— И вас не смущает, что приходится посылать телеграммы за чужой подписью, как это было в моем случае?
— Подобные детали нас не касаются, месье. К нам и обращаются лишь с целью получить услугу, не оказываемую нигде в другом месте. Содержание передаваемых нами текстов лежит полностью на ответственности клиента.
— Вы не опасаетесь осложнений, мадам, когда адресаты ваших посланий приходят требовать от вас объяснений? Как сегодня пришел я?
— Какие осложнения, месье? Мы принимаем все меры предосторожности. Во избежание анонимных проделок, способных нанести ущерб нашей репутации, мы требуем с клиентов удостоверение личности и регистрируем его в специальном журнале.
— Прекрасно, значит, в вашем журнале имеется имя и фамилия клиента, обратившегося к вам 21-го июня и принесшего тексты двух телеграмм.
— Конечно, месье.
— Могу ли взглянуть в этот журнал?
— Это невозможно, месье. Мы не позволяем этого даже полиции, если речь, конечно, не идет об убийстве или о несчастном случае.
— Именно такой факт и имеет место: вы сами только что выразили мне соболезнование по поводу трагического происшествия. И я не думаю, что, читая сообщение о гибели мадам Дюкесн, урожденной Килинг, вы не сопоставили эту фамилию с другим, уже известным вам человеком — Идой Килинг.
Дама молчала.
— Конечно, вы можете утверждать, что отсутствовали, когда поступила просьба отправить эти злополучные телеграммы, и, соответственно, не знаете, о чем в них шла речь. Только я вам не верю. Не может быть, чтобы вы не сохранили в ваших архивах оригиналы этих текстов. Вы их непременно храните, хотя бы на случай возможной проверки или необходимости повторной передачи вашему сотруднику в Биаррице. Ведь всякое бывает. В текст телеграммы, переданной по телефону, может вкрасться ошибка. А ваша организация очень дорожит репутацией, чтобы рисковать исказить смысл. Покажите оригиналы телеграмм, мне непременно надо с ними ознакомиться.
— Содержание посланий проверятся мною лично. Я хорошо помню тексты обеих телеграмм.
— Не сомневаюсь в этом. И вы не могли не прочесть фамилию Килинг в каждой из них. Поскольку клиента принимал другой работник, то с текстами вы, видимо, ознакомились, вернувшись на работу?
— Вы правы.
— Вернулись вы, конечно, до конца рабочего дня, то есть через два-три часа после ухода посетителя.
— Я непременно захожу в кабинет в половине шестого вечера подписать бумаги и проверить работу за день.
— Позвольте выразить восхищение, мадам! Вы заслуживаете место руководителя этого заведения… Однако признайтесь, что всего лишь через пару дней после знакомства с текстами телеграмм вы прочли в газетах первые сообщения о несчастном случае с моей женой. И вы, с вашей профессиональной памятью, не могли не заметить сходства фамилии погибшей с той, что была указана в телеграмме. Вас не мог не насторожить этот факт. Итак, вы по-прежнему отказываетесь показать мне тексты телеграмм? В таком случае я буду вынужден истребовать их через полицию.
— Не думаю, что вы найдете понимание в полиции.
— Полиция займется этим делом по названной вами же причине: речь идет об очень серьезном случае. Я склонен полагать, что гибель моей жены вызвана тем, что меня в тот день не было рядом с ней в лодке. И вы знаете, почему меня там не было. Я получил отправленные вами телеграммы о мнимой болезни моей тещи Иды Килинг и был вынужден отправиться в Биарриц. Я решил предъявить иск лицу, представившему тексты телеграмм вашему агентству. И гарантирую, что уже к концу сегодняшнего дня вы вынуждены будете назвать полиции вашего «тайного» клиента. Я также обращусь за содействием к американскому консульству, поскольку моя жена являлась гражданкой США.
Неподвижное лицо начальницы несколько побледнело.
— Боюсь, как бы ваша пресловутая конфиденциальность не стала причиной серьезных проблем… Я не премину также сделать заявление для прессы, падкой на скандалы. Не думаю, что это послужит хорошей рекламой для вашего агентства. Не придется ли вам после этого вообще закрыться? Я вовсе не желаю мешать вам зарабатывать свой хлеб. Давайте решим так: вы сообщаете мне фамилию и паспортные данные того, кто обращался к вам 21-го июня около 15 часов дня, и разговор останется между нами.
Директриса молча поднялась со своего места, достала ключ и открыла стоящий у стены шкаф. Достав объемистый журнал, она стала его перелистывать. Наконец, остановившись на одной из страниц, отчеканила:
— Клиент, обратившийся к нам 21-го июня в 15 часов дня, носит фамилию Килинг. Это была Ида Килинг, паспорт № 145813, выданный префектурой полиции Парижа.
Жофруа был настолько поражен, что не смог произнести ни слова.
Дама спросила резким тоном:
— Вы удовлетворены?
Ему потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы произнести в ответ:
— Да, вполне.
Хозяйка кабинета вернула журнал на место, закрыв шкаф, а затем вновь села за стол.
— Думаю, теперь вам понятно, почему у меня не было никаких оснований отказать даме отправить телеграммы, речь в которых шла о ней самой.
Подумав несколько мгновений, Жофруа спросил:
— Вы обратили внимание на фотографию в паспорте?
— Естественно, я сверила фотографию с находившейся передо мной женщиной.
— Так, значит, вы ее принимали сами, а не один из ваших работников, как вы только что утверждали?
— Да, я сама.
— Зачем же вы мне солгали?
— Мы обязаны строго соблюдать служебную тайну.
— А может быть, причина в другом? Ведь, прочитав газеты, вы обнаружили странное совпадение двух фамилий — погибшей Эдит Дюкесн, урожденной Килинг, и вашей клиентки.
Никаких объяснений в ответ не последовало.
— Я хорошо помню, мадам, как все без исключения миланские газеты поместили фотографию моей жены, переснятую с фото на удостоверении личности, которое обнаружили в ее сумочке. Вы, конечно же, видели этот портрет?
— Да, месье.
— И вам ничего не бросилось в глаза, вас ничто не удивило?
— Меня действительно поразило удивительное внешнее сходство обратившейся к нам мадам Килинг и женщины на фотографии.
— Почему же вы не сообщили об этом в полицию?
— Я подумала, что наша клиентка, будучи, по всей видимости, близкой родственницей погибшей, вовсе не желала упоминания своего имени в газетах. Это следовало и из того, какой тайной она старалась окружить свой приход к нам.
— К тому же вам было известно довольно странное содержание телеграмм, отправленных ею в адрес погибшей мадам Дюкесн.
Достав из портфеля фотографию Эдит, он показал ее собеседнице.
— Ваша клиентка похожа на эту молодую даму? Разве что намного старше ее.
— Нет, она вовсе не выглядела старше. Мне кажется, что именно она снята на этой фотографии. Хорошо помню, что, записывая ее паспортные данные, я была крайне удивлена, прочитав год рождения. Получалось, что мадам Килинг пятьдесят лет. Однако она выглядела лет на тридцать. Никогда не приходилось встречать так прекрасно сохранившуюся женщину.
— Ничего нового вы мне не открыли.
Однако Жофруа не высказал вслух то, о чем подумал: выходит, что доктор Зарник вовсе не преувеличивал результаты своего лечения. Ида действительно обрела физическую молодость.
Пряча фотографию в бумажник, он произнес:
— Я задам вам последний вопрос, мадам, и обещаю впредь не докучать… Речь идет об одном документе. Вам знаком этот конверт?
Жофруа показал конверт от письма, присланного ему из Майами. Директриса тут же ответила:
— Конечно, знаком.
Он переспросил:
— Вы уверены, что уже видели этот конверт, адрес на котором надписан рукой мадам Килинг?
— Ну конечно, месье…
Дама поднялась из-за стола и вновь достала толстый журнал. Открыв его на уже знакомой странице, она пояснила:
— Мадам Килинг обратилась к нам вторично два дня спустя.
— Два дня спустя? Но это было 23-е июня — день гибели моей жены!
— Она пришла в половине третьего и, казалось, очень спешила. При этом не забыла поблагодарить за отправку двух телеграмм, поступивших, по ее словам, адресату в нужное время.
— Но как она могла об этом узнать?
— Трудно сказать, месье. Мадам Килинг вручила мне этот самый конверт, попросив отправить его в Париж из Флориды с таким расчетом, чтобы письмо поступило к вам в первые дни августа. У нас имеется филиал в Майами, выполнить такую заявку не составило труда. Письмо было отправлено заказным пакетом в США, где наш сотрудник в нужный момент послал его во Францию.