Жанна Даниленко - Катя

— Чему радуешься? Добилась своего? Сейчас поменяю.

— Ты говорил с Любой?

— Да. И вчера, и сегодня с утра.

— Я боялась, что ты будешь шуметь на нее.

— За что? Она была в шоке. Я пытался ей объяснить, Катя, что мы с тобой не за ее спиной, а просто мы с тобой. Она так горько плакала. Она хорошая, Катя, ты не думай.

— Я знаю, Саша. Да, она хорошая, не изолируй ее от семьи. Она должна быть с нами.

— Поздно, Катюша, — взгляд моего мужчины снова стал жестким и отстраненным. — Она беременна и знаешь от кого? В жизни не догадаешься. — Он помолчал немного, глядя себе под ноги. — Я только что узнал, кто совратил мою дочь.

Я молчала. Я знала, что сейчас он вдохнет поглубже и всё мне расскажет. Он все мне рассказывал, всё. По жизни, по работе, про отношения, всё. Иногда он просто выговаривался, заново обдумывал и взвешивал происходящее. Я же была счастлива, что всё он несет мне. Насколько же я важна для него. Я его часть.

Он встал с дивана подошел к столу и взял в руки листки, на которые смотрел, когда я вошла.

— Вот, Катя, посмотри. Борисов принес статью для журнала «American Journal of Therapeutic Medicine». Ты видишь, он сказал, что это его девушка ему перевела, почерк у нее красивый. Я знаю почерк дочери, как русский, так и английский. Утро она проводит в обнимку с унитазом и я узнаю, что стану дедом. А теперь я знаю, кто обрюхатил мою дочь. Как?!

— Ты знакомил их?

— Нет. Она видела его однажды. Я ему книги давал у нас во дворе. Затем спрашивала о нем. Но я посмеялся. Я не думал, я даже не предполагал. И потом, Сашке нравились другие, она со своей худобой явно не в его вкусе. А она, глупенькая, любит его.

Он вздохнул и с горечью смотрел на меня.

— Саша, Сашка хороший. Может, все не так плохо, как тебе кажется?

— Он бабник. Ты бы хотела такого мужа?

И тут я рассмеялась. Я не могла остановиться, я все смеялась и смеялась, а мой мужчина с улыбкой смотрел на меня, не понимая, что вызвало мое веселье.

— Что ты, Катя? — наконец спросил он.

— А ты не бабник, Саша? Чем ты отличаешься от Сашки? Возрастом и тем, что ты со мной последние девять лет?

И он тоже начал смеяться.

— Я понял, Катя. Я так много пережил со вчерашнего вечера, мы пережили. Но ты… ты мое счастье.

Потом он рассказывал о своих мыслях и чувствах, он говорил и говорил, и улыбался и целовал меня. Он обещал вечером поговорить с Любой, потому что молодежь надо подтолкнуть к правильному решению. Потом пел дифирамбы Борисову, потом опустил его ниже плинтуса из-за его амурных похождений, потом снова стал его восхвалять. Но самое главное, что он успокоился. Он все узнал и все встало на свои места. И все теперь решится.

А я думала о Любе, о том, что ее сказка оказалась былью. Она встретила своего принца с синими, как утреннее небо, глазами. Я желала ей только счастья, к тому же знала, что он влюблен. И, по всей видимости, именно в нее.

— Собирайся, Катя. И Сашеньку собирай, мы едем ко мне домой. Надо Любу с Сашей поздравить.

Я быстро оделась. Саша уже пританцовывал от нетерпения у двери.

— Как тебе удалось поставить все точки над «И»? — спросила я любимого мужчину.

— Потом, Катя. Они зарегистрировались. Я даму в ЗАГСе чуть не приковал к рабочему месту, пока их не довез до нее и она наконец совершила обряд. Моя дочь замужем, — он как-то безысходно развел руками. — Я заехал в мебельный, заказал спальню и кабинет для Саши. Будет подарок. Все, поехали, Катюша.

Он суетился, нервничал и волновался так, что руки дрожали. Мы заехали в цветочный, он никак не мог выбрать розы. Вот сейчас он был старый, я видела — насколько. Старый, потерянный и слабый.

— Папа, купи вот эти, оранжевые, — попросил наш сын.

— Да, ты прав, эти, — он купил двадцать одну розу и мы поехали к Любе.

Сашенька сразу кинулся к ней. Они обнялись. Она целовала моего мальчика, прижимала к себе и слезы катились по ее щекам. Как давно я не видела ее! Девочка выросла, стала необыкновенно милой девушкой. Среднего роста, совсем не маленькая. Тоненькая до ужаса. Ни капли косметики. Но до чего же хороша. У нее были потрясающие выразительные глаза, тонкие черные брови. Немного пухлые губы, может, потому, что она сейчас плакала. Я обратила внимание на ее руки, тонкие с очень длинными пальцами. На правой поблескивал золотой ободок обручального кольца. Я поймала себя на мысли, что завидую ей. Она замужем, а я…

В коридоре показался Сашка Борисов. Его лицо при виде меня с Сашенькой надо было видеть. Там было все. Удивление, насмешка, сарказм. Его ехидную улыбку словами описать просто не возможно.

— Борисов, одно неуважительное слово в адрес моей жены — и тебе не жить. Я даже не посмотрю, что ты мой зять, — с неподдельной угрозой произнес мой мужчина.

Сашка пожал плечами и сказал:

— Да мы вообще-то друзья. В лучших традициях этого слова. Я в ее жизнь никогда не лез и нем как рыба.

Я невольно рассмеялась. Дальше мы с Любой накрывали на стол. Еду доставили из какого-то ресторана, и мы все оформляли. Я пыталась заговорить с ней, но безуспешно, она молчала. Затем пришли гости. Я удивилась, оказывается, Вовка Тельман женат на дочери Маши. Его жена Евгения мне не понравилась. Нет, не внешне, но нагловатая, распущенная, глубоко беременная девица оказалась подругой Любы. В голове не укладывалось. Они настолько разные, как день и ночь прямо. Колька Егоров выглядел ошалевшим. Он глаз не сводил с моей падчерицы. Я отметила, что у него очень приятные родители — тактичные, интеллигентные. Хорошие у Сашки друзья. Мне они симпатичны оба. Саша выглядел счастливым. Люба — потерянной. Как я ни пыталась, она со мной так и не заговорила.

— Ничего, Катя, она отойдет. Она за то, что мы скрыли Сашеньку, сердится. Ты пойми, — пытался втолковать мне, неразумной, Александр Валерьевич. А я, неразумная, прекрасно понимала, что чувствует Люба и ела себя поедом за то, что пошла на поводу у ее отца. Надо было доказать свою правоту, а я как всегда — в кусты.

В районе двенадцати гости разошлись. Сашенька уснул, и мой мужчина унес его в свою спальню. Люба категорически отказалась ночевать в комнате отца. Он настаивал, хотя бы до установки новой мебели. Но она ни в какую. И Сашка Борисов ее поддержал, сказав, что на ее кровати они вдвоем вполне поместятся. Потом он отпустил пару шуток, что если Любу положить на бок, то она сольется со стенкой. И вообще она места не занимает. Затем рассказал еще пару анекдотов про дистрофиков.

Мы с Сашей мыли посуду.

— Ты сможешь ее беречь? — вдруг спросила я, переходя на личное.

— Надеюсь. Я не знал, что она дочь шефа. До сегодняшнего дня не знал, а ведь мог вспомнить. Все думал, где видел раньше ее глаза. Мы встречались с Любой раньше. Так, мимолетно, на елке. Я тогда решил стать врачом.

— Ты совсем не помнил ее?

— Нет, только сейчас вспомнил. О ней говорили плохо, мать моя и ее подруга. Я злился. Она была такой хрупкой и уязвимой, теперь я вспомнил. Я пригласил ее танцевать, но что-то случилось, и отец увел ее. Теперь я понимаю, что массовая травма важнее утренника. А тогда я думал, что это подвиг — помогать людям. Я в Москву ехал к Корецкому, понимаете, у меня все надежды были связаны только с ним. Он для меня столько сделал, а я соблазнил его дочь. В голове не умещается.

— Жалеешь?

— О чем? О Любе? Нет, я люблю ее. Верите, нет, но по-настоящему. Жалею, что не по-людски получилось. Я даже не знал, что ей было всего семнадцать. Шеф не простит. Он обещал, что за это я отвечу. Отвечу, куда деваться. Если бы я знал раньше, я повел бы себя по-другому, но женился бы на ней все равно. Даже если не сегодня, а позже. Даже если бы знал, что она его дочь. Я бы не отступился. Она моя женщина.

Он застенчиво улыбался и был чертовски хорош. А я вспоминала, как она потолок красила в голубой цвет — цвет его глаз. Неужели можно полюбить в пять лет так, чтобы на всю жизнь? Так, чтобы боги смилостивились и послали тебе именно его? Что такое судьба? Вот ее судьба была встретить свой голубоглазый идеал. А моя? Быть любовницей стареющего академика? Матерью его сына? Что ж он меня замуж не зовет, а я хочу. Почему не пошла, когда звал? Боялась показаться как все? Но все-то замужем, а я любовница. Хочу как все, чтобы кольцо на пальце, чтобы не прятаться и не скрываться и везде с ним. Неужели он стесняется меня? Вон и Сашку предупредил, чтобы молчал. А я огласки хочу. Хочу, чтобы знали — я его. И Сашенька у меня Замятин. Вот дура! Он должен быть Корецким. Он сын своего отца. Господи, какая я дура!