К облегчению Пола, девушка в индийском сари принесла вино. Оно оказалось превосходным. Во рту возник вкус меда, а во всем существе — ощущение радости и веселья. Пол выпил еще один бокал. Разговор стал непринужденнее; все, что говорил хозяин дома, идеально совпадало с взглядами самого Пола.
Он спросил о дворецком.
— Любопытный экземпляр, не правда ли? — обрадовался Ивен Хендершот. — Конечно, на первый взгляд Орландо представляется обыкновенным калекой с отталкивающей внешностью. А я прозреваю под непрезентабельной оболочкой острый ум и изощренную злобу. По-моему, это куда увлекательнее, чем стандартные типажи.
Пол подивился его утонченности.
Свет единственного, помещенного возле клавесина торшера зажег золотые отблески на поверхности золотой арфы. Хендершот достал из фарфоровой шкатулки сигарету для себя, а другую предложил гостю.
— Спасибо, я не курю.
— Это специальные сигареты. Ароматический табак. Плюс чуточку гашиша.
Здорово! Хозяин дома создал для себя среду обитания, придававшую особый шарм его индивидуальности. Пол затянулся ароматической сигаретой, и ему почудилось, будто Хендершот разрастается на глазах, как набросок посредственного мастера, нежданно преобразившийся в одну из благородных голов на портретах кисти Рембрандта, сверкающих красками, блеском драгоценностей на черном бархате, теплым мерцанием золота…
Наступила неестественная тишина. Хендершот пристально смотрел на Пола, и тот вдруг увидел себя его глазами — неоперившимся юнцом, немногим отличающимся от пушистого желтого цыпленка.
— Чего бы вам хотелось перед ужином? — спросил Хендершот.
— Мне бы хотелось… э… — начал Пол и неожиданно рассмеялся.
Ему абсолютно ничего не хотелось!
В девять часов Орландо торжественно пригласил их к столу. И как раз вовремя, а то в изнеженной атмосфере гостиной Пол начал бояться, что его сморит сон. Извинившись, он прошел через холл в туалетную комнату с черной мраморной ванной и золотыми кранами. Там он сполоснул лицо холодной водой и, сложив ладони ковшиком, глотнул немного. В голове гудело так, словно там обосновался рой москитов. Ивен Хендершот ждал его, чтобы отвести в столовую.
— Я подумал, что будет забавно поужинать в греческом стиле. В честь вашей «Истории».
В столовой почти не было мебели, кроме двух маленьких диванчиков. Хендершот полусел-полулег на один из них, опершись левой рукой на подушку. И жестом предложил Полу последовать его примеру. Слуга поставил на трехногий табурет таз с водой и положил плотный душистый комок чего-то тестообразного. Хендершот вымыл руки. По его примеру Пол потер руки тестообразным комком и сполоснул их в тазу.
— Древние греки не пользовались никакими приспособлениями, — пояснил Хендершот, — поэтому омовение рук имело для них большое значение. Это — хлеб, приготовленный по особому рецепту, им можно очищать пальцы между блюдами. Греки предпочитали некоторые блюда горячими и поэтому иногда надевали перчатки.
Сколько возни ради мимолетной иллюзии!
Однако Пол изменил отношение, когда на столе появилась первая перемена блюд: холодные устрицы, зеленый салат и сырые овощи. Все это сопровождалось ледяным белым вином в зеленых, богато украшенных фужерах.
— Какой необычный вкус! Что это?
— Мы немного подкорректировали греков. В Элладе подавалось не слишком качественное вино, и то его разбавляли водой. Горячей или холодной. У них также был прискорбный обычай смешивать вино со специями, медом и даже сосновой смолой, как делают до сих пор. Этот напиток в течение десяти лет выдерживался в карстовой пещере. Рад, что вам понравилось.
Вторая перемена блюд сопровождалась вином розового цвета, которое нужно было пить из резного рога, и состояла из рыбы, колбасы и дикой утки на серебряных тарелках, поданной вместе с кусочками чего-то сочного, политого медом, что Пол никак не мог определить. Все это доставили на очередных сервированных трехногих столиках после того, как убрали предыдущие. Хендершот привередливо копался в тарелке руками в перчатках. Пол ел с аппетитом. Наконец он со вздохом откинулся на спинку диванчика и снял прозрачные шелковые перчатки. Слуга принес ему еще вина в специальном резном роге.
Хендершот продолжал просвещать гостя:
— В конце трапезы было принято пролить немного питья на землю, воздавая должное богам, особенно тем, от которых зависело человеческое здоровье.
И он плеснул несколько капель вина из рога на покрытый лаком паркет. Пол последовал его примеру, но в его роге вина оказалось больше, и образовалась лужица. Хуже того — она быстро устремилась к пушистому белому ковру. Слуга тотчас заметил, молниеносным движением выхватил откуда-то тряпку и кругообразными движениями уничтожил следы оплошности Пола — равно как и ритуала, произведенного его хозяином.
После ужина они перешли в маленькую комнату с громадным камином. Там тоже стоял трехногий столик с маслинами, сыром, орехами и деликатесным мясом. На все это не пожалели соли — очевидно, чтобы подчеркнуть особый вкус вина — густой жидкости в розовых бокалах, чей цвет, казалось, вобрал в себя теплые отблески огня в камине. Этот напиток бодрил, как бренди. Полу показалось, что в его жилах течет обновленная кровь. Он все больше наслаждался роскошным вечером и чувством полной раскрепощенности.
Потом Орландо принес две гирлянды из лент и цветов. Хендершот взял одну и сделал Полу знак надеть другую.
— Зачем это?
— У древних греков был обычай после ужина увенчивать себя гирляндами. Потом назначался распорядитель церемонии, и гости должны были повиноваться его распоряжениям.
Полу стало немного не по себе, но он постарался это скрыть. Ему хотелось помочиться, но он не знал, будет ли вежливо сказать об этом. В голове по-прежнему жужжали москиты. Он отпил немного вина. Погладил рифленую поверхность бокала. И вдруг спохватился: Ивен Хендершот задал ему вопрос.
— Вы читали «Философов за обеденным столом»?
— Нет, мистер Хендершот.
— О, прошу вас, не называйте меня так, а то я чувствую себя стариком. Попробуйте «Ивен».
Пол услышал сигнал тревоги. Ему доводилось слышать о пожилых сластолюбцах. Он опустил глаза себе на колени. Брюки его единственного парадного костюма слегка помялись. Он вспомнил изящные пальцы Хендершота и весь этот фокус-покус с древними греками.
— Боюсь, у меня не получится, мистер Хендершот.
— Хорошо. Как хотите. Ну, а теперь пришел черед философской беседы. Я, как хозяин, выбираю тему.
— Прошу прощения, — твердым голосом произнес Пол и направился туда, где, по его представлениям, должна была находиться отделанная черным мрамором туалетная. Эту он не нашел, зато обнаружил другую, с панелями из кедра, антикварным ночным столиком и раковиной. Над унитазом располагался шелковый балдахин янтарного цвета. В подсвечниках из прочной древесины горели тонкие восковые свечи. Слабо пахло ладаном. Облегчаясь, Пол чувствовал себя так, словно совершает кощунство.
Когда он вернулся в комнату с камином, Хендершот сидел, откинувшись в кресле, с закрытыми глазами. Звучала тихая, обволакивающая музыка. Чувство неловкости возросло.
— Пожалуй, мне пора идти.
Хендершот открыл глаза.
— К чему спешить? Нас еще ждет приятная беседа.
Пол с крепнущим подозрением наблюдал за тем, как Хендершот достает ароматическую сигарету из мраморной шкатулки и прикуривает от филигранной золотой зажигалки. При свете камина седина в его шевелюре стала заметнее; отчетливее проступили морщины. Нет ничего более жалкого, подумал Пол, чем вид старого педика.
— Показательно, — произнес Хендершот, — что вы начали свою «Историю» с древних греков. Эти знали толк в порнографии! Почти все великие авторы — от Аристофана до Антифана, от Аммонония до Горгия Афинского — писали о проститутках. Разумеется, не с целью осудить. Не в пример нам, древние греки смотрели на порнографию как на часть жизни. Да и могло ли быть иначе в обществе, поклонявшемся Афродите?
Какая эрудиция! Прямо-таки учитель сладострастия! Пол намеренно перешел на торжественно-официальный тон:
— У меня достаточно широкие взгляды, чтобы принять все, происходящее между мужчиной и женщиной. Это нормально. Все остальное представляется мне жалким и смешным.