И играет по своим правилам.
– И тебе это по душе?
– Конечно. А я, как ты думаешь, всего добился? Когда выяснилось, что в местную адвокатскую элиту мне не пробиться, потому что я не там, где надо, учился, я стал действовать по-своему. Большинство из моих уважаемых коллег считают меня ничтожеством, да только как же так получается, что на процессах я чаще всего кладу их на лопатки?
– Вот поэтому-то ты и стал заниматься разводами?
– Не разводами. Женщинами, которых хотят обмануть, – сказал Арнольд с таким праведным смирением, что Дженис расхохоталась.
– Ах ты, старый плутишка.
– Вот именно. Сравнительно с тобой уж точно старый.
– Да, у тебя ведь скоро день рождения. Я пошлю тебе букет желтых роз и детский поцелуй, чтобы ты чувствовал себя молодым.
– А я и так чувствую себя молодым. В том-то и беда.
– Слишком много женщин?
– Полно, и все не те. Я тут присмотрел одну славную птичку, которая могла бы заставить меня забыть об отвращении к браку, но, боюсь, придется ее отставить. Дело в том, что я перевернул новую страницу в жизни. С юными девицами пора завязывать.
Дженис собиралась было съязвить, но тут проходящая мимо пара остановилась и заговорила с Арнольдом. А потом он заспешил на свое свидание.
Они распрощались у выхода из ресторана, и, глядя, как Арнольд удаляется – мужчина, которому все инстинктивно уступают дорогу, – Дженис поймала себя на том, что восстанавливает в памяти их разговор и пытается угадать, уж не Морнинг ли Глори Брауни та самая птичка, о которой говорил крестный?
– По-моему, пора нам познакомиться поближе, – сказала Дженис, обводя взглядом группу поддержки. Шел дождь, и удлиненная узкая комната, уставленная огромными цветочными горшками и резной мебелью, от которой веяло стариной, казалась сегодня особенно уютной. – Думаю, стоит выбрать какую-нибудь тему, и пусть каждая выскажется.
Дженис замолчала в ожидании реакции. Шанель, казалось, все это забавляло – по крайней мере лицо ее тронула улыбка. Ариэль сосредоточенно разглядывала тарелку с салатом, к которому едва прикоснулась, и Дженис даже подумала, что она вообще не расслышала сказанного. Глори, со своей стороны, напротив, поедала ее глазами, и вид у нее был явно настороженный.
– Ну что ж, я лично готова попробовать, – сказала Стефани. – Только надо выбрать какую-нибудь действительно удобную тему, чтобы никто не смущался.
«А тебя что смущает, Стефани?» – подумала про себя Дженис, но вслух сказала:
– Вы правы. Никто не возражает?
На сей раз все согласно кивнули, Глори последней.
– Так о чем говорить будем?
– Может, о мужьях? – сухо предложила Шанель. – Ведь это они свели нас вместе.
– Другие предложения? – спросила Дженис и, поскольку все промолчали, добавила:
– Кто начнет?
– Минуточку, – сказала Глори. – О чем, собственно, мы собираемся говорить, о внешности?..
– О внешности, о семье, о том, как познакомились, почему расстались, словом, обо всем.
– А почему бы вам самой не начать, Дженис, – бархатным голосом спросила Шанель. – Ведь это ваша идея.
Дженис смутилась. До сих пор ей удавалось не слишком раскрывать себя. Но в конце концов придется сделать выбор: либо выдерживать свою линию до конца, либо признаться, что у нее как раз вполне счастливый брак. Беда в том, что не умеет она врать или хотя бы говорить правду наполовину.
– Ну что ж, – наконец начала она, – всем вам известно, что Джейк – профессор Стэнфордского университета.
О внешности. Он среднего роста, дюйма на два выше меня на каблуках. У него темные волосы, темные глаза и потрясающая улыбка. Можно сказать, что он скорее привлекателен, чем красив. Он легко сходится с людьми, и обаяние у него ненаигранное – само собой получается.
– Да? А как насчет того, что бывает, когда гости разойдутся по домам? – поинтересовалась Шанель.
– То же самое. Он любит поговорить – оставаясь вдвоем, мы никогда не молчим.
– Да, но слушать-то он умеет? – спросила Стефани. – У Дэвида с этим неважно, хотя, может, это моя вина. Слушательница в семье – это я.
– Да нет, Джейк и слушать любит. По крайней мере когда речь идет о… – Дженис прикусила губу.
– О чем? – вступила в разговор Глори.
– О предметах, которые ему интересны.
– Из этого следует, что ваш муж самовлюбленный тип, который только собой и интересуется, – категорически заявила Шанель.
– Ничего подобного. Просто он любит поговорить, и у него действительно есть что сказать, – резче, чем хотела бы, ответила Дженис.
– Ас чего это вы его защищаете? – по-прежнему агрессивно спросила Шанель.
– Ничуть не защищаю. Просто хочу быть справедливой.
– Ну, что моего бывшего касается, то живет он в собственном мире, – сказала Шанель. – Жака только одно интересует: его чертовы коллекции. К тому же он лжец. Когда женихался, делал вид, что у него полно… В общем, оказался совсем другим, чем хотел выглядеть в моих глазах. – Поразмыслив немного над собственными словами, Шанель пожала плечами. – Ну а что вы о своем бывшем скажете, Стефани?
– Раньше он мне казался самим совершенством. У меня только один свет в окошке и был – он да дети.
– Так вы разводитесь, потому что он изменил вам? Но такие вещи, знаете ли, случаются.
– Я не могу простить его, – вспыхнула Стефани, – потому что обнаружилось нечто совершенно ужасное.
– А именно?
– В последний момент у меня отменилась одна встреча, и я пришла домой раньше, чем предполагала. Мальчиков не было, а Дэвид… лежал в постели с одним нашим общим приятелем.
– Ага, старый муж и лучший друг, – хмыкнула Шанель.
– Я назвала его ублюдком и велела упаковать вещички и убираться из дома.
– А он?
– А куда ему деться? Правда, сначала упирался, просил прощения, хотел, чтобы я сделала вид, будто не видела того… что видела. – Стефани говорила с трудом, превозмогая себя, и Дженис все ждала, когда же она умолкнет, хотя ей-то эта откровенность была только на пользу.
– Очень грустно, – негромко проговорила Ариэль и слегка коснулась своими узкими, длинными пальцами руки Стефани. – Что касается меня, то Алекса с другой женщиной я никогда не накрывала, но уверена… – Голос ее пресекся.
– В чем?
– Что он в интимных отношениях с некоторыми из своих пациенток.
– О Боже, Ариэль, да понимаете ли вы, что это значит? – воскликнула Шанель. – Если удастся доказать это, вы же его до нитки раздеть можете.
Ариэль замкнулась, и Дженис только порадовалась, когда подала голос Глори:
– Ну, я-то уверена, что Бадди трахался на стороне. Мне многие на это намекали, но я делала вид, будто ничего не понимаю.
– Словом, все они, кроме мужа Шанель, изменяли своим женам, – со вздохом сказала Стефани.
– И кроме Джейка, – невольно выпалила Дженис.
– Если он такой уж безупречный господин, чего же вы тогда разводитесь?
Вопрос Шанель застал Дженис врасплох. Как же это она позволила себе забыть, даже на минуту, что она здесь не зритель, а участник, по крайней мере предполагается, что участник.
– Повторяю, мы совершенно не подходим друг другу характерами, – сказала она, тщательно выбирая слова. – Выяснилось это не сразу, но через некоторое время… Короче, эти различия совершенно подкосили наш брак. Но Джейк всегда оставался мне верен.
– Откуда такая уверенность? Он что, импотент? – недоверчиво бросила Шанель.
– Вроде того, – неохотно выдавила Дженис.
– Что ж, в этом вы не одиноки. У бедняги Жака тоже не очень-то вставал. А когда получалось, он кончал так быстро, что я удовольствия не успевала получить. – Шанель перевела взгляд на Ариэль:
– А у вас что там? Чего это вы вдруг передумали насчет развода? По-моему, есть все основания.
– Да это не я, это Алекс хотел развода. Не пойму толком почему, наверное, я сделала что-то, что ему не понравилось.
Шанель со смехом откинула голову, а Глори вообще покатилась от хохота. Даже Дженис почувствовала, что с трудом удерживается от смеха. И только Ариэль даже не улыбнулась, а, напротив, строго посмотрела на Шанель.
– Извините, дорогая, – сказала Шанель, вытирая глаза бумажной салфеткой, – очень уж забавно это прозвучало.
Так, словно о чепухе какой-то речь идет.
Неожиданно Ариэль улыбнулась.
– Наверное, и впрямь получилось смешно, – признала она. – Но я и вправду не знаю, чего это он обозлился. Потому, собственно, и прихожу сюда. Может, чему научусь и тогда не буду делать столько глупостей.