-С какой стати?
-Потому что это и мой дом, - мягко заметила я.
-Надо же! Как это ты вспомнила? – подбоченившись, язвительно бросила бабушка.
-Я и не забывала, - совсем тихо, потому что крыть свое двухмесячное молчание мне нечем.
-А где же тебя черти-то носили?
На это мне ответить нечего. Да, не звонила. Да, виновата. Но и вы, простите, не особо себя утруждали. Вслух я этого, конечно, не сказала. И без того атмосфера напряженная, но бабушка мой взгляд расценила по-своему и понеслась душа в рай.
-Что, стыдно? И правильно! Мало того, что врала безбожно, так еще и устроила не бог весть, что! Мать в могилу чуть не загнала, а теперь явилась королевишна, в шубе соболиной. А что мать на лечение ели как кредит взяла, так это разве тебя волнует. Плевать ты на все хотела. Главное, что тебе хорошо. Кто выгоден, к тому и ластишься. А что всю жизнь на тебя мать горбатилась, все тебе отдала, ВСЕ-это ты забыла, стоило чуток тебя против шерстки погладить! Сволочь ты, больше никто! –сплюнула бабушка.
Я же сверлила пол, затуманенным слезами, взглядом, не в силах поднять глаза. В этих словах не было ни грамма правды, но все равно больно и обидно. Так это несправедливо, так унизительно! Неужели я действительно заслужила все это?
-И не надо тут передо мной крокодильи слезы лить! Откуда приехала, туда и шуруй!
-Я пошурую, не волнуйся!- огрызнулась я сквозь слезы, - Ты только скажи, где мама проходит реабилитацию, и счет свой напиши, деньги перечислю.
-Пошла вон отсюда! Благодетельница тоже выискалась! И к матери не смей соваться, только успокоилась она бедная. Ей сейчас покой нужен, а не на тебя - срамоту, смотреть. И деньги свои запихай в то место, которым их заработала! - прокричала бабушка, отталкивая меня от двери, собираясь ее захлопнуть, но во мне откуда-то взялись силы, и я не позволила это сделать. Вцепилась мертвой хваткой и закричала, надрывно, давясь слезами:
-Что ты несешь?! Кто я, по-твоему? Ты что, совсем?
-Подстилка – вот ты кто! И мразь последняя раз на какой-то хрен зажранный семью променяла. Убирайся отсюда, чтобы глаза тебя мои не видели! – прорычала бабушка и, толкнув меня, захлопнула дверь.
Я же заорала. Вот так на весь подъезд. Подскочила, заколотила руками по двери, разбивая костяшки, пинала ее, крича какие-то ругательства, пока не захлебнулась рыданиями. И словно по щелчку вся эта ярость улетучилась, осталась только опустошенность и бессилие. Сползаю по стене, утыкаюсь в колени и реву.
Не знаю, сколько я так сидела. Что-то во мне надломилось в очередной раз. Ощущаю себя так, словно я убитая бабочка, распятая на кусочке бархата. Красивая, но не способная противостоять хоть чему-то в этом мире. Каждый так и норовит поймать, и прикрываясь благими намерениями, оборвать крылья.
Встаю, голова кружится, как у пьяной, в висках стучит. Выхожу на улицу, бреду некоторое время по дороге, пытаясь, успокоится. Но не получается, сцена словно на «репите»- прокручивается раз за разом, травя душу. Вот ответьте мне, что я такого сделала? Дело во мне или родственники у меня ку-ку? Ладно, я согласна, встречаться с сорокалетним мужчиной – это не то, чего желают для своего ребенка. Но если уже так случилось, неужели стоит устраивать подобное представление? Чего ради? Чтобы я что-то поняла? Так и без них мне все предельно ясно. Но если люблю я его, если без него зашиваюсь, если он - биение моего сердца, что мне теперь сделать? Вырвать его к чертям что ли? А как жить-то тогда? Как жить мне без него, если он все, абсолютно все для меня?
Да и почему я должна это делать? Немаленькая уже, с какой стати они будут лезть ? Пусть идут к черту со своими претензиями! Единственное в чем я перед ними виновата, так это в обмане, насчет учебы. Все остальное - это мое право!
Злость приводит меня в чувство, да и мороз ощутимо дает о себе знать. Лезу в сумку, чтобы достать телефон. Нужно вызвать такси, заселиться в какую-нибудь гостиницу, завтра узнать у тети Кати, где мама, съездить к ней, а там уже попросить Олега о помощи. Впрочем, мое месячное содержание вполне способно покрыть расходы за санаторий. Понимание этого несколько смущает, и становится неловко. Но эти мысли быстро отходят на второй план, а точнее вовсе исчезают из головы, стоит мне заметить в сумке разрез сбоку и отсутствие телефона и кошелька со всеми деньгами, кредитками.
Замираю, непонимающе глядя в пустую сумку, хлопаю тупо ресницами, надеясь, что это обман зрения, а потом принимаюсь лихорадочно перебирать оставшиеся в сумке вещи. Ищу, как чокнутая, понимая, что ни черта не найду, но все равно продолжаю, пока мой нервоз не достигает апогея. Отбрасываю с психу проклятую сумку, едва ли не топая ногами от бессилия, а потом на меня нападает истеричный смех.
Боже, это только со мной может такое приключится! Вечная лохушка! Суки, чтоб вы там подавились, уроды гребанные!
Хочется орать от этого дурдома вселенских масштабов. Похоже, меня решили доконать окончательно. П*здец! Просто гигансткий, долбанный П*ЗДЕЦ!
Что теперь делать? К бабушке не пойду, я лучше реально некоторыми местами начну подрабатывать. К бывшим подругам – тоже не вариант. Остается только один человек –Гладышев. Впрочем, только он у меня и есть. И только его номер я знаю наизусть. Думать о том, что Олег не ответит на звонок или какой нагоняй меня ждет в случае, если ответит, не хочу. Сейчас главное-позвонить, иначе я просто утону в истерике. Оказаться на улице без денег и телефона в двенадцать часов ночи и тридцатиградусный мороз – это я вам скажу фееричный расклад. Но я стараюсь не поддаваться панике, подавляю в себе страх и дурные мысли, и отправляюсь на поиски телефона в места, где в двенадцать ночи могут быть люди.
Но найти людей, как оказалось, не самая большая проблема. Сложнее не получить отказ на просьбу о звонке. И даже моя соболиная шуба не спасала положение. У девяноста процентов людей в двадцать первом веке просто на просто «нет телефона», либо есть, но дадут они его на извращенных условиях – это касательно мужчин, хотя назвать их так можно с натяжкой. В общем, кругом одни уроды. Хотя я их понимаю, сама такой же была. Всегда опасалась, что обворуют. Но неужели по мне не видно, что на фиг мне их телефон не сдался. Я даже готова свою эту шубу променять на один-единственный звонок. Но, слава богу, нашелся добрый человек среди этой кучки равнодушных тварей. Набирая заветный номер, я едва ли не молилась, чтобы Гладышев ответил. И он, как и всегда, не подвел.
-Алло!- раздался раздраженный, заспанный голос моего любимого, и на меня нахлынуло такое облегчение, что я едва удержалась на ногах. Даже будучи за пару сотен километров, Гладышев казался всемогущим, и проблемы переставали быть проблемами, ибо я знала, он решит их в течение пары часов. И от этого все напряжение мое схлынуло, а самообладание, державшееся на голом адреналине, лопнуло, как мыльный пузырь, и перекрытые краники рвануло. Я начала реветь в трубку, не в силах подавить истерику и что-то сказать.
-Чайка?!- недоуменно воскликнул Олег, а потом голос в миг трансформировался из сонного в напряженный, угрожающий,- Где ты?
Но я начала реветь с еще большей силой, а потому лишь заикалась, пытаясь ответить на его вопрос.
-Что, мать твою, случилось? Куда ты опять врюхалась?- заорал он.
-Я…я…я,- глоток воздуха под нетерпеливое сопение в трубке,- Меня обокрали, все украли, все вещи.
-Жаль, что тебя в придачу не прихватили, - съязвил он, а потом с тяжелым вздохом добавил, - Где ты?
-В Рубцовске.- прорыдала я.
-И какого хера ты там, в Рубцовске, забыла? – процедил после небольшой паузы, во время которой, видимо, переваривал мой ответ.
-К маме поехала, она болеет, - я начала тараторить, быстро пересказывая все, начиная с тети Кати, заканчивая моим поиском телефона. Олег молчал даже, когда я закончила свой рассказ и продолжила реветь.
-Значит, так, успокойся и послушай меня!- произнес он таким тоном, что я сразу как-то внутренне подобралась и прекратила плакать. – Ты сейчас идешь на вокзал, проходишь в зал ожидания, садишься туда, где людно и ждешь, никуда не рыпаясь и не показывая, что ты в отчаянном положении. Ты меня поняла?
-Да.
-Что да?- рявкнул он.
-Поняла, не дура!- буркнула я.
- Если б ты дурой не была, сидела бы на жопе ровно,- бросил он раздраженно. Мне, конечно, хотелось возразить, но я была не в том положении, чтобы пререкаться. А он уже сворачивал разговор, - В общем, давай, иди, жди.