– Вы меня не поняли. Если бы я имела в виду разрушение как таковое, можно было бы рассуждать о фатальности. Но мы же говорим об удаче!

– Да. Понятное дело, не вы же погибли при извержении вместе с этими бедолагами.

– Они вовсе не бедолаги. По тем временам они были богатыми людьми.

– Ну-ну. Скажите еще, что им повезло!

– Речь совсем не об этом. Я пытаюсь вам втолковать, что, если бы современных археологов спросили, какой из городов они бы хотели спасти от разрушения, они бы выбрали Помпеи.

– И что? По-вашему, вулкан прислушался бы к мнению современных археологов?

– Вулкан – нет.

– А кто же тогда?

– Понятия не имею. Я просто говорю, что это слишком очевидно. Это не могло быть случайностью.

– Получается, это извержение заказали и оплатили современные археологи? Не знал, что у них такие тесные деловые отношения с Гефестом.

– В данном случае скорее с Кроносом.

– Ах, ну да!

– Современные археологи не могли вызвать извержение, произошедшее двадцать веков назад, это ясно.

– Значит, вы снимаете с них вину?

– С них – да.

– «С них – да»: что кроется за этим загадочным ответом?

– Вопрос.

– Какой?

– Могли ли археологи будущего сделать то, чего желали бы археологи современности?

– Не понимаю.

– Вы просто не отваживаетесь понять.

– Может, будете столь любезны и отважитесь вместо меня?

– После открытий Эйнштейна путешествие сквозь века – всего лишь вопрос времени. В следующем тысячелетии оно станет возможным. Какое искушение для ученых будущего – изменить прошлое!

– Перестаньте. Эта теория из области фантастики, к тому же она не ваша.

– Знаю. Но тот, кто высказал эту идею, не рассматривал ее с точки зрения археологов.

– И правильно делал. Археология штука серьезная.

– Вы думаете? А если бы археологи были обычными туристами? Я, например, никогда не была в Помпеях.

– О чем тогда разговор?

– Просто эта мысль поразила меня. Сейчас объясню, в чем суть. Вы только что говорили о пожаре в Александрийской библиотеке: нам едва ли известно, какие шедевры там погибли. Вообразите – я подчеркиваю, вообразите, – что огонь пощадил бы труды одного-единственного писателя, причем выбрал будто случайно самого лучшего. Так вот, представьте, что сгорели все книги, кроме произведений самого блистательного мыслителя эпохи. Что бы вы на это сказали?

– Что так не бывает.

– И я того же мнения! Но ведь именно так и случилось в семьдесят девятом году.

– Не вижу связи.

– Но это же ясно как день! Огонь такая же слепая сила, как Время: ни тому ни другому не важно, что сокрушить – драгоценный предмет искусства или дешевую поделку. В Александрии огонь тоже вел себя отнюдь не как литературный критик. Так объясните мне, почему Время проявило хороший вкус и пощадило Помпеи?

– Вы ерунду городите! Если город построен у подножия вулкана, всегда есть опасность, что он погибнет в потоках лавы. Это естественно.

– Вы думаете, эти люди выбрали бы столь ненадежное место для постройки города, где сосредоточились всяческие развлечения и удовольствия и где расцветали таланты величайших мастеров?

– Какая разница, что я думаю: они это сделали. Это не первая и не последняя ошибка человечества.

– Я с вами не согласна. Античные градостроители были очень умны.

– Ну что ж, Барт сказал: «Глупости, совершаемые умными людьми, поразительны». Вот и доказательство!

– Согласитесь хотя бы, что моя гипотеза имеет смысл.

– Какая гипотеза? Вы ее даже не высказали.

– Высказываю: ученые будущего, которые смогут путешествовать в прошлое, несут ответственность за извержение Везувия в семьдесят девятом году. Мотив преступления – сохранить под пеплом и лавой великолепнейший образец античного города, более того – историческую сокровищницу искусства жить! Что вы об этом думаете?

– Думаю, вам надо отдохнуть. Я позвоню вашему издателю: он вас нещадно эксплуатирует.

– Не стоит, у меня вот-вот начнется вынужденный отпуск. Завтра я ложусь в больницу на срочную операцию.

– Отлично. Надеюсь, трепанация?

– Нет, увы. Я немного волнуюсь.

– Что-то серьезное?

– Нет. Но под общим наркозом, это меня и пугает. Погрузиться в небытие…

– То же произошло и с Помпеями.

– Умеете вы подбодрить.

* * *

Когда я проснулась, больницу невозможно было узнать. Моя палата оказалась размером с бальный зал. Я лежала в полном одиночестве. Кровать была подвешена на ремнях к потолку: стоило шевельнуться, и она начинала раскачиваться.

До пола было метра два. Прыгать страшновато. Когда же я очутилась внизу, боль в животе напомнила о перенесенной операции.

Ну и пусть. Не звать же из-за таких пустяков медсестру. Я направилась к двери. Открыла и провалилась в пустоту.

* * *

– Вы кто?

– Вам не следовало покидать комнату.

– Со мной что-то случилось?

– Можно сказать и так.

– Меня снова будут оперировать?

– Успокойтесь, вы здоровы.

– А когда меня выпишут?

– Выпишут? Вы не в больнице. Вы в храме, то есть у меня дома.

– Вы священник?

– Не совсем.

Молчание.

– Вы помните день накануне своей операции?

– А что? Я потеряла память?

– Отвечайте.

– Да, помню.

– В таком случае вы поймете, почему вы здесь.

– Вы из полиции? Я совершила какое-то преступление?

– По-вашему, я похож на полицейского?

– Кто знает? Они иногда переодеваются. Где я?

– Я уже сказал – в храме. Вы неверно задаете вопрос. Вам следовало бы спросить: «Когда я?»

– Меня оперировали утром 8 мая. Наверное, я долго спала, но, думаю, сейчас все еще 8 мая.

– 8 мая какого года?

– 1995-го. Пятидесятая годовщина окончания войны.

– Какой войны?

– Второй мировой.

– Кажется, что-то припоминаю. Увы, мне жаль вас огорчать. Сейчас не 8 мая 1995 года. Сегодня 27 мая 2580 года.

– Не зря я боялась анестезии.

– Я говорю совершенно серьезно. Понимаю, для вас это огромное потрясение, но вы не оставили нам выбора. Все дело в Помпеях.

– Помпеи! Вчера я разговаривала о Помпеях.

– Да, только это было не вчера. А 585 лет и 19 дней назад.

– А часов?

– Сейчас 18 часов 15 минут. Значит, это было 585 лет, 19 дней, два часа и восемь минут назад.

– А секунд?

– Это не шутка. И Помпеи – тоже.

– Вы археолог?

– Археологов больше не существует.

– А анестезиологи существуют? Мне бы им пару слов сказать.

– Вы не можете хоть раз в жизни забыть о своей драгоценной особе?

– Да вы просто нахал.

– Я говорю с вами о Помпеях. Помпеи гораздо важнее вас.

– Для кого как.

– Нам показалось, что Помпеи важнее нескольких тысяч жителей этого города. И уж тем более Помпеи для нас важнее, чем вы.

– Я была права! Это вы устроили извержение!

– Да, в прошлом году.

– В прошлом году, то есть в 2579-м… Вижу, вы по-прежнему питаете нездоровую страсть к годовщинам.

– Причина, что мы выбрали 79 год новой эры, вовсе не в годовщине. Мы хотели сохранить для вечности Помпеи той эпохи, которую сочли их наивысшим расцветом. В 80 году ожидалось прибытие художников нового направления, которые уничтожили бы прежние шедевры и заменили их своими творениями, – чудовищный палимпсест[12]! Мы вмешались как раз вовремя.

– И мое лицо тоже собирались превратить в палимпсест?

– Нет. Но вы первая, кто заподозрил правду о Помпеях.

– А если бы вы оставили меня в 1995-м, думаете, я могла бы что-то изменить?

– Ну и самомнение у вас!

– Уж простите, если вы вырвали меня из моего времени, значит, я помешала вашим планам.

– Сказать по правде, нам было бы сложно точно определить причину, по которой мы вас вызвали.

– Вызвали! А в вашу эпоху тоже умеют преуменьшать.

– Вы поселили в нас неуверенность. А неуверенность мы не любим.

– Мы, мы! Это вы о себе так?

– Я говорю от имени ученых храма.

– Как вас зовут?