– Все кончено, Амалия. – Бьянка все мотает головой, как будто сама не может поверить своим словам.
– Ты не можешь этого знать. – Амалия гладит ее по щеке. – В тебе говорят злость и гордыня.
– И омерзение! – выкрикивает она, кипя от ярости и разочарования. И вдруг ухмыляется: – Через два дня он возвращается в Милан – он ведь завершил сделку. – Бьянка нервно пожимает плечами. – Я только что была в пансионате – там уже висит табличка о начале работ. Все уже решено. – Она морщится от отвращения. – Он поступил со мной так же, как со своим пансионатом, – все решил за меня. Никогда его не прощу за то, что он сделал. Ни уважения, ни внимания ни к моим чувствам, ни к собственному имуществу.
– Я тебя понимаю, – отвечает Амалия. – Ты думаешь, что попала в ловушку и не можешь за это простить, потому что ее для тебя расставил тот, кому ты доверяла. Но иногда те, кто нас ранит, на самом деле хотят нам помочь. – Она не может полностью быть на стороне Бьянки: в любви нельзя действовать, повинуясь гордыне и страху.
– Я не просила о помощи, – отзывается та непреклонно.
– Что было, то было, Бьянка. Не будь слишком сурова.
– А что же мне – быть мягкой? Может, еще войти в положение человека, который даже не понял, что действует по отношению ко мне неуважительно? Это он все разрушил.
– Не торопись с выводами, твое сердце сейчас разбито.
– Я сама разбита, – огрызается Бьянка, щелкая пальцами. Она так устала, что кружится голова, и ноги нестерпимо дрожат. – Прости, я немного прилягу на диван.
– Конечно, родная. – Амалия отпускает ее, как раненого зверя, который скрывается в лесу, чтобы зализать раны. – Я пока закончу готовить фруктовый салат.
Бьянка сворачивается в клубочек на диване и смотрит на себя в настенное зеркало: под глазами темные круги, волосы всклокочены, платье пропиталось потом. Затем видит на стене гобелен с головой Будды с ангельской улыбкой: «Все идет так, как должно идти», – будто говорит он. И все же хоть она и старается об этом не думать, но в ушах все еще звучит голос Маттиа и это его «я люблю тебя», повторенное несколько раз, которое она не захотела слушать. Эти слова, как острые осколки, вонзаются в мозг. Он и эта его фраза – после того как они предавались любви на скалах, поддаваясь желаниям, – единственному, что есть в этом мире настоящего. Именно это она и сделала – полностью отдалась ему. И теперь сожалеет о том, что пошла на поводу у инстинктов. На мгновение ей показалось, что она нашла то, что искала, – товарища по играм, который всегда ее поймет, мужчину, который защитит, но в то же время всегда сможет удивить, с которым никогда не будет скучно и который не будет пытаться ее переделать. Но она ошиблась. Маттиа был ее большой ошибкой. Иллюзией. Он не мужчина – всего лишь эгоистичный самец.
Она думает о том, что они друг другу не сказали, о том, что могли бы сделать вместе. Ярость внутри ее не отпускает – она злится на саму себя, и эта злость не помогает идти вперед, а только задерживает. Неужели так будет всегда – кто-то за нее будет выигрывать в ее матче с судьбой? Если бы ее отец Раньеро был здесь, он сказал бы: не к чему сокрушаться о совершенных ошибках, нужно извлечь из них урок и идти дальше. Но есть ли оно, это «дальше»?
– Родная. – Из водоворота мыслей ее вытягивает Амалия, легонько коснувшись плеча. – Я только хотела сказать, что к тебе заходили Хавьер и Пабло, насчет работы в клубе.
– Спасибо. Я схожу к ним завтра. – Из-за всего случившегося она совершенно забросила танцы – свою единственную страсть, которая никогда ее не предавала. С них-то и следует начать, если она не хочет окончательно потеряться. Амалия протягивает ей чашечку фруктового салата.
– Хочешь?
– Прости, я не голодна. – Бьянка не чувствует ни голода, ни жажды – лишь холод, снедающий ее изнутри. – Пойду приму душ.
– Ладно, не настаиваю. – Амалия ставит чашку на столик. – Отдохни, детка. Послезавтра приезжает твоя подруга, так?
– Да. – Бьянка встает с дивана и вздыхает: никогда бы не подумала, что будет встречать Диану в таком состоянии.
– Уверена, она сумеет вновь заставить тебя улыбаться.
– Я тоже на это надеюсь, – отвечает Бьянка. Сейчас ей хочется лишь одного: смыть с себя грусть в этот августовский вечер.
Долгая ночь Эйвиссы наполнена огнями и звуками Дальт Вилы.
Диана достает из косметички зеркальце и оглядывает себя. Кислотно-розовые волосы падают на лицо, как ленты, тушь потекла, щеки и грудь покраснели от солнца.
– Боже, ну и чудовище! – вырывается у нее, прямо посреди оживленной толпы порта. Затем она поворачивается к Бьянке и улыбается: – Да кому какое дело? Vamonooosss![110] – Она поспешно завязывает волосы, проводит рукой по ногам, стряхивая песок, налипший, когда они танцевали на импровизированной вечеринке в «Ноу Нэйм», чирингито в дальнем конце Плайя-ден-Босса.
– Дай сюда. – Бьянка вырывает зеркальце у нее из рук. – Детка, мы как будто из дому сбежали! – Она смеется: рядом с Дианой невозможно грустить или быть серьезной. Она здесь всего несколько часов, но вихрь хорошего настроения, что она с собой привезла, захлестывает Бьянку с головой – она будто заново родилась.
– Ты и так красотка, уж поверь мне, – замечает Диана. Она наносит на губы немного блеска, сбрызгивает шею туалетной водой.
Они веселились в «Ноу Нэйм» до заката, а потом переместились в «Нассау» и заказали гигантсткую тарелку креветок на гриле. Теперь они въезжают в старый город Эйвиссы, окутанный веселой атмосферой «Фьестас де ла Тьерра», одного из известнейших фестивалей острова.
Из-за древних стен слышатся звуки хауса, смешивающиеся с гулом толпы.
– ¡Qué guapas![111] – восклицает пара двадцатилетних ребят с ошалелым взглядом, проходя мимо них.
Диана с улыбкой возводит глаза к небу:
– Знали бы мужчины, как они могут разочаровать женщин, они бы не осмелились даже ухаживать, – говорит она, размахивая руками с матово-черным лаком на ногтях.
– И правда, – отзывается Бьянка. Рядом с подругой она вновь ощущает прилив сил.
– Одни разочарования от них, – продолжает Диана, воодушевляясь. – Одно за другим, – она смеется, – но сегодня нам на них плевать. У нас – праздник! – Ее заразительный смех оглашает окрестности.
– И еще какой праздник! – соглашается Бьянка. У всех должна быть такая подруга, как Диана. Прошлой ночью они проболтали в скайпе почти пять часов – обсуждали трагические события последних дней. Диана слушала, плакала, злилась и смеялась вместе с ней. Для Бьянки она больше чем сестра; она и сама не знает, что делала бы без Дианы. Они идут меж лавочек, поднимаются к той части старого города, что стоит на возвышении. Чем дальше, тем отчетливее слышится пульсирующий ритм музыки. Толпа людей танцует на террасе – диджей-сет в самом разгаре: это похоже на безумную оргию, и не двигаться вместе с ними просто невозможно. Они бросаются в самую гущу, парят, легкие и пронизанные энергией, все во власти ритма. Диана поворачивается к Бьянке.
– Круто, да? – кричит она ей в ухо.
– Это Ибица, baby! И это ты еще не видела, как я танцую… – улыбается ей Бьянка. Кажется, что ты оказался на огромной волне – все раскачиваются. А они двое – в самом центре этой пестрой толчеи, среди людей, которые двигаются, разговаривают, смеются и целуются, как будто всю жизнь не делали ничего другого. Внезапно все руки на танцполе устремляются вверх. Слышится один лишь сухой звук, как многократно усиленное сердцебиение, все начинают свистеть и ликующе кричать. Свист все нарастает, пока диджей не заиграл ремикс «Missing» группы «Everything but the Girl».
– Круто! – кричит Диана, подняв обе руки в сторону консоли в знак одобрения. – Вот это вещь! – кричит она Бьянке в экстазе. – Мы еще прыщавыми девчонками танцевали под нее на дискотеках!
Бьянке становится смешно при воспоминании о тех девчонках. Какое-то время они танцуют вместе со всеми, наконец, когда до полуночи остается десять минут, они отделяются ото всех и идут в сторону Мирадор де Пласа д’Эспанья, чтобы полюбоваться фейрверком. Когда они проходят по набитому народом переулку, Бьянка замечает в нескольких шагах от них знакомую фигуру. На мгновение сердце подскакивает к горлу. Она останавливает Диану, потянув ее за руку:
– Детка, остановись на секундочку, – просит она ее.
– Что такое?
– Я только что видела Дэвида.
– Где? – удивляется Диана.