Даниель. А вы считаете, есть над чем смеяться?
Профессор. Да, еще как есть. Вам посчастливилось увидеть то, в чем ни один преподаватель литературы в жизни не сознается: что он читает – что он действительно читает – на досуге.
Даниель. На досуге… война – это досуг?
Профессор. Для меня это вынужденный досуг. Раньше у меня было четырнадцать часов лекций в неделю. Теперь я читаю лекции, когда университет не бомбят. Сегодня у нас пятница – на этой неделе я проповедовал моим студентам в общей сложности ровно сорок минут. Так что у меня теперь куда больше досуга на неподобающее чтение.
Даниель. А я бываю в университете почти так же часто, как раньше.
Профессор. Вы молоды, вот и геройствуете. Оставьте моим сединам право на трусость.
Даниель. Дело не в геройстве. Я вас уверяю, в университете не так холодно. (Кладет ладони на печку.) Профессор, печка опять погасла.
Профессор. Топить больше нечем. Смотрите: на растопку пошли все столы и даже секретер с инкрустациями. Жечь стулья неразумно: сидя на полу, мы еще сильнее замерзнем. Знаете, почему в университете теплее? Потому что его непрерывно бомбят. После каждой бомбежки появляются обломки полов, которые можно жечь. Если бы самолеты варваров почаще наведывались в мой квартал, я мог бы предложить вам лучше отопленное жилище.
Даниель. Это называется юмор в холодном виде.
Профессор. Браво, Даниель, браво! Как видите, война порой оттачивает остроумие.
Даниель. Если бы я хоть сознавал, что мы на войне! На войне сражаются, а мы что? Сидим в осаде.
Профессор. Не могу с вами согласиться. Вы сражаетесь. Для нас, преподавателей, продолжать читать лекции значит сражаться. А для наших студентов продолжать, невзирая на бомбежки, интересоваться местом наречия у поэтов-романтиков тоже значит сражаться.
Даниель. Еще вопрос, это ли их интересует. Боюсь, они ходят на лекции только потому, что университет еще отапливают.
Профессор. Отапливают, но бомбят – они там рискуют жизнью. Не преуменьшайте их заслуг.
Даниель. Положа руку на сердце, профессор, я не уверен, что им дорога жизнь. Это я говорю по собственному опыту: утром, поднимаясь в четыре часа, чтобы идти в университет, я не думаю ни о моей диссертации, ни о предстоящем опасном пути по улицам, ни о бомбах, ни о том, что это, возможно, мое последнее утро. Я думаю: «Скорей бы в факультетскую библиотеку к теплым трубам!»
Профессор. К трубам?
Даниель (исступленно). Вы не замечали? Трубы, что у стен, горячие, прямо кипяток. (Встает, раскидывает руки.) Я прижимаюсь спиной и руками к этому переплетению труб и стою, пока от моего пальто не запахнет паленым.
Профессор. О, дивный сон! Спасибо, буду иметь в виду.
Даниель. Так вот, вставая утром, я думаю только об одном: о горячих трубах. Не о жизни, не о смерти, не о войне, не о варварах, не о моей диссертации – поймите меня правильно, – ни даже о голоде.
Профессор. Не о Марине?
Даниель. Не о Марине, профессор. Я думаю только о трубах, о том, что скоро почувствую сквозь пальто их тепло.
Профессор. Теперь я понимаю, почему вы столько времени проводите в факультетской библиотеке.
Даниель. Вы всерьез полагали, что меня так увлекает диссертация?
Профессор. Вас поди пойми… С виду такой идеалист.
Даниель. Я и есть идеалист! Именно поэтому осадное положение мне невыносимо. Оно превратило нас в животных.
Профессор. Если эта война помогла вам понять, что мы по сути своей животные, это уже кое-что.
Даниель (садясь). Ваше благодушие меня раздражает. (Повышает тон.) И потом, почему вы не наденете пальто? Вам жарко?
Профессор. Я дома. А дома я никогда не надеваю пальто.
Даниель. Ну знаете, глупее довода я в жизни не слыхал. (Встает и оглядывается вокруг.) Где оно, ваше пальто?
Профессор. Вас ни о чем не просили, Даниель.
Даниель. Это просто смешно. Вы же посинели от холода! (Обходит комнату.) Да где же это пальто? (Находит его у входной двери.) А! Вот оно… Пожалуйста, доставьте мне удовольствие…
Профессор (вскакивает и бежит на другой конец комнаты с криком.) Не надену!
Даниель. Да какая муха вас укусила?
Профессор. Вы не сдаетесь врагу на свой манер: продолжаете читать лекции, как до войны. А я на свой манер: не надеваю пальто, когда я дома! В тот день, когда я его надену, моя война будет проиграна!
Даниель. Умный человек, а несете такой вздор! (Идет к нему с пальто в руках. Профессор отскакивает. Они бегают по всей комнате, как разыгравшиеся дети. Даниель держит пальто перед собой, как плащ тореадора.)
Профессор (кричит, убегая). Я не умный! Я читаю авторов, которых сам же расхваливаю, без всякого удовольствия! Я люблю читать Блатека, потому что это глупое чтиво! Я двадцать пять лет лгу студентам!
Даниель (кричит, догоняя его). Да чем это вам мешает надеть пальто?
Профессор (кричит, убегая). А если мне хочется быть глупым? Имею право!
Входит молодая д е в у ш к а, худенькая, серьезная. Даниель и профессор прекращают свой бег по кругу. Им явно неловко, оба застыли на месте, она тоже.
Даниель. Марина.
Марина. Что здесь происходит?
Профессор. Происходит то, что ваш дражайший не признает за мной права быть идиотом, если мне хочется.
Марина. Если вам не нужно пальто, я его охотно надену. (Профессор берет пальто из рук Даниеля и набрасывает на плечи Марины. Оно ей слишком велико. Марина садится у печки, прижимает к ней ладони.) Профессор, печка погасла.
Профессор. Я знаю, Марина. Топить больше нечем.
Марина (смотрит на книжные полки). А это?
Профессор. Стеллажи? Они металлические.
Марина. Нет, книги.
Тягостное молчание.
Даниель. Это не топливо, Марина.
Марина. Почему же, Даниель? Горит отлично.
Профессор. Если мы примемся жечь книги, значит, война и вправду проиграна.
Марина. Война проиграна.
Профессор. Полноте, детка, вы переутомились.
Марина (с радостной улыбкой, которая очень ее красит). Не притворяйтесь, будто вы этого не знаете. Идет вторая военная зима. Скажи вам кто-нибудь прошлой зимой, что до этой зимы война не кончится, какой вывод вы бы сделали? Тот же самый: что война проиграна. Для меня она была проиграна еще прошлой зимой. Я поняла это в первый же день холодов.
Профессор. Это оттого, что вы мерзлячка. И немудрено: сколько в вас весу?
Марина. Мой вес соразмерен весу двух тысяч книг, которые вы сожжете, чтобы согреть меня, профессор.
Даниель. Прекрати, Марина.
Марина (кротко). Природа устроена несправедливо. Мужчины всегда были менее чувствительны к холоду, чем женщины. Благодаря войне я поняла: в этом и состоит основная разница между полами. Я знаю, вы думаете сейчас: куда девалась моя любовь к книгам? А я говорю, что это вы никогда не любили их по-настоящему: вы видели в них только материал для ваших диссертаций, а значит, для карьеры…
Профессор. Вы только посмотрите, с каким невинным видом это дитя поливает нас грязью!
Марина. Я вовсе не поливаю вас грязью. Я отстаиваю законность своих притязаний: пытаюсь дать вам понять, что вашими книгами вы не так уж и дорожите.