Она повздыхала, поплакала, да и успокоилась, постановив, что Миллер был ее последней юношеской влюбленностью, а теперь она навсегда избавилась от этой болезни.
Но через несколько лет болезнь дала короткий рецидив. Это произошло, когда Саня узнала, что у Миллера роман с фотомоделью. Не зная, что фотомодель — ее школьная подруга Наташка Кузнецова, она пылала черной завистью к этой наверняка глупой, эгоистичной стерве, которой досталось от жизни все: и красота, и любовь. А умная, самоотверженная и добрая Саня оказалась никому не нужна! Но ведь ясно же, что для Миллера было бы гораздо лучше ухаживать за ней, Саней. Для него же самого!
Потом прошло и это. Саня повзрослела и как-то потихоньку привыкла ничего не ждать от жизни. И вдруг теперь, когда она уже смирилась с одиночеством…
Миллер сел рядом с ней на диван.
— Вы меня просто шокировали, — честно призналась Саня, закуривая. Закурила она для того, чтобы он сразу не полез целоваться. — Я даже не знаю, стоит ли мне радоваться…
— Я и сам не рад, — сказал Миллер. — А если вы думаете, что любить очень приятно и весело, значит, вы никогда не любили. Мне так больно, Саша. И давайте наконец перейдем на ты.
Она старательно пыхтела своей сигареткой, а он просто сидел рядом и молча глядел в пол.
И тогда ей стало жалко его. И она обняла его сама.
Они долго целовались, а потом Миллер начал расстегивать на ней халат. Саня удержала его руки.
— Ты не хочешь? — растерялся он.
— Я просто боюсь.
— Я тоже боюсь. Вдруг тебе не понравится со мной? Может быть, нам сначала пожениться?
— Загс уже не работает, — засмеялась она. — А завтра воскресенье.
— Значит, в понедельник, да? Доживем до понедельника?
Он протянул руку за бутылкой, и они стали пить из горлышка, отхлебывая по очереди, как подростки. Будучи школьницами, они с Наташкой вот так пили свою первую бутылку вина… Это неожиданное воспоминание заставило Саню вскочить с дивана.
— Подожди! А как же Наташа?
— Ты же знаешь: мы расстались.
— Но она, может быть, думает, что вы еще помиритесь.
Миллер тоже поднялся, подошел к Сане и больно стиснул ее руку.
— Не знаю, что она думает, но я не оставлял ей никаких надежд. Между нами все кончено, и, поверь, ты не имеешь к этому отношения.
Саня покачала головой:
— Но вдруг она не поверит? Вдруг она все-таки решит, что ты бросил ее из-за меня, а снимки были только предлогом? Как я буду смотреть ей в глаза?
— Она знает, что это не предлог… Я не хотел говорить тебе, но еще раньше я застал ее с другим мужчиной. Она встречалась не только со мной, но и с ним. Такой мужичок с туго набитым бумажником…
— И что ты сделал?
— Ничего. Простил. А тут как раз эта фотография!..
Они снова начали целоваться… А потом Саня сказала, что уже поздно, и Миллер пошел провожать ее. Весь путь от клиники до Саниного дома они проделали, взявшись за руки.
Возле подъезда возникла пауза. Оба понимали, что если Миллер сейчас поднимется, то никакие заклинания уже не помогут. А у Сани в голове крутилась мысль: оказаться с ним в постели, значит — сжечь за собой все мосты.
Она не знала, откуда взялась эта мысль и что это за мосты, но что-то мешало ей пригласить его к себе.
— Я понял, — сказал он. — Поеду домой. Встретимся завтра, да? Можем сходить в кино. Ты хочешь в кино?
Саня кивнула, и он обнял ее.
— Если бы ты знала, как мне хочется остаться!..
— Я знаю. Но я уже столько лет одна. Забыла даже, как это делается. А сегодня специальную литературу почитаю, справочники полистаю, чтобы завтра быть теоретически подкованной.
— Тебе все шуточки. Ну что ж, тогда до завтра.
Он позвонил рано, еще не было десяти.
Звонок разбудил Саню, и, прежде чем взять трубку, она даже не успела вспомнить о переменах, грядущих в ее жизни.
— Але, — хрипло и не слишком любезно сказала она.
— Ты еще спишь?
— Нет, конечно, нет! — бурно вознегодовала Саня. — Я давно встала.
— А я только проснулся. Вот, звоню тебе. Что будем делать?
Она зевнула, с хрустом потянулась и села на кровати. Потом с трубкой добрела до кухни, зевнула еще раз и включила чайник.
— Может, пойдем по Невскому гулять? А там и кино подходящее найдется.
— Хорошо, только я еще кофе выпью.
— Лучше выпей «Огненной вишни», — посоветовал Миллер, и Саня с улыбкой подумала, что, если они поженятся, шутка про чай с огненной вишней будет сопровождать ее до конца жизни. — Ты как, конспекты полистала вчера? Освежила знания? Я могу зачет принимать? Слушай, я так по тебе скучал!
«К черту мосты, — подумала Саня. — И хватит уже строить из себя невинность в пятом поколении».
— Так приезжай. Ну его, это кино. Хлеба только по дороге купи…
Кажется, ее последние слова он уже не услышал.
Она лихорадочно превращала свою одинокую постель в любовное гнездышко, запихивала валявшиеся на стуле вещи в шкаф и одновременно отдраивала сантехнику. О собственной внешности вспомнила в последнюю очередь, случайно взглянув в зеркало.
Оказывается, она готовилась встречать кавалера в трусах и длинной футболке, с волосами, торчащими в разные стороны, как венок статуи Свободы! «Успею ли я привести себя в божеский вид?» — засомневалась она.
Тут Миллер позвонил снова. Его срочно вызвали в клинику.
— Мне приехать?
Он подумал немного.
— Я в пути, а больным уже занимаются анестезиологи. Если ты вдруг явишься в середине операции, это будет неэтично. Нет, лучше отдыхай. Ты вообще-то как?
Саня засмеялась:
— Я-то нормально. А ваша молочная кислота, товарищ Миллер, как поживает?
— Все прошло. Вот жизнь — вчера субботник, сегодня воскресник, завтра понедельничник! Скажи мне что-нибудь хорошее, а?
Говорить «хорошее» по заказу Саня не умела, поэтому глупо захихикала.
— Ну ладно, — сказал Миллер. — Я позвоню, как только освобожусь, да?
«Наверное, ему будет приятно, если я все же приеду в клинику, — подумала Саня. — Куплю колбасы какой-нибудь, печенья… Я даже не пойду в операционную, чтобы не отвлекать его от работы… Или нет, зайду на секунду, просто скажу, что приехала».
Не торопясь она выпила чаю, полежала в ванне, потом тщательно вымыла голову и попыталась уложить волосы феном. Без сноровки дело шло трудно, волосы, предварительно щедро политые жидкостью для укладки, изгибались разнообразными синусоидами. Намочив волосы в третий раз, Саня сдалась и собрала их в свой обычный хвост. Покосилась на косметичку, засунутую в дальний угол шкафа. «Ты ненакрашенная страшная, и накрашенная», — пропела она себе и оставила косметичку в покое.
Она уже собиралась выходить, когда снова раздался телефонный звонок. На этот раз звонила Наташа.
Без долгих предисловий она сказала, что сегодня им нужно обязательно сходить в церковь. Что есть такая часовня на Смоленском кладбище, в которой, что ни попросишь у Бога, все сбывается. Так вот, нужно немедленно туда поехать и попросить, чтобы Бог помог им обеим устроить личную жизнь.
— Ты хочешь попросить, чтобы Миллер вернулся к тебе? — спросила Саня, холодея.
Наташа рассмеялась:
— Да нет же! Я, конечно, дура, но не настолько, чтобы снова наступать на те же грабли… Так что, поехали?
Саня молчала, раздумывая, можно ли верить подруге. Судя по ее беззаботному тону — да. И вообще она врать никогда не умела…
По-своему расценив Санино молчание, Наташа пустилась в уговоры.
— Неужели ты твердо решила на всю жизнь остаться одна? — горячо говорила она. — Ты молодая интересная женщина, умница. Вокруг тебя полно мужиков. Просто пока тебе не везет. Как и мне. С этим надо что-то делать, Санька! Ну я прошу тебя, поехали!..
— Ладно, уговорила. — В конце концов, у Сани начиналась новая жизнь, и при таких обстоятельствах отказываться от небесной помощи было просто опасно: а вдруг там, наверху, на нее за это рассердятся? — Ты за мной заедешь?
Наташа замялась.
— Слушай, — сказала она после паузы, — мне кажется, что ехать на машине в священное место как-то неприлично. Давай на метро, а?
Они договорились встретиться у «Василеостровской».
Однажды Саня уже ездила в эту часовню просить счастья и любви. Это было на первом курсе института, в компании подружек. Теперь она думала, что вспомнит дорогу, и уверенно вела Наташу по Малому проспекту. День был в отличие от вчерашнего холодным, на асфальте подсыхали следы утреннего снегопада, возможно, последнего в году. Но ярко светило солнце, и от этого идти было приятно, однако Смоленское кладбище все не показывалось. Спрашивать дорогу им почему-то казалось неудобным, и они продолжали движение наобум, решив, что рано или поздно придут куда надо.