? Давно? На какой стадии?
Маргарита Андреевна рассказала все без утайки.
— Теперь понимаешь, что нельзя ее сейчас дополнительно травмировать разборками на секции? Плесни-ка и мне чуток, Витя, — Маргарита Андреевна протянула руку с бумажным стаканчиком.
Виктор Игоревич был ошеломлен. Когда у Кристи это началось? И нет ли опасности для него самого? Хотя говорят, что рак не заразен. Вдруг захотелось, чтобы Маргарита пожалела его, захотелось все рассказать, но мужчина сдержался. Если, узнав о подлости Кристины, он проявил прагматизм, отдалился от нее по соображениям целесообразности, то сейчас, услышав о страшной болезни, Виктор почувствовал настоящую брезгливость. И почти мгновенно убедил себя, что их связь, тянувшаяся два месяца, была случайной, что никогда он не испытывал к Кристине нежных чувств. В душе воздвигалась дамба психологической защиты. Не смея жаловаться Маргарите, Виктор оправдывался мысленно перед самим собой: «Я, конечно, дал слабину, не устоял против напора Кристи. Да что там говорить, пожалел одинокую женщину, изнемогающую без мужчины. Она сама и затащила меня в постель».
Виктор скосил глаза на сидящую рядом Маргариту: челка до бровей, аккуратный носик. Падающий на стену купе теневой профиль казался почти детским. Чуть полноватая фигура, облаченная в уютный дорожный халат, слегка покачивалась в такт перестуку колес. Маргарита смотрела в противоположную стену, не догадываясь, какие противоречия терзали ее спутника. А его мысли уже полностью переключились на сидящую рядом женщину: «Какое чистое у нее и совсем молодое лицо! А какие рельефные скулы, восточный разрез глаз, а ведь прежде не замечал. Я знал, что она верный друг, но боялся думать о ней как о женщине, боялся оскорбить неуместным словом. Но ведь она тоже живет одна и тоже, возможно, мечтает о мужчине…»
В воспаленном мозгу уже рисовались смутные образы наложниц султана, знакомые лишь по арабским сказкам.
— Марго, у тебя татар в роду не было? — вдруг спросил Виктор. Их колени соприкоснулись. Ему так не хотелось лезть сейчас на верхнюю полку и оставаться один на один с грустными мыслями о болезни Кристины.
— А почему ты спрашиваешь? — вопросом на вопрос отозвалась Маргарита. И не столько ее удивил вопрос Виктора, сколько непривычное с его стороны движение и волнение.
Она застыла, напряглась как струна. Спутник положил руку на ее колено. Разве не об этом Маргарита мечтала много лет, хладнокровно и вежливо приветствуя его при встречах, боясь открыть свои чувства? И хотя было ясно, что все произносимые сейчас слова не имеют ни малейшего значения, она ответила безо всякого выражения, как ученица на уроке:
— Татар у меня в роду не было. Все русские.
Не делиться с Виктором семейными легендами о Куприне. Да и неуместен был любой серьезный разговор сейчас. Маргарита посмотрела прямо в глаза Виктору и увидела в них нездоровый блеск, какой-то безумный огонь желания. Она опустила веки и приоткрыла губы и тут же почувствовала щекочущее покалывание его бородки у своей шеи.
И казалось, не было этих лет неопределенности, равнодушия с его стороны и диких фантазий с ее. Они вели себя так, будто были любовниками много лет, — без всякого стеснения и неловкости. Но витала над ними тень смертельно больной Кристины, напоминая о мимолетности жизни, о ценности каждого мига.
Вагон мягко покачивался в такт движениям, обостряя ощущения. Колеса то подбрасывали их тела на стыках, го бросали в бездну, когда поезд мчался по железнодорожному мосту. Тусклая лампочка у потолка освещала их лица, но они уже не смотрели друг на друга.
Утро наступило скоро. Хотя до рассвета в этот хмурый январский день еще было далеко, проводница уже шла вдоль вагона и стучала в двери купе, призывая пассажиров вставать. Вскоре и Маргарита Андреевна, и Виктор Игоревич, оба в деловых костюмах, сидели, готовые к выходу. Они не говорили о том, что произошло ночью, как бы давая друг другу свободу, не связывая один другого обязательствами.
В гостинице устроились порознь и несколько часов до церемонии провели отдельно. Виктор Игоревич направился в центральный офис Союза писателей, где у него было много приятелей, полезных знакомств и даже старые «любови», которые, как известно, не ржавеют. А Маргарита Андреевна поспешила в магазины, чтобы купить себе нарядное платье. Еще она успела посетить спа-салон, сделать массаж и другие приятные процедуры, конечно же, стрижку и маникюр, чтобы во всем блеске предстать перед членами жюри и зрителями.
Вот и наступил едва ли не самый торжественный миг в ее жизни. Высокая, статная, в обтягивающем лиловом платье чуть выше колена, с немыслимым игривым шарфиком на шее и многослойными бусами, она подходила к председателю жюри, вручающему призы. Похвалила себя: хорошо, что не взяла вечернее платье в пол, а то чувствовала бы себя неловко. Писатели весьма отличались от киноактеров, награждаемых Оскаром. Многие мужчины были одеты обыденно: в пуловерах или свитерах и даже в джинсах. Только Виктор Рубальский в безукоризненно отпаренном костюме и новом галстуке выделялся среди прочих.