Дэвид на миг прикрыл глаза. Он знал, что должен сделать сейчас же, немедленно, но не был до конца уверен в собственном мужестве.
Обхватив голову руками, Хелена сидела перед туалетным столиком. Внезапно внутренняя дверь распахнулась, и она порывисто встала.
— Что вам надо?
Гастингс бесшумно закрыл дверь.
— Пришел, чтобы попросить прощения.
Она его почти не слышала. Как мог тот, кто несколько минут назад смотрел с ненавистью и безжалостно оскорблял, так быстро превратиться в воплощение самого искреннего, самого глубокого раскаяния?
— Попросить прощения за что?
— За фальшивые, злые слова, в которых нет ни капли правды. Сожалею, что в ту минуту, когда вам, как никогда, требовались помощь и поддержка, вернулся к своей порочной привычке.
Пока Дэвид не заговорил, Хелена не сознавала, до какой степени мечтала услышать слова раскаяния. Но сейчас, когда он признал вину, окончательно запуталась и не знала, что принесло извинение: облегчение или еще большее разочарование.
— Значит, раскаиваетесь в том, что уступили моим плотским желаниям?
Дэвид покачал головой:
— Нет. Прошу прощения только за слова, способные ввести вас в заблуждение и заставить усомниться в глубокой искренности моих чувств.
Волшебный голос не оставлял вопросов: Гастингс все еще молился о дожде в пустыне Сахара. Настойчивость одновременно трогала и приводила в ярость.
— Хотите сказать, что с радостью воспользовались моей слабостью? Не жалеете, что переспали со мной, когда я ничего не соображала?
— Хелена, вы утратили память, а не разум. Все это время вполне сознательно вели и бизнес, и собственную жизнь.
Она и сама так считала, пока не очнулась от любовного сна с безжалостно разбитым на мелкие кусочки сердцем.
— Говорите так потому, что мой выбор вас вполне устраивал.
— И все же подумайте и дайте ответ: разве на протяжении нескольких последних недель вы хотя бы раз почувствовали себя не такой, как прежде?
Хелена едва не расплакалась. Он доверял ей больше, чем она сама, убеждал в праве на сознательный выбор.
— Та, какой я была прежде, ни за что не легла бы с вами в постель.
Дэвид медленно, словно с опаской вдохнул и так же осторожно выдохнул.
— Полагаю, причина заключается в том, что свобода от ставших привычными чувств к мистеру Мартину позволила вам обратить внимание на другого человека и даже испытать к нему подобие страсти, а может быть, и влюбиться.
Хелена покраснела. Паника охватила каждый мускул, каждую клеточку существа.
— Не говорите глупостей. Я в вас не влюблена.
Новая провокация. Кажется, она специально вызывала его на поединок.
Но Дэвид лишь грустно улыбнулся.
— В данном случае термины не имеют принципиального значения. Достаточно и того, что я способен определить глубину чувства.
Хелена упрямо вскинула голову.
— Возможно, пора купить очки. Я люблю мистера Мартина, а не вас.
— И все же позволю себе повторить то, что уже сказал однажды. Вы любили мистера Мартина таким, каким он был пять лет назад. Но этого человека больше не существует. Если исключить ностальгические воспоминания, то сейчас перед вами окажется всего лишь обходительный джентльмен, не представляющий особого интереса.
Если бы он кричал на нее, она могла бы ответить тем же. Но самообладание, достойное святого, окончательно лишило возможности и желания продолжать борьбу. Хелена вернулась к туалетному столику, села и невидящим взглядом уставилась в зеркало.
Спустя некоторое время дверь тихо открылась и так же тихо закрылась. Она снова осталась одна.
Беатрис потянула отца за рукав и показала на ветку:
— Это… это… — Он посмотрел внимательно, пытаясь вспомнить название. — Это зяблик. Мы таких птичек уже встречали. Видишь белые полоски на крыльях? По ним зяблика сразу можно узнать.
Девочка смотрела серьезно и ждала продолжения рассказа.
Обычно во время прогулок Дэвид говорил намного больше. В иной ситуации поведал бы все, что помнил о зябликах, а если бы познаний не хватило, то ловко перевел бы разговор на какую-нибудь другую певчую птицу. Например, на канарейку. Обязательно упомянул бы, что многие ошибочно считают, будто Канарские острова называются так потому, что там живут канарейки, а на самом деле по-латыни название звучит как «Insula Canaria», что означает «Остров собак».
Но сегодня виконт был способен лишь на то, чтобы кое-как передвигать ноги.
— Это джентльмен, — с трудом выдавил он. — Видишь голубую шапочку и красную грудку? Леди Зяблик выглядит гораздо скромнее.
Беатрис оглянулась: она уже привыкла, что Хелена идет следом.
— Леди?
— Леди Гастингс неважно себя чувствует. Очень неважно.
Девочка прикусила губу.
— Старая?
В другой день Дэвид наверняка бы рассмеялся.
— Нет, она совсем не так стара, как сэр Хардшелл. Просто иногда людям приходится… оставаться в своих комнатах.
Возле пруда он осознал, что Беатрис впервые в жизни изменила маршрут прогулки — ради того, чтобы поиграть в новом домике. Внезапное проявление гибкости должно было бы обрадовать, но вид очаровательного игрушечного коттеджа отозвался в душе болью: еще недавно счастье казалось таким близким.
Он сделал единственное, что оставалось в его силах: сел на скамейку и начал молиться о возвращении на берег озера Сахара.
Едва Хелена успела одеться, как в дверь постучал дворецкий.
— Мэм, к вам с визитом миссис Мартин. Что ей сказать?
Хелена вздрогнула. Миссис Мартин, собственной персоной? Здесь? Но зачем?
Она надела тюрбан, подошла к зеркалу и окинула себя критическим взглядом.
— Сейчас спущусь в гостиную.
Гостья приехала в траурном платье, и на мгновение сердце сжалось: Хелена не сразу поняла, что траур не вдовий.
— Здравствуйте, миссис Мартин.
В отличие от похожей на хорька сестры, миссис Монтит, миссис Мартин выглядела весьма представительно и элегантно. Как предписывал этикет, несколько минут дамы провели в обсуждении погоды и последних светских новостей. Однако как только принесли чай, гостья перешла к непосредственной цели своего визита.
— Вижу, что память ваша восстановилась, леди Гастингс. Об этом свидетельствует настороженный взгляд.
— Признаюсь, несколько озадачена вашим визитом, миссис Мартин. Но вы правы: воспоминания действительно вернулись.
Во всяком случае, в достаточной степени. Рассказы Гастингса о детстве все еще оставались не больше чем рассказами; терялся в тумане и первый приезд Дэвида в Хэмптон-Хаус.
— Отлично. Если бы вы до сих пор не вспомнили мистера Мартина, мой визит оказался бы напрасным. Дело в том, что я намерена добиться развода, — пояснила миссис Мартин таким тоном, словно собиралась купить новую шляпку.
Хелена не смогла скрыть изумление.
— Развода?
— У меня есть пылкий поклонник — американский джентльмен, который жаждет на мне жениться. В Америке к разводам относятся намного проще, чем у нас. Согласитесь, для брака, которого не должно было бы случиться, пять лет — срок немалый. Я вышла замуж за мистера Мартина с одной целью: чтобы заслужить расположение отца. Не понимала, что если к восемнадцати годам он так и не сумел полюбить дочь, то в дальнейшем все старания напрасны. Мистер Мартин женился по настоянию своей матери — и тоже не добился одобрения. Мой отец умер три года назад, а свекровь скончалась на прошлой неделе. После смерти отца я постоянно жила в деревне, а Эндрю оставался в Лондоне. Такой порядок я завела специально для того, чтобы аргументировать развод раздельным проживанием и неверностью супруга.
Вот, оказывается, почему в течение долгих лет Мартины не появлялись на людях вместе. Эндрю всегда и везде приезжал один. Хелена благодарила судьбу и предпочитала не выяснять, почему жена его не сопровождает.
— Судя по всему, вы планировали разрыв давно и тщательно.
— Даже представить себе не можете, как тщательно. Но до недавнего времени существовала забавная проблема: мистер Мартин не из тех мужчин, кто с легкостью склоняется к измене. Все его силы и время уходили на писательскую деятельность. Когда же наконец удалось найти среди его бумаг письмо от влюбленной женщины, я сочла это огромной удачей. Последний кирпичик, которого так не хватало в моем сооружении, все-таки встал на место. Я тут же поехала к сестре, и она заверила, что добудет неопровержимые доказательства адюльтера. Но о моих планах на развод миссис Монтит, разумеется, не подозревала, иначе ни за что не согласилась бы оказать содействие.