— Вы действительно умны почти во всем, — заверил Дэвид. — Умны, проницательны и догадливы. Но в то же время слегка сентиментальны. Не сразу проникаетесь симпатией к людям, но если это происходит, то мгновенно прощаете все слабости и недостатки.
Хелена сначала удивилась столь высокой оценке, а потом немного смутилась и постаралась спрятать чувства за шуткой.
— Уж не о себе ли говорите? Вы-то как раз и кажетесь человеком, обладающим множеством слабостей и недостатков, — с насмешливой укоризной заметила она.
— Не отрицаю, — смиренно согласился Гастингс. — Однако, к моему глубокому разочарованию, мне вы ни разу не простили ни единого, даже самого маленького недостатка.
Хелена отвела взгляд.
— Во всяком случае, ваши слова положили конец глупым слезам.
Дэвид склонился и накрыл ладонью все еще слабую руку.
— Почему не спите? Для выздоровления необходим отдых.
Хелена посмотрела ему в глаза, но промолчала.
— В чем дело?
Она едва заметно улыбнулась, и сердце его забилось стремительнее.
— Явно что-то задумали.
— Возможно.
— Скажите же.
Он все еще держал ее за руку, и Хелена медленно провела большим пальцем по ладони. Дыхание сбилось, а ладонь внезапно вспотела.
— Я поняла ваши намерения и непременно ими воспользуюсь. — Она посмотрела с открытым вызовом. — Но не сейчас. Придется немного подождать.
— Неужели? — медленно, лениво произнес Дэвид.
Встал, уперся кулаками в постель по обе стороны от нее и наклонился так низко, что их губы почти соприкоснулись.
Хелена заметно удивилась и разволновалась. Даже при тусклом свете было нетрудно заметить, как расширились зрачки. Она облизнула губы, вцепилась в простыню. Два горячих дыхания смешались, и единственное, что ему достаточно было бы сделать, — это наклониться всего на дюйм ниже…
Он выпрямился, снова сел в кресло и тоже слегка улыбнулся.
— Вы правы: не сейчас. Подождем еще немного, дорогая.
При свете дня Хелена рассматривала собственную голову и размышляла о том, что если бы ночью по подушке разметались роскошные волосы — материальное воплощение волшебной песни сирены, — Гастингс не смог бы устоять и обязательно ее поцеловал.
— Одно знаю точно: предпочла бы не быть лысой, — грустно призналась она.
Ее окружали женщины: дневная сиделка, готовая наложить свежую повязку, Венеция с зеркалом в руках и Милли с чрезвычайно серьезным выражением лица.
— Ты не совсем лысая, — возразила Милли. — Волосы уже начинают отрастать.
— Волосы никуда не денутся, — добавила Венеция. — Копыто могло попасть в глаз, вот что страшно.
Хелена вздохнула. Что правда, то правда.
— Не говоря уже о том, что я совсем ничего не помню о твоем диноза…
Внезапно перед мысленным взором предстала яркая живая картина: теплый летний день. С моря дует легкий бриз. Она сидит под деревом с книгой в руках. Да, точно: «Грозовой Перевал» Эмили Бронте. И вдруг откуда-то сзади доносится радостный голос Венеции:
— Фиц, Хелена! Скорее идите сюда! Смотрите, что я нашла!
— Помню, — очень тихо произнесла она, чтобы не вспугнуть внезапно вернувшееся прошлое. — Помню. Он был огромным, твой окаменевший динозавр. Мы целый час бродили вокруг скелета, пока не поняли, что втроем ничего сделать не сможем. Фиц предложил попросить помощи в деревне. Мы побежали туда, и помочь вызвались все до единого мужчины старше пяти лет.
Несколько секунд Венеция смотрела молча, а потом обняла Милли так крепко, как пока еще нельзя было обнять саму Хелену.
— Да-да, именно так все и произошло. Ты помнишь! Помнишь, помнишь!
Она отпустила испуганную Милли и начала одновременно плакать и смеяться.
— Нет, не совсем так. Пятилетние мужчины за мной не пошли. Семилетние не устояли, но пятилетних не было.
Не обращая внимания на боль, Хелена тоже рассмеялась.
— Зато явился один, на вид не старше четырех, и все время раскопок так и простоял рядом, глядя на тебя с разинутым ртом. — Она повернулась к Милли. — Все считают Венецию красавицей, но видела бы ты ее в шестнадцать лет! На улицах движение останавливалось: все замирали и смотрели, не в силах отвести глаз.
Венеция широко улыбнулась.
— Остается лишь рассказать Лексингтону, как ему повезло, что в жены досталась нынешняя страшненькая старушка, а не прежняя свежая красотка.
Впрочем, разыскивать герцога не пришлось. Дверь распахнулась, и он показался на пороге.
— Герцогиня, ты в порядке? Услышал крик и слегка занервничал.
Венеция бросилась к мужу и радостно схватила за руку.
— В полном порядке! Представляешь, Хелена вспомнила наши раскопки!
— Цетиозавра? — с энтузиазмом уточнил Лексингтон и обнял жену. — А это случилось… примерно через полгода после предыдущего воспоминания, так ведь?
— Через семь месяцев, — поправила Венеция.
В комнате появились Фиц и Гастингс, и сразу стало тесно.
— Что здесь за шум? — строго осведомился граф.
— Я вспомнила динозавра, которого нашла Венеция, — объявила Хелена с такой же гордостью, с какой когда-то в детстве рассказала о первой прочитанной книге.
— Слава Богу! — воскликнул Фиц. — Отличная новость!
Хелена посмотрела на Гастингса. Волосы, снова светлые, еще не успели высохнуть после ванны. Он тоже улыбался, но как-то бледно.
— Венеция обнаружила динозавра всего за несколько недель до того, как я впервые приехал в Хэмптон-Хаус. А это вы помните?
Радость слегка померкла.
— Нет. Пока нет.
Гастингс как-то подозрительно вздохнул.
— Что ж, значит, мое время еще не пришло.
Реакция слегка озадачила. Он явно не страдал от того, что она до сих пор не могла восстановить в памяти ни собственное прошлое, ни историю их брака. Больше того, создавалось впечатление, что нынешнее положение вещей вполне его устраивает.
— Миледи, — окликнула сиделка Гарднер, — надо наложить свежую повязку.
Только сейчас Хелена вспомнила о своей лысой голове.
— Джентльмены, вы не возражаете?
Все трое извинились и направились к двери. Гастингс оглянулся и посмотрел так испуганно, словно ей стало не лучше, а хуже и каждый миг мог оказаться последним.
Время превратилось в неумолимого врага.
Безнадежно закрыв лицо ладонями, Дэвид сидел возле постели Хелены. Он знал, что так будет. Знал с самого начала. И все же надеялся, что чудо продлится еще немного.
— Решили не прятать кудри от моего жадного взгляда? — спросила Хелена. Дэвид вздрогнул от неожиданности и выпрямился.
— Проснулись?
— Уже несколько минут назад.
Он помог ей подняться на подушках и позвонил, чтобы принесли ленч.
— И все это время восхищались помесью золотистого ретривера с французским пуделем?
Уголок рта приподнялся.
— Красота ваших волос приводит меня в восхищение.
Если бы они не остались в комнате вдвоем, Хелена не позволила бы себе столь вольного обращения. К счастью, сиделка на несколько минут отлучилась.
— В восхищение?
— Да. Но была бы восхищена еще больше, если бы не пыталась понять, чем вы так расстроены.
Конечно, она заметила его переживания. Разве несколько часов назад он не сказал, что она умна, проницательна и догадлива? К тому же он не пытался скрыть чувства и то и дело переходил от отчаяния к надежде и обратно.
Дэвид провел пятерней по волосам.
— Простите. Вовсе не хотел лишать вас чистой радости от созерцания своей античной красоты.
Хелена посмотрела внимательно. Синяки на ее лице заметно смягчились; еще несколько дней, и останутся лишь легкие тени. А во взгляде светилась искренняя симпатия. Прежде она смотрела так только на других, а на него — никогда.
— Почему вы не хотите, чтобы ко мне вернулась память?
Прямота вопроса ошеломила, однако Дэвид нашел в себе силы посмотреть ей в глаза и ответить правдиво:
— Напротив, я очень хочу, чтобы память вернулась. У вас было множество друзей, вы жили насыщенной, интересной жизнью. Было бы безумно жаль утратить богатство прошлых лет.
Хелена помолчала, словно обдумывая услышанное.
— Но?
Готова ли она узнать всю правду? Готов ли он открыть все, что должен?