Одри подошла к нему и сняла все оборудование, которое на нем висело.
– Возможно, но, сидя перед телевизором, ты увидишь только большое темное пятно.
Она потянула его к скамейке у берега и стала складывать свое хозяйство, потом выпрямилась и извинилась перед Матиасом.
– Ты был замечательным гидом, – признала она.
– И на том спасибо, – лаконично отозвался Матиас.
– Все в порядке?
– Да…
Она положила голову ему на плечо, и оба молча наблюдали, как по реке медленно ползет пароход.
– Знаешь, я тоже об этом думаю, – прошептал Матиас.
– О чем ты думаешь?
Они держались за руки, переплетя пальцы.
– И мне тоже страшно, – продолжил Матиас. – Но это не важно, что мы боимся. Сегодня ночью мы будем спать вместе, и это будет полный провал; по крайней мере, каждый из нас теперь знает, что другой тоже знает; то есть я теперь знаю, что ты знаешь…
Чтобы заставить его замолчать, Одри закрыла его губы своими.
– Кажется, я проголодалась, – сказала она, вставая.
Она взяла его под руку и повела к башне. На верхнем этаже сквозь огромные оконные проемы открывался потрясающий вид на город…
Одри нажала на кнопку, и кабина пошла наверх. Стеклянный лифт передвигался в прозрачной клетке. Она показала ему огромное колесо вдали; на таком расстоянии возникало ощущение, что они находятся даже выше, чем колесо. Обернувшись, Одри обнаружила, что лицо Матиаса белей полотна.
– Ты в порядке? – встревоженно спросила она.
– Нет! – еле слышно отозвался Матиас.
Не имея сил двинуться, он выпустил камеру и сполз по стене на пол. Прежде чем он потерял сознание, Одри изо всех сил обняла его, прижимая его голову к своему плечу, чтобы он не мог видеть пустоту. Она обвила его руками, пытаясь защитить.
Прозвенел колокольчик, и двери раскрылись на последнем этаже, прямо перед входом в ресторан, у стойки администратора. Элегантный мажордом с большим удивлением уставился на парочку, слившуюся в объятии столь страстном и нежном, что их радужные перспективы не вызывали сомнений. Метрдотель нахмурился, колокольчик прозвенел снова, и кабина пошла вниз. Через несколько мгновений такси мчалось в Брик-Лейн, унося с собой влюбленных, так и не разомкнувших объятий.
Простыня сползла к бедрам; Матиас перебирал пряди ее волос. Она положила голову ему на грудь.
– У тебя есть сигареты? – спросила Одри.
– Я не курю.
Она потянулась, поцеловала его в шею и открыла ящик ночного столика. Пошарила рукой, нащупала кончиками пальцев завалявшуюся пачку сигарет и зажигалку.
– Я была уверена, что он покуривает, этот врун.
– Какой врун?
– Приятель фотограф, которому наш канал снимает эту квартиру. Он уехал на шесть месяцев в Азию делать репортаж.
– А когда он не в Азии, ты его часто видишь, этого приятеля?
– Это просто приятель, Матиас! – заверила она, отбросив одеяло.
Одри встала. Ее высокий силуэт приблизился к окну. Она поднесла сигарету к губам, замерцал огонек зажигалки.
– На что ты смотришь? – спросила она, прислоняясь лбом к стеклу.
– На завитки дыма.
– Почему?
– Просто так, – ответил он.
Одри вернулась к постели, вытянулась рядом с Матиасом и кончиком большого пальца ласково обвела его губы.
– У тебя слеза в уголке глаза. – И она слизнула слезу языком.
– Ты такая красивая, – прошептал Матиас.
Антуан поежился и натянул одеяло повыше, оголив тем самым пятки. Он открыл глаза, стуча зубами от холода. В гостиной царила полутьма, Софи уже не было. Он пошел за пледом; поднявшись на лестничную площадку, приоткрыл дверь Матиаса и увидел, что кровать нетронута. Он зашел в комнату сына, забрался под перину и положил голову на подушку. Луи повернулся и, не открывая глаз, обнял отца; так прошла ночь.
Дневной свет заливал комнату. Матиас зажмурил глаза, потянулся и пошарил рукой по кровати. Заметив записку, лежащую на соседней подушке, он рывком сел и развернул листок.
«Я уехала за чистыми кассетами, ты спал ангельским сном. Постараюсь вернуться как можно быстрее. Целую, Одри.
P. S. От кровати до пола не более пятидесяти сантиметров, будь спокоен!»
Он положил записку на ночной столик и протяжно зевнул. Подобрав джинсы, брошенные в ногах, он обнаружил рубашку у входа, трусы на стуле рядом и принялся искать остальные предметы одежды. В ванной он подозрительно оглядел пучок зубных щеток, торчащих во все стороны из стаканчика, как в игре «микадо». Взял тюбик зубной пасты, стряхнул в раковину первую выдавленную порцию, а следующую намазал себе на указательный палец.
Он перерыл всю кухню, но обнаружил только две полупустых коробки чая в шкафу, старый пакет с сухарями в глубине полки, пачку соленого масла на решетке в холодильнике и собственные носки под столом.
Мечтая оказаться в каком-нибудь месте, где ему подадут сколько-нибудь приличный завтрак, он торопливо оделся.
Одри оставила связку ключей на виду, на круглом столике в прихожей.
Судя по их размерам, не все они предназначались для замочной скважины этой квартиры. Скорее всего, здесь были и ключи от парижской студии Одри, о которой она рассказывала этой ночью.
Он пропустил сквозь пальцы шнурок с помпоном, который был прицеплен к кольцу с ключами. Глядя на помпон, он принялся размышлять о том, как повезло этой вещице. Он представлял себе ее в руках Одри, всегда рядом с ней в сумочке, Одри вертела ее в пальцах, разговаривая по телефону или секретничая с подругой. Когда он осознал, что завидует помпону с брелка для ключей, то опомнился. И впрямь пора было пойти что-нибудь съесть.
Вдоль тротуара выстроились домики из красного кирпича. Сунув руки в карманы и насвистывая, Матиас зашагал к перекрестку, расположенному в конце улицы. Еще несколько развилок, и Матиас поздравил себя с тем, что нашел свое счастье.
Как и всегда по воскресеньям, на рынке Спитафилд царило оживление; прилавки ломились от сушеных фруктов и специй, привезенных из всех индийских провинций. Чуть подальше торговцы тканями разложили отрезы, привезенные из Мадраса, Кашмира, разноцветные пашмины. Матиас уселся на террасе первого попавшегося кафе и с распростертыми объятиями встретил представшего перед ним официанта.
Официант, который сам был родом из Калькутты, сразу распознал акцент Матиаса и с жаром рассказал, как сильно он любит Францию. Когда он поступил в университет, первым языком он выбрал французский, а потом уже английский. Сейчас он слушает курс международной экономики в университете. Он бы предпочел учиться в Париже, но жизнь не всегда предоставляет свободу выбора. Матиас похвалил его богатый словарный запас – это просто удивительно. Воспользовавшись счастливой возможностью изъясняться без помех, он заказал полный завтрак и газету, если по чистой случайности она завалялась где-нибудь рядом с кассой.
Официант с поклоном поблагодарил за заказ, который делает ему честь, и исчез. Сдерживая разыгравшийся аппетит, Матиас потирал руки – он радовался тем неожиданным моментам, которые дарила ему жизнь, был счастлив сидеть на этой солнечной террасе, счастлив потому, что скоро увидит Одри, наконец, не отдавая себе в этом отчета, счастлив потому, что счастлив.
Следовало предупредить Антуана, что он вернется только к вечеру, и, продолжая размышлять над тем, какие именно оправдания придумать своему отсутствию, он порылся в карманах в поисках мобильника. Наверно, оставил его в куртке. Он мысленно представил совершенно отчетливо, как она валяется, скомканная, на диване в квартире Одри. Что ж, пошлет сообщение позже, официант уже возвращался, держа на плече огромный поднос. Он расставил на столе целую батарею тарелочек и вазочек и пристроил рядышком вчерашний экземпляр «Калькутта экспресс», а еще «Таймс оф Индиа» от позавчерашнего дня; газеты были напечатаны на бенгальском языке и на хинди.
– Что это? – недоуменно вопросил Матиас, указывая на стоящий перед ним дымящийся суп из чечевицы.
– Это дхал, – ответил молодой человек, – а еще кислая халва, это очень вкусно! А в том стакане соленый йогурт, называется ласси, – добавил он. – Настоящий полный завтрак… по-индийски. Получите большое удовольствие.
И официант ушел в зал, радуясь, что сумел угодить клиенту.
Обеих посетила одна и та же мысль, хотя они не сговаривались; день был чудесный, и на Бьют-стрит толпились туристы. Пока одна открывала террасу своего ресторана, другая выставляла на тротуар цветы.