Комнату освещал газовый рожок на стене, прикрытый темным бумажным абажуром. Она внимательно посмотрела на свет. Странно, он не мерцал, а горел ровно. Что это? Электричество?

Нет, не может быть. Изобретатели демонстрировали электричество любопытной толпе, а в обычных домах его пока не было.

Но тут она заметила, что в комнате не одна, и сразу забыла о подозрительном освещении. Положив на край кровати руки и опустив на них голову, спала женщина в зеленом халате. Венеция. Вот только она почему-то стала старше. Намного старше.

Рядом с сестрой, на стуле, прислонившись плечом к шкафу, спал незнакомец. Хелена встревожилась и хотела разбудить Венецию, однако в этот момент заметила еще одного мужчину: откинув голову, он дремал в небольшом шезлонге.

Она с удивлением узнала Фица. Брат так изменился! Лицо, покрытое темной щетиной — щетиной! — стало худым, почти острым. Он уже выглядел не мальчишкой, каким она его помнила, а совсем взрослым мужчиной. Но это еще не все. Возле него, положив голову на колени, спала чужая женщина.

Странно. Уж не сон ли это?

Наверное, она издала какой-то звук. Может быть, всхлипнула, потрясенная странной картиной? Родственники не проснулись, но в углу шевельнулась темная фигура, которую она прежде не заметила. Человек поднялся и подошел к кровати. Еще один мужчина. Что же, в конце концов, произошло?

Костюм его выглядел помятым, неопрятным, галстук сбился набок. На щеках тоже выросла, щетина, длинные светлые волосы спутались, а под глазами залегли глубокие тени, как будто незнакомец не спал уже много дней подряд.

— Хелена, — негромко произнес он. — Вы проснулись.

Голос показался странно знакомым. Но поскольку она понятия не имела, с кем разговаривает, то не могла позволить называть себя по имени. Собралась было потребовать официального представления и даже хотела отчитать за бесцеремонность, но в эту минуту услышала слегка охрипший со сна голос Фица:

— Ты уже не спишь, Дэвид? Который час?

Хелена повернулась к брату.

— Что происходит, Фиц? Почему ты такой…

— Бог мой, Хелена! — Он вскочил и только после этого вспомнил о лежащей на его коленях женщине.

— Милли, Милли! Проснись скорее! Хелена пришла в себя!

Женщина подняла голову, едва не стукнувшись о его подбородок.

— Что? Что ты сказал?

Фиц подтащил ее к кровати и нетерпеливо схватил Хелену за руку, а миниатюрная незнакомка, которую он назвал Милли, положила ладонь сверху на их переплетенные пальцы.

Красивые глаза наполнились слезами.

— Мы так волновались. Не могу высказать, как я рада твоему возвращению.

Глаза брата — единственное, что не изменилось — тоже увлажнились. Он тщетно пытался что-то сказать. Хелена встревожилась.

— Объясните, что случи…

Договорить она не успела, потому что Венеция громко закричала:

— Хелена! О Господи! Хелена! Кристиан, она очнулась!

Человек, которого сестра назвала по имени, поднялся и подошел ближе.

— С возвращением. Добро пожаловать.

— Добро пожаловать, — повторила чужая женщина по имени Милли.

Все они хорошо ее знали. Но почему же в таком случае сама она никого не узнавала?

— Я бы крепко тебя обняла, дорогая, если бы не боялась сделать больно, — сказала Венеция и взяла за вторую руку. — Может быть, подложить под спину подушку, чтобы было удобнее?

— Не стоит. — Страшно было подумать даже о малейшем движении. — Может быть, объясните, что происходит?

Венеция испуганно схватилась за горло.

— О Господи! Ты не помнишь?

— О чем?

— О несчастном случае, конечно.

Несчастный случай? Хелена посмотрела по сторонам и только сейчас заметила в углу еще одну женщину. Одета она была так, как обычно одевались сиделки. Может быть, посторонние мужчины — доктора? Тот, которого называли Кристианом, выглядел особенно уверенным и важным. Она взглянула на второго, Дэвида. Этот человек рассматривал ее так, словно она была драгоценным бриллиантом вроде «Кохинора».

Она отвела глаза, смущенная и в то же время польщенная откровенным поклонением, — несмотря на изможденный и растрепанный вид, джентльмена нельзя было назвать непривлекательным.

— Когда же произошел несчастный случай? И что стряслось?

— Три дня назад тебя сбил экипаж, — ответил Фиц, — и с тех пор ты не приходила в сознание. Мы уже начали опасаться… — голос его сорвался, — что никогда больше к нам не вернешься.

Теперь стало понятно, откуда взялись боль и слабость. Слезы и радость родных тоже нетрудно объяснить: трехдневная кома способна напугать кого угодно. Но что делают здесь все эти чужие люди? Почему обращаются к ней, как к доброй знакомой? И каким образом Фиц и Венеция умудрились за три дня повзрослеть на десять лет?

— Может быть, даже хорошо, что ты ничего не помнишь, — задумчиво произнесла Милли. — Это было ужасно. Когда я увидела, как ты лежишь посреди улицы и истекаешь кровью, подумала…

Губы задрожали, и Фиц тут же протянул платок.

— Не расстраивайся. Все плохое уже позади.

— Да-да, конечно. — Милли вытерла глаза. — Простите, пожалуйста.

Венеция тоже смахнула слезы. Тот, кого называли Кристианом, обнял ее за плечи.

Хелена больше не могла скрывать недоумение, которое с каждой минутой все больше напоминало холодный, безысходный страх. Она не знала, удобно ли при посторонних спросить, по какой причине брат и сестра так разительно изменились, а потому решила действовать осторожно и дипломатично.

— Венеция, Фиц, не познакомите ли меня с гостями?

Просьба вызвала долгое напряженное молчание. Все пятеро обменялись горестными и в то же время многозначительными взглядами, и от этого страх лишь усилился.

— Мы не гости, — наконец отозвалась Милли. — Мы все — твоя семья.

Хелена не надеялась получить успокоительный ответ, однако никак не ожидала, что страх внезапно перерастет в приступ острого ужаса. Не обращая внимания на боль и головокружение, она стремительно села в постели и попыталась найти логическое объяснение загадочной ситуации. Может быть, это дальние родственники? Или, например…

— А незадолго до болезни я вас встречала? Почему-то этот период совсем выпал из памяти.

— Нет-нет. — Милли энергично покачала головой, как будто сила отрицания имела какое-то значение. — Мы с тобой виделись восемь лет назад на стадионе «Лордз», во время крикетного матча между Итоном и Харроу.

Отец страстно увлекался крикетом и несколько раз брал детей на поединки двух старейших школ, однако вот эту Милли Хелена совсем не помнила.

— О, простите. Должно быть, была невнимательна. А потом мы встречались?

Милли побледнела, и Хелена испугалась еще больше. Не хотелось получить ответ, равный приговору. Да и Милли, кажется, чувствовала то же самое. Она беспомощно посмотрела на Фица, как будто искала помощи и поддержки.

— Мы с тобой виделись очень часто, дорогая. Я — твоя невестка.

Хелена судорожно вцепилась в одеяло.

— Ты женат, Фиц? И когда же это произошло?

— Восемь лет назад, — едва слышно пробормотал брат.

— Восемь лет назад? А какой сейчас год?

— Тысяча восемьсот девяносто шестой, — ответила Милли.

Девяносто шестой? Стоит ли удивляться, что Фиц выглядит таким взрослым? Он и есть взрослый. Значит, и самой ей уже далеко за двадцать.

Хелена покачала головой, пытаясь навести в мыслях хотя бы минимальный порядок, однако движение вызвало резкий приступ тошноты. Она сжала зубы и повернулась к сестре.

— Джентльмен рядом тобой — твой муж?

— Да, — спокойно ответила Венеция.

— И вы тоже давно женаты?

— Нет, поженились только в этом сезоне.

Наступило неловкое, тягостное молчание. Все взгляды обратились к человеку по имени Дэвид: он выглядел еще более ошеломленным, чем остальные, — если подобное вообще было возможно.

— А что скажешь о Дэвиде? — Голос Фица прозвучал умоляюще. — Ты наверняка его помнишь, вы же знакомы с детства.

Хелена посмотрела на высокого, прекрасно сложенного джентльмена. Резко очерченный абрис лица, высокий лоб, твердые губы, нос, который можно было бы назвать безупречно прямым, если бы не легкая горбинка. В другом месте встреча наверняка оказалась бы приятной. Но что он делает здесь — этот посторонний человек, явно претендующий на знакомство?