– Я не живу с Валентиной, она только заехала за дочерью.
– Самое ужасное не в том, что я увидела, как ты целуешься с ней на крыльце, ты в халате, а она такая красивая, какой я никогда не буду…
– Она не целовала меня, она сказала мне одну вещь, которую не хотела, чтобы Эмили слышала, – прервал ее Матиас, – если б ты только знала…
– Нет, Матиас, самое ужасное – это то, как ты на нее смотрел.
И поскольку он молчал, она дала ему пощечину.
Оставшуюся часть дня Матиас провел, рассказывая ей о своей новой жизни, о дружбе с Антуаном, о том, какие они с ним разные и как именно эти различия легли в основу удивительного понимания. Она слушала, не говоря ни слова, а чуть позже, когда он описывал каникулы в Шотландии, она чуть было не улыбнулась.
Этим вечером ей хотелось остаться одной, она была совершенно измучена. Матиас все понимал. Он сказал, что зайдет за ней завтра и они пообедают где-нибудь в ресторане. Одри приняла приглашение, но в голове у нее было совсем другое…
Когда он приехал на Клервил-гроув, то увидел, как за углом исчезает такси Валентины. Антуан и дети ждали его в гостиной. Луи провел потрясающий день с Софи. Эмили немного хандрила, но обрела всю ласку мира в объятиях отца. Этим вечером они вклеивали в альбом фотографии шотландских каникул. Матиас дождался, пока Антуан пойдет спать, постучал в дверь его комнаты и зашел.
– Попрошу у тебя немного отступить от правила номер два, и ты не будешь задавать мне никаких вопросов, а просто скажешь «да».
17
В доме царила необычная тишина. Дети повторяли домашние задания, Матиас накрывал на стол, Антуан готовил ужин. Эмили положила книгу на стол и тихим голосом принялась пересказывать страницу из учебника по истории, которую выучила наизусть. Запнувшись на одном из параграфов, она тронула за плечо Луи, корпящего над своей тетрадью.
– Сразу после Генриха Четвертого кто был? – шепотом спросила она.
– Равальяк! – откликнулся Антуан, залезая в холодильник.
– И вовсе нет! – убежденно заявил Луи.
– Спроси Матиаса, сам увидишь!
Дети обменялись заговорщицкими взглядами и снова уткнулись в свои тетрадки. Матиас поставил на стол бутылку вина, которую только что открыл, и подошел к Антуану.
– Ну, что вкусненького ты приготовил нам на ужин? – сладким голоском поинтересовался он.
В небе загремело, тяжелые капли дождя застучали по оконным стеклам.
– Перерыв на грозу! – провозгласил Антуан.
Немного позже Эмили записала в своем секретном дневнике, что больше всего на свете из еды ее папа ненавидит кабачковую запеканку, а Луи добавил на полях, что именно кабачковую запеканку его папа и приготовил в этот вечер на ужин.
В дверь позвонили, Матиас последний раз проверил перед маленьким зеркальцем у входной двери, как он выглядит, и открыл Одри.
– Заходи скорей, ты совсем вымокла.
Одри сняла плащ и протянула его Матиасу. Антуан поправил фартук и подошел в свою очередь поздороваться. Она была неотразима в своем маленьком черном платье.
Стол был элегантно накрыт на троих. Матиас подал запеканку, и потекла плавная беседа. Журналистка по натуре, Одри привыкла сама направлять разговор; а чтобы не говорить о себе, лучший способ – задавать побольше вопросов о других, и эта стратегия особенно эффективна, если ваш собеседник о ней не подозревает. К концу трапезы Одри узнала много нового об архитектуре, а вот Антуан только с большим трудом мог бы сказать, чем занимается независимый журналист-репортер.
Когда Одри спросила его, как прошли каникулы в Шотландии, Антуан с удовольствием решил продемонстрировать фотографии. Он встал, взял с полок один альбом, потом второй, потом третий и подсел к ней, подвинув стул поближе.
Переворачивая страницу за страницей, он вспоминал историю за историей, каждая из которых неизменно заканчивалась взглядом в сторону его лучшего друга и присказкой: «Нет, ну каков Матиас!»
И хотя сам Матиас изо всех сил пытался подавить раздражение, он предпочитал держаться в стороне, чтобы не нарушить взаимопонимание, установившееся между Антуаном и Одри.
К концу ужина Эмили и Луи, в пижамах, спустились, чтобы пожелать всем доброй ночи, и взрослым не хватило духу запретить им посидеть немного за столом. Эмили устроилась рядом с Одри, придя на смену Антуану. Она взяла на себя комментарии к фотографиям – на этот раз прошлогодних каникул, когда они ездили кататься на лыжах. Дело в том, по очереди объясняли Эмили и Луи, что раньше Папа с Папой не жили в одном доме, но они всегда ездили все вместе на каникулы, кроме рождественских, – с рождественскими получалось раз в два года, добавила девочка.
Одри листала третий альбом, Матиас, стоя на кухне, не спускал с нее глаз. Когда его дочка положила ладошку на руку Одри, его лицо озарилось улыбкой: он так и знал.
– Ужин был очень вкусный, – сказала Одри Антуану.
Тот поблагодарил и тут же указал на фотографию, наклеенную наискосок.
– А это мы сняли сразу перед тем, как Матиаса на носилках спустили с лыжни. Вот под этим красным вязаным шлемом я, а дети в кадр не попали. На самом деле ничего страшного с Матиасом не случилось, просто полетел вверх тормашками.
А поскольку Матиас уже давно грыз ногти, Антуан воспользовался случаем и несильно хлопнул его по рукам.
– Может, детсадовские фотографии трогать не будем, – в сильнейшем раздражении взмолился Матиас и снова принялся за ногти.
На этот раз Антуан дернул его за рукав.
– Мусс из трех видов шоколада с апельсиновой цедрой, – объявил Антуан вполголоса. – Обычно у меня все рецепт спрашивают, а на этот раз прямо не знаю, что случилось, он опал, – добавил он, помешивая поварешкой в большой миске.
Он с таким огорченным видом разглядывал свою стряпню, что Одри поспешила вмешаться.
– У вас есть колотый лед? – спросила она.
Матиас встал и принес плошку со льдом.
– Вот все, что есть.
Одри завернула кубики льда в полотенце и несколько раз сильно ударила им по кухонному столу. Когда она развернула ткань, внутри находилась снежная крошка, которую Одри тут же смешала с муссом. Несколько взмахов ложки, и десерт вновь обрел свою воздушность.
– Вот и готово, – заметила она, накладывая порции детям под завороженным взглядом Антуана.
– Десерт – и марш в постель! – велел Матиас Эмили.
– Ты им еще фильм обещал! – вмешался Антуан.
Эмили и Луи уже забрались на диван в гостиной, Одри продолжала накладывать мусс.
– Ему слишком много не кладите, – предупредил Антуан, – по вечерам у него бывает несварение.
Не обратив ни малейшего внимания на убийственный взгляд, который послал ему Матиас, Антуан подвинул свой стул, чтобы дать Одри пройти.
– Давайте я вам помогу, – настояла она, когда Антуан попытался забрать у нее из рук тарелки.
– Значит, вы всегда работали журналисткой? – приветливо поинтересовался он, открывая кран.
– С пяти лет, – со смехом подтвердила Одри.
Матиас встал, взял полотенце из ее рук и настоял, чтоб она вернулась в гостиную. Одри присоединилась к детям на диване. Как только она отошла, Матиас наклонился к уху Антуана:
– А ты, кретин, всегда был архитектором?
Продолжая его игнорировать, Антуан обернулся, чтобы посмотреть на Одри. Эмили и Луи прижались к ней, и по тому, как они пристраивали головы, было ясно, что сон уже на подходе.
Одри смотрела, как мужчины поднимаются по лестнице, неся на руках каждый своего ангелочка с сонным личиком. Когда они добрались до площадки, ни один из отцов не заметил, как дети подмигнули друг другу. А когда через несколько минут папы спустились вниз, Одри в плаще ждала их посреди гостиной.
– Мне пора, уже поздно, – заявила она. – Спасибо большое за чудесный вечер.
Матиас снял с вешалки свое пальто и объявил Антуану, что пойдет проводить ее.
– Я буду очень рада, если однажды вы поделитесь со мной рецептом вашего мусса, – сказала Одри, целуя Антуана в щеку. Она спустилась с крыльца под руку с Матиасом, и Антуан закрыл входную дверь.
– Возьмем такси на Олд-Бромптон-роуд, – предложил Матиас. – Все прошло хорошо, да?
Одри молчала, прислушиваясь к гулкому эху их шагов на пустынной улице.
– Ты очень понравилась Эмили.
В знак согласия Одри чуть заметно кивнула.
– Я хочу сказать, – добавил Матиас, – что если ты и я…