Вернувшись в очередь, Алиса нашла своего отца страстно обнимающимся с неизвестной женщиной. Ничего себе! Она остановилась, не зная, как быть дальше. Конечно, после разрыва с матерью отец имел право на личную жизнь, но Алиса никогда не думала, что он станет осуществлять это право, нападая на таинственных незнакомок в общественных местах.
Впрочем, дама не обладала внешностью, способной спровоцировать мужчину на подобные эскапады. Это была очень полная женщина средних лет, тщательно ухоженная и дорого одетая. Подобно многим дородным дамам, она следила за собой не для того, чтобы быть привлекательной для мужчин, а чтобы подчеркнуть свое благополучие и высокое общественное положение. Отлично прокрашенные волосы были взбиты в пышную прическу, на лице — тщательный макияж, куртка с норковым воротником и черные брючки с идеальными стрелками. На шее дамы гордо лежало несколько толстых золотых цепей, а мочки ушей оттягивали серьги с крупными камнями. Алисе, хоть она была много моложе и килограммов на шестьдесят стройнее, внезапно стало неловко за свой куцый вид и дурацкий детский хвостик, из которого наверняка выбилась половина прядей.
— Алиса, это Ольга, — радостно сказал отец и замолчал, будто это все объясняло.
— Мы с вашим папой учились вместе, — улыбнулась Ольга, — вас я тоже знаю. Правда, только во внутриутробном состоянии.
Как-то сразу стало понятно, что это очень добрая и приятная женщина.
Алиса протянула им кофе.
— О, спасибо. — Ольга, не чинясь, взяла стаканчик. — А как же ты?
— Ничего, если захочу, куплю еще в автомате. Я, наверное, не буду мешать вашей встрече?
— Что ты, что ты! — Ольга притянула ее к себе. — Мне так приятно с тобой познакомиться! Надо же, как время летит! Помню, мы с девчонками все приставали к твоей маме, чтобы она дала нам потрогать, как ты шевелишься у нее в животе, а теперь ты вон какая!
— Алиса сама уже мама, — гордо заметил отец, подтягивая к себе Ольгин чемодан.
— Ну! — восхитилась та. — Везет тебе, от своих-то обормотов я когда еще дождусь!
Она подробно стала выспрашивать, сколько ребенку, как родился, да как ест, да как молодая мать чувствует себя, и с таким живым интересом, словно сама Алиса была ее однокурсницей, а вовсе не Илья Алексеевич.
Она летела в Тюмень проведать сына, на обоих рейсах регистрация только началась, времени поболтать было достаточно, и Алиса, хоть всегда трудно сходилась с людьми, вдруг почувствовала, что проникается симпатией к этой шумной женщине.
Достав телефон, Алиса показала несколько снимков Сережи и Вани.
— Славный малыш, — сказала Ольга, — а это муж твой? Шикарный мужик, черт побери! Ты с ним, смотри, осторожно, красавцы — они такие.
— Оля, что ты говоришь! Иван — самый порядочный человек из всех, кого я знаю, — вступился Илья Алексеевич за любимого зятя.
— Ладно тебе! Я тоже кое-что знаю, сама с красавчиком всю жизнь прожила. Мой-то — это вообще у-у-у! Блядовитый океан! — В голосе Ольги явственно слышалась гордость за мужа. — Гонялся за каждой юбкой, — весело продолжала она, — даже сейчас еще не успокоился. Впрочем, бабы всю жизнь сами к нему липли, да и на твоего наверняка летят как мухи на мед. Но для семейного счастья все это фигня, я тебя сейчас научу, как с этим бороться. Ты, Алиса, главное, не принимай всерьез его походы. А то я тут недавно фильм смотрела, там мужик свернул налево, а жена его со слезой спрашивает: «Ты влюбился?» Я думаю, люди добрые, чему это учат нашу молодежь! Разве можно так с мужьями обращаться? Они ж как дети! Скажешь ему: «Ты влюбился», — он и думает: «Ах да, я влюбился! Как сложен этот мир, как велика моя любовь!» И начинается. А на самом деле к мужу нужно относиться не как к тонко чувствующей личности, а как к собаке, то есть хорошо кормить и вовремя выпускать погулять. Позволь ему чуть-чуть побегать, а потом скажи: «Дорогой, давай-ка завязывай с блядством». Сразу опомнится — чем это я занимался? — и вернется в лоно семьи.
Алиса улыбнулась. Совет, возможно, был дельным, но в ее ситуации не подходил. Именно она считалась в семье источником древнего зла, с которым так успешно боролась Ольга.
— Точно тебе говорю, методика отработана. Моего всю жизнь бабы на части рвали, но фиг им что обломилось. Хотя их тоже можно понять: муж у меня такой, что Бандерас просто отдыхает. Да я тебе сейчас покажу, чего попусту хвастаться.
Через секунду Алисе показалось, что ее ударили по лицу. С экранчика мобильного телефона на нее, весело улыбаясь, смотрел Васильев…
Чтобы не стеснять Тамару Константиновну своим присутствием, после работы Анциферов поехал на кладбище. Несколько дней шли сильные дожди с ветром, на могилу нападало много веток, и вся она была покрыта облетевшей листвой. Ваня занялся уборкой. По привычке разговаривал с Зоей.
— Так и живем, — вздохнул он, утрамбовывая листья в пакет, — скоро у нас еще ребенок родится. Ну как скоро, месяцев через восемь. Хорошо бы девочка, мы ее в твою честь назовем. Живем, конечно, трудно, но я все равно рад. Знаешь, я в последнее время реже о тебе вспоминаю… Но ты не сердишься и не ревнуешь, правда?
Он расчистил себе уголок и сел передохнуть.
— Я люблю тебя, Зоя, но теперь наша любовь стала моим прошлым. Прости. Все осталось как было, ведь в прошлом ничего изменить нельзя, ни хорошего, ни плохого, но я живу дальше. Слушай, я стал таким семейным человеком… — он улыбнулся, — мне даже странно, ведь год назад я чувствовал себя одиноким скитальцем. Тут дело не в любви, нет! После твоей смерти я совсем не думаю о ней, просто я как бы перестал быть сам по себе. Мы теперь — и Алиса, и Сергей, и Илья Алексеевич, и даже теща — вроде как единая биомасса. Ты понимаешь, о чем я говорю?
На дерево села ворона, его старая знакомая, и громко каркнула.
— Я так и знал, что понимаешь. — Ваня вернулся к своим трудам. — И ты, Зоя, тоже входишь в нашу теплую компанию. Ты же часть меня, притом, кажется, лучшая часть. Как же мне трудно было с тобой расстаться!
Пакет, куда Ваня запихивал листья, переполнился и треснул по шву. Для вторичного использования он уже не годится, а мусора еще много. Ваня поискал глазами: может быть, найдется что-нибудь пригодное?
Он заметил под оградкой небольшое углубление, из которого торчала ручка полиэтиленового мешка. Ваня дернул за нее, думая, что, наверное, забыл этот пакет в прошлый раз.
Но в пакете обнаружился целый набор полезных вещей: большой кусок материи, лейка, резиновые перчатки и старая детская лопаточка. Кто мог оставить здесь эти приспособления для ухода за могилой? Вдруг Ваня понял, что веселенькая расцветка ситца кажется ему странно знакомой. Ну да, именно под таким пододеяльником он спал не так давно, а потом Алиса пустила его на тряпки. А вот и пятно — это он пролил крепкий чай, который любил пить в постели. Именно потому, что чай не удалось отстирать никакими порошками, пододеяльник и был разжалован в хозяйственную ветошь.
Так вот кто содержал в порядке Зоину могилу все это время! Вот кто мыл памятник и сажал цветы и развел такой красивый плющ вокруг оградки…
Он комкал в руках кусок пододеяльника, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Он так давно не плакал, последний раз, кажется, в детском саду… Когда умерла Зоя, он оказался на самом дне отчаяния, но глаза его оставались сухими — горе было слишком глубоким, слишком беспросветным, он хотел избыть его до конца и не собирался облегчать себе душу слезами.
«Мужчины не плачут», — всегда говорил отец. Ваня был с ним согласен, полагая жалким любого рыдающего мужика, но сейчас он сидел на корточках, обнимал Зоин памятник и всхлипывал самым недостойным образом. При этом он чувствовал, как в душе воцаряется ощущение светлого, спокойного, почти детского счастья и благодарности судьбе.
Раньше он не испытывал ничего подобного. Она ходит сюда давно, еще с тех пор, когда он был для нее только приятелем и ничто не предвещало их будущего союза. Зачем она это делала? Да просто знала, что Зоя была одиноким человеком и некому смотреть за ее могилой. А потом, глупая, ничего не сказала ему… Стеснялась? Или боялась, что он решит, будто она делает это специально, чтобы сблизиться с ним?
Он зарыдал в голос, благо в этот поздний час на кладбище никого не было. За многие годы в нем много накопилось слез…
— Молодой человек! — вдруг услышал он.