Лорда Гастингса трудно было назвать красивым в общепринятом понимании, однако по-своему он выглядел весьма впечатляюще: чистая гладкая кожа, густые брови, небольшая ямочка под нижней губой — следствие упрямого, заметно выдающегося вперед подбородка. Усталые, покрасневшие глаза даже сейчас сохраняли цвет теплого океана.

— Удивлены собственным замужеством? — спросил он тоном заговорщика, как будто понимал ее сомнения. — Не тем, что замужем именно за мной, а что вообще замужем?

— Шокирована. Всегда думала, что останусь старой девой.

— Но в двадцать с лишним лет начали понимать, что замужество само по себе не так уж и страшно, особенно если найти подходящую компанию.

Хелена подняла брови ровно настолько, насколько позволяли швы.

— Надо думать, вы и есть та самая подходящая компания?

— Всегда считал себя хорошей партией, — ответил Гастингс. — Вы желаете безраздельно царствовать в своих владениях, ну, а я… мне доставляет удовольствие нашептывать вам на ухо хитроумные советы.

Неожиданная и привлекательная картина брака, в котором муж не пытается стать самодержцем.

В дверь постучали. Горничные принесли подносы с завтраком: на одном стояли только овсянка и чай, на втором — кофе, тосты и оладьи. Дэвид сел в кресло недалеко от кровати.

— Вы всегда так завтракаете? — скептически уточнила Хелена. — Довольно скудно.

— Возможно. Но мы решили, что запах бекона и копченой макрели может показаться вам неприятным.

Она помешала горячую кашу, чтобы немного остудить.

— Расскажите о себе.

Можно было бы сказать: «Расскажите о нас», однако почему-то пока не хотелось слышать ни о фантастическом ухаживании, ни о сказочной свадьбе, где она выступала в качестве счастливой невесты. Сейчас, в новом жизненном воплощении, Хелена испытывала интерес к тому, кто называл себя ее мужем, однако острой влюбленности не чувствовала и вовсе не хотела обременять себя дополнительными обязательствами.

Гастингс на миг задумался. Отрезал небольшой кусочек оладьи, положил в рот, прожевал. Снова бросились в глаза правильные, выразительные черты его лица. Должно быть, не все северные фьорды могли похвастаться такими четкими, безупречными линиями. А когда он сделал глоток, Хелена невольно перевела взгляд на горло. При крепком, мускулистом сложении шея отнюдь не казалась излишне массивной. Больше того, отличалась… элегантностью.

— Мне нравится «Алиса в Стране чудес», — наконец произнес Дэвид.

С некоторым усилием Хелена оторвала взгляд от шеи и снова посмотрела ему в глаза.

— Именно об этом вам хочется рассказать?

— Почему бы и нет? Ешьте. За все время болезни нам ни разу не удалось вас накормить. Хорошо, что вовремя проснулись: доктора уже собрались вводить пищу через трубку.

После недавней тошноты сам процесс еды внушал серьезные опасения, однако из его слов явствовало, что организм нуждается в подкреплении. Хелена осторожно проглотила немного каши.

— Вы знаете, что «Алиса в Стране чудес» одна из моих любимых книг?

— Знаю.

Ответ показал несоответствие степени осведомленности: супруг знал о ней значительно больше, чем она о нем. Что и говорить, смотреть на него было и приятно, и увлекательно — глаза при малейшем движении меняли цвет с синего на зеленый и обратно, да и мелодичный звук голоса доставлял удовольствие. Но, несмотря на обаяние, этот человек наверняка имел определенную цель.

И цель эта располагалась не где-нибудь, а на ее собственном теле, ниже талии.

Хелена строго прищурилась.

— Пытаетесь завоевать расположение, лорд Гастингс?

Гастингс наслаждался новым, внезапно обретенным положением совершенно незнакомого человека. Хелена вела себя вежливо, внимательно. Исчезло обычное презрение, бесследно пропала антипатия. Да, некоторая настороженность ощущалась, но кто бы на ее месте не остерегался неизвестности?

— Вы любите книги, и я тоже не мыслю жизни без чтения, — помолчав, заметил он. — Поскольку общее прошлое не способно предоставить почву для воспоминаний и послужить темой разговоров, почему бы не начать отношения заново? В данной ситуации книга может стать надежной отправной точкой.

Хелена медлила с ответом, и Дэвид изумленно ждал: в своем новом состоянии она не отвергала предложение как заведомо недостойное, а старалась его обдумать.

— Кто из героев вам больше всего нравится? — наконец спросила она и снова осторожно поднесла ложку ко рту. Опухоль на верхней губе еще не окончательно спала.

— Чеширский кот, — без малейшего сомнения ответил Дэвид.

— А почему именно он? — На фоне белых бинтов изумрудные глаза казались еще ярче, чем обычно.

— Потому что непредсказуем и лукав. Приходит и уходит, когда захочет. В детстве я тоже мечтал появляться и исчезать по собственному желанию.

Хелена посмотрела с особым вниманием. Она изучала его с той самой минуты, как попросила остаться.

— И что бы вы делали с этой способностью? Подслушивали чужие разговоры?

Вопрос нельзя было считать особенно глубоким. И все-таки если бы Дэвид ответил искренне, то сразу выдал бы себя с головой.

— Постарался бы исчезнуть оттуда, где находился.

— А где вы находились?

— Под неумолимым контролем своего дяди. — Смущенный собственной откровенностью, виконт склонился над тарелкой.

— И он держал вас в ежовых рукавицах?

Дэвид поднял голову. Хелена продолжала пристально смотреть, однако во взгляде светился лишь спокойный интерес. Ни следа неприязни или предвзятости.

Он всегда мечтал о той минуте, когда она наконец сможет увидеть его настоящим — таким, каким он хотел предстать в ее глазах. Эту встречу трудно было назвать воплощением детской мечты. Скорее судьба милосердно предоставила ему возможность начать отношения с чистого листа.

— Да, — честно признался Дэвид, хотя и не привык делиться детскими переживаниями.

Она посмотрела на него еще немного, а потом опустила взгляд на поднос.

— Как жаль. Мой отец был военным, но в то же время на редкость добрым и веселым человеком. Обожал смеяться.

Так вспоминали о полковнике Фицхью все его дети.

— Фиц рассказывал, что отец называл вас не иначе как «моя красавица».

— Да. Это для того, чтобы я не росла в тени Венеции и не чувствовала себя обделенной. — Хелена чуть заметно улыбнулась. — И в результате у меня развилось устойчивое сознание собственного превосходства.

— А может быть, ваш отец просто чувствовал то же, что и я, — заметил Дэвид.

Хелена не поняла.

— В каком смысле?

— Перед моим первым приездом Фиц предупредил о необычайной красоте Венеции. Сказал, что при одном лишь взгляде на нее даже взрослые мужчины мгновенно тают. Когда экипаж подъехал к дому, из окна выглянула девочка. Фиц оказался прав: я был сражен наповал. — С гулко бьющимся сердцем он взял с тарелки последнюю оладью. — А потом выяснилось, что имя моей богини не Венеция, а Хелена.

Еще ни разу в жизни он не признавался ей в страстной, неудержимой любви с первого взгляда. Сделать это не позволяло безразличие мисс Фицхью, со временем переросшее в презрение.

Сейчас трудно было понять, с каким чувством Хелена приняла откровение. Она спокойно взяла с подноса чайник и сосредоточенно наполнила чашку.

— Что же еще мне предстоит о вас узнать? — Голос звучал холодно, да и держалась она весьма отстраненно.

Должно быть, рассказ незнакомца о первой встрече и юношеском восторге смутил и озадачил.

— У меня есть дочка. Ее зовут Беатрис.

Мисс Фицхью никогда не одобряла его незаконного отцовства, и все-таки держать ее в неведении он не хотел и не мог.

Хелена восприняла новость с недоумением.

— Вы уже были женаты?

— Нет.

Она недовольно нахмурилась и тут же поморщилась от боли: очевидно, дали о себе знать швы. Синяки на лице заметно потемнели и сейчас уже напоминали грозовые тучи.

— Кто ее мать?

— Лондонская куртизанка, известная под псевдонимом Жоржетта Шевалье. Настоящее имя — Флори Мимс. Некоторое время она была моей любовницей, а умерла от пневмонии, когда девочке было всего три месяца.

— А сколько ей сейчас?

— Через пару месяцев исполнится шесть лет.

Во взгляде мелькнуло подозрение.