Бен пригрозил:

— Держи язык за зубами, ясно? Проболтаешься — пожалеешь. Более чем пожалеешь.

Вскоре после каникул она обнаружила, что беременна. Мать сводила ее к врачу, а когда результаты анализов оказались положительными, сказала, что не может скрывать это от отца.

Шейла ничего не имела против того, чтобы мать была посвящена в ее тайну. Мама все понимает: не из-за своей доброты, а потому, что в молодости сама прошла через огонь, воду и медные трубы. Она была актрисой, трижды выходила замуж и до сих пор славилась острым язычком. Шейла не раз слышала шум из открытой двери спальни, где мама иногда играла в карты с приятельницами. Мамин голос звучал громче всех. От ее шуточек прочие дамы хватались за животики. Например: «Ну, Тесси, нет на тебя затычки!» Это случалось в те вечера, когда отец задерживался на работе, ужинал в ресторане или отправлялся играть в кегли с товарищами.

Шейла стояла перед ним, побагровев, точно свекла, от стыда и унижения. Мама обнимала ее за талию. Отец стал бледнее смерти.

— Ты хочешь сказать, что она ему позволила?.. Что это правда?

— Она сама призналась. И врач подтвердил — час тому назад. У нее будет ребенок.

— Кого ты вырастила? Чему научила дочь?

— Рой, — умоляющим тоном произнесла мама.

Шейла плакала. Отец с силой оторвал ее руки от лица.

— Сколько раз?

Шейла в растерянности уставилась на мать. Та продолжала заступаться за нее.

— О чем ты говоришь, Рой? Я не понимаю.

— Зато она понимает! Я просто задал вопрос. Сколько раз?

— Ничего себе вопрос! Об этом не спрашивают. Ты все-таки ее отец.

— Знаю, — сквозь зубы процедил отец. — Ты меня слышишь, дитятко? Это было не один раз?

Она нашла в себе мужество подтвердить.

— А что я говорил? — торжествующе заорал отец. Он ничего подобного не говорил, но это не имело значения. — Вот доказательство — это не было изнасилованием! Девушка, которую изнасиловали, не проделывает это снова с тем же мужчиной. Это был тот же мужчина, да?

Шейла снова кивнула. Отец продолжал кричать на мать:

— Ну так я тебе скажу! Эта дрянь не заслуживает жалости — ни вот столечко! Это твое воспитание! Она не могла научиться этому от меня или от моих родных.

— Подожди, Рой. Это наша проблема, мы должны ее решить. Что толку обвинять друг друга? Что с ней будет? Вот о чем нужно думать.

— Сама заварила — пусть расхлебывает.

— Рой, ей всего тринадцать лет!

В конце концов было решено отвезти Шейлу к врачу, их земляку и другу семьи, который несколько лет назад переехал в Уэстчестер, штат Нью-Йорк. Шейла поняла: ее ждет что-то ужасное, но не представляла, что именно. Все оказалось не так страшно, как она боялась. Врач устроил ее в больницу, а когда она проснулась на койке со свеженакрахмаленными простынями, рядом сидела мама. И доктор. Они улыбались. Все было кончено. Доктор Левин был моложе ее отца. У него были взъерошенные темно-каштановые волосы; его тихий голос действовал на Шейлу успокаивающе. Он хорошо одевался и был похож на джентльмена. Мать всегда ладила с мужчинами. Она называла доктора Ирвингом.

Они провели в Уэстчестере несколько дней, чтобы, по маминому выражению, дать Шейле «оправиться». Девушка «оправлялась» в гостиничном номере, большей частью в одиночестве. Читала комиксы и смотрела телевизор. Однажды вечером мама вернулась поздно, слегка навеселе, с растрепавшимися волосами. Некоторое время она сидела перед трюмо, поправляя прическу и посмеиваясь. Заметив, что Шейла наблюдает за ее отражением в зеркале, она спросила:

— Почему ты так смотришь, дочка?

— У тебя счастливый вид.

— Что же здесь плохого? Каждый имеет право повеселиться. Ты ведь не завидуешь?

— Нет, конечно.

Мать скривила губы.

— Знаешь что, давай повременим с возвращением домой. Задержимся еще на недельку?

— Правда? И можно будет куда-нибудь пойти? Мне очень хочется. Я уже выздоровела. Не хочу оставаться одна.

Мать медленно провела щеткой по блестящим каштановым волосам.

— Что-нибудь придумаем… Как насчет того, чтобы сходить в кино с доктором Левиным?

— Лучше вдвоем с тобой.

— Это от нас не уйдет. Но один раз сходим вместе с доктором Левиным. Он тебе очень помог. Ты должна быть благодарна.

— О, я благодарна. Он мне очень нравится!

Они посмотрели «Беглецов» с Марлоном Брандо, Анной Маньяни и Джоанной Вудворд. Доктор Левин купил Шейле пакетик воздушной кукурузы и кулек леденцов. Он сидел между ней и матерью. Фильм был «не ахти», а конец так и вовсе отвратительный. Шейла ненавидела плохие концы.

Доктору Левину и матери фильм понравился гораздо больше, особенно игра Анны Маньяни.

— Ты так же прелестна, как твоя мать, — сказал доктор Левин, выходя вместе с ними из кинотеатра. — Через пару-тройку лет станешь настоящей красавицей. Ты хотела бы стать актрисой, как мама?

— Мама не актриса.

— Была. Она и сейчас еще может вернуться на сцену, если пожелает. Ты хоть знаешь, что твоя мама — очень красивая женщина?

Шейла никогда об этом не задумывалась.

— Д-да, сэр. — И добавила из чувства лояльности: — Папа всегда это говорил.

Взрослые переглянулись.

— Конечно, — сказал доктор Левин. — У нее редкий дар очаровывать мужчин. Всех без исключения.

Он принял доброе участие в жизни всей семьи. Наезжая в город своего детства — это происходило раза два в год, — он непременно ужинал с ними. Отец дивился: что значит старая дружба! Ирвинг Левин был единственным в городе евреем, получившим высшее образование, и не пользовался особой популярностью, поэтому никто не ожидал, что он будет являться сюда с визитами. Его мать умерла, еще когда он проходил практику, и, поскольку у него больше не было родни, все думали, что после похорон они его больше не увидят. Однако он приезжал раз в полгода, останавливался в люксе местного отеля и водил молодых незамужних женщин (их было пруд пруди) в кино или на дискотеку.

Не кто иной как доктор Левин, надоумил их сделать Шейле операцию, чтобы устранить физический недостаток.

— Сейчас применяется новая технология. Операция не такая уж и сложная, успех наступает в девяносто восьми процентах. Потом даже шрамов не останется.

— У нас нет таких денег, — буркнул отец. — Мне через несколько месяцев вносить огромную сумму по закладной.

— Я мог бы одолжить. Шейла — красавица, нужно дать ей шанс.

Благодаря маминой настойчивости это удалось уладить. Шейлу оперировали в Уэстчестере; после ее выздоровления они с матерью задержались там на пару недель. За все заплатил доктор Левин. И ни разу не обратился к отцу.

— Он либо круглый идиот, — заявил как-то отец, — либо положил на девчонку глаз.

— Рой, у тебя нет никаких оснований для подобных предположений.

— Тогда какого черта он это делает?

— Он наш друг. А для Шейлы так и вообще второй отец.

— Моя дочь не нуждается во втором отце. А если бы и нуждалась, так не в жиденке из Уэстчестера.

— Как ты можешь так говорить?

— А в чем дело?

— Сам прекрасно знаешь.

— Я назвал его жидом, то есть евреем. Что, он не еврей? Спроси и узнаешь.

— Кем бы он ни был, он многого добился.

— Нечего тыкать мне в глаза твоим пархатым хахалем!

Они часто ссорились из-за денег. Рой Томкинс владел бензоколонкой, но одна из крупнейших нефтяных компаний выстроила на шоссе новую автозаправочную станцию. Позднее при ней открыли станцию техобслуживания с современным оборудованием и магазин запчастей. Дело Роя Томкинса полетело ко всем чертям. Он утратил способность разговаривать о чем-либо другом и даже пожалел Шейле денег на новую пару туфель на высоченных каблуках, выгодно подчеркивавших красоту и стройность ее исцеленных ног. Когда мать заговорила о поступлении Шейлы в университет, Рой вспылил:

— Ты хоть знаешь, сколько это стоит? Три тысячи долларов в год! И за что? Чтобы из нее вышла законченная проститутка?

— Ты всегда хотел, чтобы она получила образование.

— Но не университетское. Я хоть раз произнес «университет»?

— Это подразумевалось.

— Ни черта подобного! Хватит с нее средней школы. Окончит — пусть устраивается на работу и платит за проживание и кормежку.