Глори подняла голову, и у нее чуть язык к небу не присох.
Если бы не волосы да глаза, этого мужчину вполне можно было принять за Бадди. Глори инстинктивно прикрыла лицо свободной рукой. Мужчина улыбнулся:
– То есть это я так думаю. Таких людей, как Клер, лучше не восстанавливать против себя.
– Вот вы и не восстанавливайте, а я буду действовать, как мне нравится, – ядовито бросила Глори, злясь на себя за то, что выказала страх перед незнакомым человеком. – Хулиганам я уступать не намерена.
– Это уж точно. – Под его взглядом Глори сделалось неуютно. – Мне кажется…
– Вы считаете, что вправе давать мне советы? Послушайте, мистер, я вас не знаю и знать не хочу.
Все еще загораживая ей дорогу, он снова улыбнулся:
– Меня зовут Стив Голден. Я веду здесь военные занятия, а кроме того, помощник директора клуба.
– Ну и что с того?
– А то, что, может, выпьете со мной пива, чтобы остыть немного?
– Я не пью, – резко бросила Глори. – И у меня нет времени на всяких там спортсменов.
– Вам не нравятся спортсмены?
– Мне не нравитесь вы.
– Напрасно. Я совсем неплохой малый.
Глори пристально посмотрела на него. Он что, всерьез?
Или это новый способ девчонок кадрить?
– Ну что ж, значит, я промахнулась, – Глори нырнула ему под руку и устремилась к двери.
– Если вдруг передумаете, приглашение остается в силе, – сказал он ей в спину.
Вместо ответа Глори изо всех сил толкнула дверь, но петли были смазаны хорошо, и эффектного выхода не получилось. Ей показалось, что изнутри донесся негромкий смех.
Кипя от злости, Глори зашагала к автобусной остановке.
Вот-вот, как раз еще одного спортсмена ей и не хватало для полного счастья. И вообще она сейчас не в настроении играть в эти игры. Что и неудивительно. Питается она только фруктами, сырыми овощами да обезжиренным йогуртом. Желудок все время бунтует. Правда, теперь – нет. Урок аэробики явно пошел на пользу. Что ж, еще пять фунтов долой, и можно будет отправляться с Шанель за покупками.
Вопрос только в том, сдержит ли она свое обещание.
Вот уж о ком в эти дни Шанель меньше всего думала, так это о Глори Брауни. Она пребывала в растерянности и сомнениях – состояние вообще-то для нее весьма необычное.
Планы завоевания Лэйрда приносили пока весьма скудные плоды: за последние две недели он дважды пригласил ее на ужин, сводил в галерею, в которой имел долю, и даже пару раз позвонил просто поболтать, но это и все. После свиданий он отвозил ее прямо домой, нежно целовал у порога, от приглашения зайти выпить отказывался да и к себе не звал.
Так что Шанель пришлось изменить свои намерения относительно штурмовой атаки и приступить к последовательной осаде. Таков уж, видно, этот человек, ему, похоже, не нужны слишком легкие победы. Но ведь в постели-то она может быть на высоте. Совсем неплохо бы дать ему понять, что его ожидает, если он на ней женится, всего лишь дать понять. Если Шанель правильно оценила отношение Лэйрда к кузине, то ему нравятся женщины, не выставляющие напоказ свои прелести, но, напротив, всячески подчеркивающие свою скромность. Вот она и вела себя тише воды ниже травы, позволяя себе лишь слегка его поддразнивать. Ни в коем случае нельзя, чтобы Лэйрд подумал, что на него давят. Однажды Шанель даже отклонила очередное приглашение поужинать вместе под тем предлогом, что на этот вечер ее уже ангажировали.
К счастью, будучи замужем за Жаком, она ничего такого особенного себе не позволяла, так что вряд ли до Лэйрда донеслись какие-либо сплетни. Шанель вполне отдавала себе отчет в том, что, целиком сосредоточившись на Лэйрде, она ведет рискованную игру. Свидания свиданиями, но он все как-то от нее ускользает. О его личной жизни Шанель знала лишь то, что он любит морские прогулки и интересуется живописью.
Насчет его романов – обычно затяжных – до нее доносились только обрывочные слухи. Будучи одним из самых завидных женихов в Сан-Франциско, Лэйрд неизменно становился объектом разнообразных сплетен, но, по сути дела, его романы – как правило, с разведенными дамами – никаких оснований для этого не давали.
Словом, Шанель играла в игру под названием «Терпение»., и это начинало ее всерьез раздражать. К тому же материальное положение внушало все большее беспокойство. От Жака ей досталось совсем немного, а расплатившись с Арнольдом Уотерфордом и по иным самым неотложным долгам, Шанель оказалась совсем на мели – денег оставалось буквально на несколько недель. Даже уборкой она стала заниматься сама, в чем не призналась бы и ближайшей подруге, если бы таковая имелась. И на еде приходилось экономить, буквально каждый цент считать. Поэтому теперь Шанель предпочитала, чтобы Ферн на выходные оставалась в школе.
Та буквально до неба взвилась, когда мать урезала ее карманные расходы и продала лошадь. Шанель тоже закипела, сказав дочери, что, если нужны деньги, пусть находит себе работу по вечерам да выходным. И вообще лучше бы до самого Рождества поменьше приезжать домой. Да и на праздники, если, конечно, пригласят, хорошо бы съездить к друзьям.
Воодушевляло, если можно так сказать, только одно.
С тех пор как Шанель стала появляться в обществе Лэйрда, она сильно выросла в глазах окружающих. Шанель получила несколько приглашений, которые вообще-то теперь, когда к клану Деверю она больше не принадлежала, не должна была бы получать. Одно только плохо – нет среди приглашающих ее прежних школьных знакомых.
Когда Лэйрд был занят, Шанель сопровождал на всяческие рауты Хауи Брайтон, как, впрочем, и раньше, когда она была замужем за Жаком. Толковали, что он гомосексуалист, но в обществе принят, и замужние или вообще не свободные женщины отправлялись с ним на разнообразные светские рауты, не опасаясь никаких сплетен.
Тесно связанный с одним весьма уважаемым в Сан-Франциско семейством, он привлекал к себе людей легким нравом и, как правило, хорошим настроением. К тому же Хауи был талантливым архитектором. Короче – идеальный спутник для Шанель.
– Полагаю, тебе надо придумать что-нибудь особенное, если хочешь выйти за Лэйрда и его миллионы, – говорил Хауи, провожая Шанель домой с благотворительного банкета. – Его уже столько раз пытались заарканить, что на мякине этого воробья не проведешь.
– Что это ты нафантазировал? – холодно посмотрела на него Шанель. – Да, Лэйрд мне нравится, но замуж за него и за его миллионы, как ты изволил выразиться, я вовсе не собираюсь.
– Говори, говори, – хитровато подмигнул Хауи.
– Надо полагать, это шутка, но сегодня мое чувство юмора куда-то запропастилось, – огрызнулась Шанель.
– Да быть того не может. Что мне всегда в тебе нравилось, так это как раз острый язычок. Только с Лэйрдом будь поаккуратнее. У него с чувством юмора в отличие от тебя неважно.
Шанель сменила тему. Злить Хауи не надо, он еще пригодится, но и давать ему пищу для сплетен тоже не следует.
Пусть Хауи ей симпатизирует – в этом можно не сомневаться, – но людей хлебом не корми, только дай язык почесать, а как раз сейчас Шанель меньше всего хотелось становиться объектом сплетен. После, когда она выйдет за Лэйрда, пусть болтают сколько угодно. Тогда ей будет на это совершенно наплевать.
Дойдя до дому, Шанель чмокнула Хауи в щеку, поблагодарила за чудесный вечер, сказала, чтобы не пропадал, и, чувствуя, что с ног от усталости валится, только и мечтала о том, чтобы добраться до постели.
Но открыв дверь, она обнаружила, что в доме горит свет, и, увидев в передней небрежно брошенную на кресло куртку Ферн, сердито поджала губы. Ферн лежала, свернувшись, на диване, и лицо ее покраснело от слез – прямо воплощенное страдание.
– Это еще как понять? – резко спросила Шанель.
Ферн вытерла глаза тыльной стороной ладони и подняла на мать полный трагизма взгляд Шанель все это показалось чистой театральщиной.
– Я ушла из школы, – прорыдала Ферн. – Глаза бы мои всю эту публику больше не видели!
Ферн готовилась уйти из школы исподволь. Поле развода Шанель она намекала матери, что теперь она «не своя». Нет, отодвигали ее в сторону не демонстративно – во всяком случае, поначалу. Например, только благодаря случайности Ферн обнаружила, что ее не позвали на вечеринку к одному приятелю. Были и другие приметы. Неожиданно выяснилось, что она перестала быть одной из самых популярных девушек в школе – никто из тех, кто раньше домогался свиданий, не пригласил ее на рождественский бал, одно из главных событий школьной жизни. А если она немного запаздывала к обеду, при ее появлении сразу воцарялась напряженная тишина – верный признак того, что только что говорили о ней.