Эта же смотрела на него огромными, миндалевидными глазами цвета полевых васильков или лазурного неба весной под гордо изогнутыми бровями. Маленький курносый носик, чувственный, пухлый, алый рот с капризно изогнутой, словно бы сердечком, верхней губой. Остренький подбородок, треугольное кошачье личико. Золотые волосы в сочетании с нежной ослепительно-белой кожей делали ее похожей на ангела. На лице этой женщины-ребенка, юном и соблазнительном, не читалось страха; дерзко и с вызовом смотрела она на лейтенанта, гордо вскинув головку в ореоле вьющихся волнами роскошных волос.
Соколов судорожно сглотнул слюну. В горле резко пересохло. Девушка ловко повязала платок на голове и поднялась вверх по трапу. Сергей проводил ее глазами, полными восхищения. Казалось, что на ней не было грубого мешковатого платья и стоптанных арестантских башмаков — такой легкой была ее походка. Соколов почувствовал, как его спина покрылась бусинками пота, несмотря на прохладу. Об инциденте уже все забыли, заключенные успели подняться по трапу и за ними медленно, лениво поднимались конвоиры.
Сергей удержал одного из них.
— Кто это? — хрипло спросил он и откашлялся. — Кто она, эта девушка с золотыми волосами?
— А-а, эта красотка? Катька Арбенина! Та еще ведьма. А хороша… Правда, ваше сиятельство?.. Ух, как хороша! Дьявол в ангельском обличье. Политическая она — отец заговорщик, расстрелян… И она туда же!
— Политическая? Не воровка? Не шлюха?
— Эта? Да нет! Наверное… Хотя, рано или поздно они становятся и тем и другим. В ссылке жизнь не сладкая, а голод не тетка. С таким симпатичным личиком не пропадет! Будет ублажать какого-нибудь начальника… Видели, та еще бестия!
Сергей поднялся по трапу следом за ссыльными. Глеб Соколов, капитан корабля, дал команду к отплытию. А сердце лейтенанта продолжало колотиться с той же силой. Он посмотрел в толпу женщин, но той, которую искал глазами, не увидел. Женщинам выдали набитые соломой тюфяки и казенные суконные одеяла. Разместили их на верхней палубе, предварительно растянув навес из парусины — от дождя и ветра. Матросы то и дело сновали по палубе и с интересом поглядывали на женщин, которые появились так внезапно, да еще и в таком количестве. Соколов последовал в свою каюту. Но, даже оказавшись внутри помещения, наедине с самим собой, он все равно так и не смог расслабиться. Мужчина снял плащ, а в ушах до сих пор стоял ее смех. Сергей словно вновь увидел то лицо, потрясающие голубые глаза… «Что со мной происходит, черт возьми?!» Мужчина тряхнул головой, желая избавиться от наваждения; сел за маленький деревянный столик, налил себе рюмку водки и залпом выпил. Слегка поморщился.
Внезапно в дверь каюты постучали, а затем она с грохотом распахнулась. На пороге стоял брат Глеб, а с ним Андрюха — друг детства. Оба ввалились в каюту и грузно сели на койку. Глеб посмотрел на брата и хлопнул его по плечу.
— Привет, дружище!
— Серега. — Андрей наклонился в сторону друга. — Ты видел, сколько дам к нам пожаловало?
Андрей Воронов — рубаха-парень, не один пуд соли был съеден вместе, когда они были еще детьми. Отец его погиб на войне, когда мальчику был год от роду, а мать скончалась от чахотки двумя годами позднее; вот и остался он на попечении брата матери — горького пьяницы и игрока. Дядя же проиграл все свое и Андреево имущество в карты, после чего отправил юношу учиться. Андрей подружился с Соколовым старшим и взял под свое шефство младшего. Здоровенный детина, метра под два ростом, широкий в кости, огромный, как столетний дуб, весь покрытый светлым пухом, словно шерстью, волосы цвета соломы, белые брови и борода, — эдакий Илья-Муромец. Он был удивительно добр, мягкосердечен и предан друзьям всей душой. Правда, он не отличался хитростью и умом, но все это искупила его, поистине исполинская, сила. И за эту силу его боялись и уважали. Правда, за глаза хоть и называли часто «Большой белой вороной», да в глаза не смели — кулак у Андрея был огромным, как молот, и бил не слабее оного. И пусть к врагам он был равнодушен, друзьям был предан, словно сторожевой пес.
Сергей посмотрел на брата — похож на него самого: такие же черные волосы и смуглая кожа, но глаза светло-серые, тело крепкое, мускулистое, — не худощавое, как у Сергея, а привыкшее к ежедневным нагрузкам тело солдата с прямой спиной, мускулистыми ногами, крепкими руками с мозолями на ладонях. Характером он отличался от брата кардинально. Соколов-старший был холодным и расчетливым прагматиком, в чем-то даже циником. Он всегда был спокоен, рассудителен и уравновешен, на риск шел в самых крайних случаях, только взвесив все «за» и «против». Брата, как и друга, он любил сильно и преданно и чтил только три важных правила в жизни, которым и учил Сергея: никогда не предавать Родину, никогда не предавать друга, никогда не щадить врага. Эта его рассудительность зачастую, словно холодный душ, остужала горячие головы Андрея и Соколова-младшего.
— Эй, приятель, ты что — заболел? Я говорю: красотки тут у нас есть очень даже ничего… — Андрей потер свои огромные ручищи.
Сергей вяло улыбнулся.
— Пошли играть в карты с матросами, а вечером выберем по бабе. Я думаю, барышни возражать не будут!
— Наганову это не понравилось бы, — сказал Глеб с напускной строгостью. — И мне — тоже. Я, как капитан этого судна, должен следить за порядком, а не разводить на борту бордель. Насчет игры в карты не возражаю, хотя не помешало бы соблюдать субординацию.
— Да ну тебя, Соколов, вечно ты все портишь! Отбрось формальности, ты прежде всего друг, а уже потом — капитан. Кто играет в карты втроем? Ну, не будь занудой!
Сергей откинулся на спинку стула.
— Не хочется мне ни по бабам, ни в карты.
— Ну, как знаешь, а мы пошли. Мне вот, так очень даже хочется! Это ты скоро при дворе выберешь себе любую, а мне еще тут куковать и куковать без баб, без ласки. Пошли, ворчун, выберешь себе одну из красавиц.
Андрей подмигнул Глебу.
Тот пристально посмотрел на брата, словно вопрошая того взглядом «что случилось?». Сергей показал глазами, что все нормально, но осталась уверенность, что брат не поверил. Глеб слишком хорошо его знал, но всегда был тактичен и в душу никогда не лез. Знал, что Сергей все расскажет сам, если сочтет нужным.
Соколов крутился на узкой койке, не в силах уснуть. Он никак не мог выкинуть эту женщину из головы. Никогда с ним не происходило ничего подобного, никогда женщина не волновала его столь сильно. Стоило закрыть глаза, и перед ним опять возникал ее образ.
Лейтенант рывком поднялся с постели. Ему захотелось увидеть ее снова. Прямо сейчас.
Граф накинул плащ и вышел на палубу. Дул сильный, холодный ветер, корабль кренило из стороны в сторону. Женщины сбились в кучу на тюфяках и спали. Конвоиры совсем потеряли бдительность, один отсутствовал, а другой звонко храпел на своем стуле, сжимая в руках пустую бутыль. Несмотря на масляные фонари, в полумраке невозможно было разглядеть хоть что-либо. И тем более ее среди спящих вповалку женщин.
Вдруг на его плечо легла чья-то рука. Он резко обернулся, успев при этом вытащить из ножен шпагу. Скрежет металла нарушил тишину. Но Сергей тут же вернул ее обратно и тихо выругался. Перед ним стояла Златовласка, она звонко засмеялась.
— Испугались? А говорят, что моряки — самые смелые люди на земле.
Соколов схватил девушку за руку чуть повыше локтя. И от этого прикосновения его лоб покрылся капельками пота. Он строго посмотрел на девушку.
— Что ты здесь делаешь, а? Вас что, на ночь не сковали?
Девушка сморщила свой маленький курносый носик, сунула руку в карман и, достав оттуда связку ключей, покрутила им у самого носа офицера. Сергей быстрым движением вырвал у нее ключи.
— Я хотела вас поблагодарить. За то, что вы сделали для меня сегодня. Вы чуткий, добрый человек. Спасибо вам! И верните ключи этому пьяному оболтусу.
Она хотела уйти, но Сергей, поддавшись порыву, схватил ее за плечо.
— Не бойтесь, не убегу! — насмешливо сказала девушка. — Бежать-то некуда!
Его пальцы послушно разжались, и Златовласка пошла в сторону спящих подружек по несчастью.
— Катя!
Та обернулась, удивленная, что ее позвали по имени.
— Есть хочешь?
Сергей, не отрываясь, смотрел, как она без стеснения и жеманства поглощает вареную картошку с солониной и ржаным хлебом — невиданная роскошь на военном судне. Половину ломтя девушка сунула в карман драного тулупа.