Жанна Даниленко - Катя

С Танькой Луневой мы познакомились через два месяца после переезда моей семьи в Москву. Мой отец — полковник медицинской службы — получил повышение и перевод в штаб. Вот мы и переехали из далекой холодной Сибири. Отцу дали двушку в новостройках.

Я сидела на подоконнике и смотрела вниз, на играющих в мяч детей. На вид они были мои ровесники. Как я им завидовала! Очень хотелось поиграть вместе с ними. Но я стеснялась. Они москвичи, а я кто? Мне даже казалось, что они все сделаны из другого теста и говорят по-другому. Они и правда говорили по-другому, с каким-то акцентом, и мне казалось, что говорят они вовсе неправильно.

Дома работы хватало. То мебель, то ковры, то другие атрибуты уюта. Мама крутилась на кухне, я в комнате или помогала ей. Гулять я не ходила, а все свободное время сидела, глядя в окно.

Среди детей был Он. Такой красивый и в очках. Он был тоненький, длинноногий и немного долговязый. С копной русых, густых, вьющихся волос. Я любила наблюдать за ним. Как он ходит, как читает книжки на лавочке, как рассказывает что-то другим детям, а они слушают аж открыв рты. Он был совсем необыкновенный…

Пришло первое сентября. Я пошла в школу. Каково же было мое удивление, когда в классе я увидела ту самую девочку, за которой уже месяц наблюдала и Его. После первого урока она сама подошла ко мне.

— Значит, ты Катя?

— Да, а ты Таня.

— Мы с Глебом думали, что ты калека, потому что дома сидишь. Мы же все в одном доме живем. Можешь с нами домой ходить.

Как я обрадовалась такому предложению! Я буду ходить домой с ней и с Ним.

Вот так мы познакомились. Таня и Глеб буквально поселились в нашей квартире. Мама моя не работала, а их родители были рады, что за детьми появился присмотр.

Выпускной 

Голубое платье из японского шелка мне сшила портниха из третьего подъезда. Ткань привез папа из Прибалтики. Причем купил там несколько отрезов разного цвета. Я выбрала голубой, чуть с бирюзовым оттенком. Маме достался темно-бордовый на костюм, а Таньке нежно-розовый. Фасон платьев выбирали в журналах «Бурда». Они только появились на руках у тех, кто ездил за границу, и за дополнительные деньги, а именно за три рубля, наша портниха согласилась дать нам их посмотреть. Работа кипела, мы сдавали экзамены, а к десятому июня уже были обладательницами новых потрясающе модных платьев.

Босоножки нам достала мама Татьяны. Мне серебряные, а Тане белые. Шестнадцатого июня мы в сопровождении родителей с огромными букетами роз отправились на выпускной. Наш день настал. Все — мы взрослые. Впереди вступительные экзамены в первый мед. Но кто о них думал сегодня? Праздничная церемония затянулась. Правда, я получила свой аттестат в числе первых, все-таки отличница, а вот Таньке пришлось ждать больше часа. Наш общий с Танькой герой и друг Глеб получал медаль и толкал благодарственную речь. Танька хлопала громче всех и кричала: «Браво!», а я тихонько хихикала. потому что с Глебом мы уже были вместе и я обещала связать с ним жизнь. Вот только Таньке мы об этом еще не сообщили. Я боялась: мне казалось, что я потеряю подругу, потому что она тоже любила Глеба, только без взаимности. Для нее он был просто друг.

Сегодня, в новеньком черном костюмчике, белой рубашке и черной бабочке, Глеб казался особенно хорош. Он не отрывал от меня своих серых глаз, сидя в президиуме. А я млела и периодически подмигивала ему из зала.

Объявили танец, вальс. Глеб взял меня за руку и вывел на середину зала. Он кружил меня в танце, и я чувствовала его дыхание в такт со звуками. Его руки на моем теле обжигали. Я мечтала только, чтобы музыка не кончалась. Это была сказка, я чувствовала себя птицей, я летала, я парила и я любила. Теперь я точно понимала, что любила руки моего друга, любила его дыхание, любила его самого. Я не думала ни о чем и ни о ком, только о нем, о чарующих звуках и нашем полете…

Звуки стихли, но мы продолжали кружить. Затем мы остановились, он прижал меня к себе и поцеловал в губы. Прошел языком по моим зубам и проник в мой рот. Мне понравилось. Ничего не было слаще. Он держал одной рукой мою голову, а другой прижимал меня к себе, к своему возбужденному телу, а я отвечала, таяла от восторга и наслаждения и отвечала на его глубокий поцелуй. Когда мы очнулись, то увидели, что так и стоим посреди зала, вокруг шушукаются наши бывшие одноклассники, учителя, родители. Глеб держа меня за талию подошел к оркестру и попросил микрофон.

— Вот мы уже взрослые. Спасибо школе, что учила нас, спасибо родителям, которые воспитывали нас, и спасибо моей дорогой любимой Катюше, которая согласилась быть моей женой и которую я люблю больше жизни.

Все аплодировали. Глеб поднял меня на руки и закружил. Если бы кто знал, как я была счастлива тогда! Моим миром был только он.

Пожениться сразу мы не могли и оба об этом прекрасно знали. Нам было еще только по семнадцать лет. Когда мы вышли на улицу подышать свежим воздухом, а Глеб покурить, к нам подлетела разъяренная Танька.

— Ну вы и мудаки, — с возмущением начала она, — вы за кого меня держите? Я же ваш друг!

— Таня, — примирительно произнес Глеб, — ты наша подруга, и мы рассчитываем на тебя. Но люблю я её.

— Её? — переспросила Татьяна.

— Да, Таня, её.

— И ты будешь с нами поступать?

— Ради нее буду, я хочу быть всегда рядом с ней. И хочу, чтобы ты тоже была рядом с нами.

— Хорошо, я вас слишком обоих люблю. Поздравляю. Только не скрывайте от меня больше ничего.

Мы обещали. Вот так мой выпускной стал одним из главных дней в моей жизни. Потом мы гуляли, встречали рассвет, строили планы на будущее и целовались с Глебом на глазах у изумленной публики.

Мысли вслух

Да! Белое платье с пышной юбкой, фата до пола, прическа — и Он во фраке. Вот мечта любой советской девочки после окончания школы.

А что потом? Завтраки, обеды и ужины, магазины с их длинными очередями, быт. Быт! Быт! Болото! Ровно через год после первого курса болото стало моим привычным состоянием.

Я любила мужа. Я говорила себе это каждый божий день, я говорила себе это утром, когда звонил противный будильник и играл песню про тонкую рябину, я говорила себе это под душем после секса, и вечером, когда мы вместе возвращались домой после занятий.

Что-то изменилось? Нет, не изменилось. Просто живем теперь вместе с его мамой, потому что нельзя ее оставить одну. Да и выбор у нас не велик. Либо с его мамой в её двушке, либо с моими родителями в их двушке. Может, свекровь на меня так влияла, но кайфа от проживания с ней в одной квартире я не испытывала. Утро начиналось с того, что как только мы с Глебом в своей спальне открывали глаза, мы сразу видели свекровь на лоджии, общей лоджии на две комнаты. Она невинно поливала цветы и посматривала к нам в окно.

— Она не нарочно, — говорил Глеб. — Она ревнует. С точки зрения психологии это объяснимо, — и дальше в течение часа излагалась теория Фрейда, объясняющая неадекватное с моей точки зрения восприятие матерью сына.

В принципе, Евгения Лазаревна была очень неплохой женщиной. Она работала врачом-патологом в Боткинской больнице, была на хорошем счету и единственным её недостатком была безумная, патологическая любовь к сыну.

Еще я никак не могла разобраться в отношении к нам, то есть ко мне и Глебу, Таньки Луневой. Раньше, до нашей свадьбы, она была лучшим другом нам обоим. А теперь стала подкалывать и как будто завидовать. А ещё она периодически подмигивала Глебу и строила глазки. Я не могла определиться, как относиться к такому проявлению дружбы. Но она моя подруга, моя единственная подруга. Мы столько лет дружим, мы выросли вместе, как я могу думать о ней плохо? И я не думала, тем более что Глеб меня любил, и я была счастлива. Вот окончим учебу, выйдем на работу и заведем ребенка. Я очень хотела малыша. Я понимала и чувствовала, что я буду хорошей матерью, и я мечтала.