Жанна Даниленко - Катя

— Я буду.

Он волновался, я слышала нотки в голосе, выдающие волнение. Я слишком хорошо его знала, но сейчас мне было все равно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ровно в час в мой кабинет вошла Аллочка. Мы с Ромой пили кофе.

— Екатерина Семеновна к вам мужчина, такой… такой брутальный.

— Пригласите, пожалуйста.

Через минуту Глеб уже входил в мой кабинет.

— Катя!..

Я представила их с Ромой друг другу, они осматривали один другого, как два петуха перед боем. Рома вышел, и мы остались одни.

— Кофе будешь?

— Крутой у тебя кофе. Две ложки.

— И две сахара, я помню.

— Где кофе берешь?

— Муж привозил из командировок, друзья ему привозили, он любил хороший кофе. Присаживайся, что стоишь.

Я налила ему кофе, поставила конфеты, печенье.

— Катя, ты ничего не объяснила. Ты сказала, что тебе срочно нужна моя помощь. Я готов. Рассказывай.

— Глеб, я надеюсь на твою порядочность. Я прошу тебя пообещать, что ты никогда, ни при каких обстоятельствах не разгласишь эту информацию.

— Катя, говори, я обещаю.

— Глеб, ты знаешь, что у меня есть сын?

— Да, мне говорили. Он в порядке?

— Да, с ним все хорошо. Полтора месяца назад умер его отец, мой муж, академик Корецкий.

Повисла пауза. Он смотрел мне в глаза, а я понимала, что сейчас расплачусь. Но я не могла показать свою слабость при Глебе.

— Подожди, Катя, Корецкому было восемьдесят, да, он великий ученый, но ты и он? Я даже подумать не мог. Ладно, это твое дело. Насколько я могу судить, ты переживаешь, твой сын тоже, но вам не нужна моя помощь. Тогда кому?

— Любе, Любе Корецкой.

— Любе, интересно, я знаю ее… Отец приводил ее на консультацию, когда ей было четыре года. Ее поведение его беспокоило. Приводил он ее, естественно, не ко мне, а к моему руководителю, я только начал работать. Я запомнил ее потому, что у нее интеллект намного выше, чем у обычных людей. У девочки непростая судьба, она подвергалась негативному психологическому воздействию еще в утробе матери. Отец у нее тоже не подарок. Прости, но это факт… Мы ее тестировали, поняли, что ей нужно, и он смог решить проблему. Каждые полгода до двенадцати лет мы беседовали с ней. Она оставалась гениальной и была в порядке. Затем он отправил ее в Америку. Через четыре года он привез ее домой, она прошла курс психотерапии для лечения наркотической зависимости. Она достаточно легко отказалась от наркотиков, но не смогла бросить курить и уменьшить количество кофе. Как видишь, я хорошо знаю твою падчерицу. Больше мы ее не видели. Я как-то случайно встретил Корецкого в министерстве, он сказал, что у нее все хорошо, что она замужем, у нее ребенок, она защитилась. Что случилось с девочкой теперь?

— У нее умер отец.

— А до этого?

— Эклампсия, пришлось делать кесарево в тридцать недель. Ребенок выжил, но чего это стоило!

— Что она делает? В чем ее проблема?

— Она ушла в себя, ее не волнуют даже дети. Она нуждается в постороннем уходе.

— Кто ее муж? Он с ней?

— Да, конечно. Он любит ее. Ее муж — профессор Борисов. Я прошу тебя, Глеб, ты должен молчать об этом. Твое слово может разрушить их карьеры, сломать семью, сделать несчастными двух маленьких детей.

— Катя, я молчал всегда, теперь — тем более. Не волнуйся. Мне надо ее увидеть.

— Да, я предупрежу Романа и пойдем.

До дома мы шли молча. Каждый думал о своем. Двери открыла Марина Сергеевна.

— Добрый день, потише, пожалуйста, Мариша уснула. Кричала два с половиной часа. Она теперь ест только ночью и утром, когда Саша ее кормит. Я хоть ночью сплю, а у Саши не получается. Он высох совсем, круги под глазами и что-то он пьет, какие-то таблетки. Мне его жалко, свалится, что делать с детьми? Я не тот человек, кто им нужен, я своих не воспитывала. Екатерина Семеновна, сделайте что-нибудь.

Я отмахнулась от нее, как от назойливой мухи.

— Где Люба?

— Как обычно, в кабинете отца. Вот угораздило моего сына жениться на ненормальной. Она и так меня не очень жаловала, скорей, терпела. Будто ей с Сашей жилось плохо! Он ее чуть ли не на руках носит, где еще такого мужа найдешь? А она, неблагодарная… Сидит теперь там, закрывшись, а я с девочкой справиться не могу.

Удивление пробежало по каменному лицу Глеба.

— Да, Катя, я понимаю, тут причина не одна. Кстати, она какой врач?

— Хирург.

— То есть постоянные стрессы. Ладно, пойдем к ней.

Мы вошли в кабинет. Его кабинет. Тут все еще пахло, как при нем, дышало им. Было его… Тяжелые шторы были закрыты. В комнате темно, на диване сидела Люба, она смотрела в никуда. Первым делом Глеб открыл шторы. Люба не шевельнулась.

— Катя, оставь нас вдвоем. Не заходи, с ней все будет хорошо, сейчас я заставлю ее выйти из своей конуры, а дальше попробую поговорить.

Я ушла на кухню, стала готовить еду. К мне пришел Валерка. Мы обнялись, и он стал рассказывать все свои новости, обиды, переживания. Он прижался ко мне, как обычно делал мой Сашенька, как бы пытаясь получить свою долю тепла. Мы так довольно долго с ним просидели, а потом я ему дала задание и мы стали готовить вместе.

— Бабуля, а где теперь дедушка? Я так по нему скучаю. Он скоро вернется?

И я стала объяснять, что такое вечность, что мы здесь просто прохожие, и наступает день, когда наши пути расходятся, а потом уже никогда не пересекаются. Вот так, убеждая его в том, что дедушка уже не вернется, я поверила, что, может, и есть другой мир, и мы там встретимся. А как же иначе? Ведь иначе и быть не может. И все свои мысли я говорила внуку. Нашему с ним внуку.

— Бабуля, давай потом, ты потом к деду, а пока с нами, а то мы без тебя никак не можем.

Я рассмеялась такому взрослому и одновременно детскому заявлению нашего внука.

Саша вернулся домой пораньше. Прямиком прошел к кабинету моего мужа, открыл двери и остолбенел. Люба разговаривала с каким-то мужчиной. Ее лицо было все в слезах, она всхлипывала, но она говорила. Она общалась, она была живой.

— Добрый день, извините, вы кто?

— Я Глеб Ефимович. А вы Александр?

— Да. Люба, ты кушать хочешь? Или, может, принести воды?

— Сядь рядом. Где Мариша?

— Еще не знаю, но в доме тихо. Наверно, спит.

Он сел рядом с ней, обнял. Она прильнула к его плечу и мгновенно уснула.

— Глеб Ефимович, вы совершили чудо.

— Положите ее в кровать и закройте эту комнату на ключ. Вы раньше не могли попросить помощи?

— Я не знал, к кому обратиться. Это очень деликатный вопрос, а Люба слишком талантлива.

Я слушала их разговор, и мне становилось легче. Я смогла ей помочь, я сделала это для нее, и в первую очередь — для ее отца.

Я пригласила всех к столу, мы с Валеркой накрыли в гостиной. Я подавала, убирала, ухаживала и все поглядывала на рояль, казалось, что сейчас он войдет и скажет: «Хочешь, я сыграю для тебя, Катя?». Но уже не войдет, и играть будет не он…

После того, как все поели, Глеб обратился к Борисову:

— Александр, не отказывайтесь от моей помощи, вам тоже нужно со мной поговорить.

— Может быть.

Они с Сашей разговаривали, пока я убирала со стола и мыла посуду. Я не прислушивалась, главное — Люба. А Саша — он сильный.

Затем мы ушли, Глеб решил довести меня до моего дома.

— Катя, мы не виделись столько лет. Я думал о тебе, но всегда боялся встречи.

— А я нет. У меня была очень интересная и насыщенная жизнь.

— Катя, сегодня я пожалел, что мы расстались. Надо было смириться с твоей работой, и у меня была бы семья.

— Нет, Глеб. Наш брак был ошибкой. Хорошо, что мы вовремя это исправили. Ты не моя половинка. А вот они — моя семья.

— Слышала? Завтра Люба выходит на работу.

— Я знаю, была у них вчера. Пора.

— Катя, отношения не изменились?

— С кем? С Любой? У нас всегда были очень теплые отношения, с первого знакомства. Ты думаешь, смерть моего мужа могла что-то изменить? Рома, мы только еще больше сблизились. У нее, кроме семьи, есть только мы с Сашенькой. И запомни: она мне дочь, а ее дети — мои внуки. Я и убить за них могу!