— Фигеть! — донеслось из зала. — Это кому так повезло?

— Ренатику, — мило улыбнулась Вера Алексеевна. — Не шумите, сейчас ваши роли назовём, никого не забудем, все уже утверждены.

Марина хихикнула, обернулась на главного «мушкетёра», злорадно полюбовалась его ошеломлённой физиономией.

— А вот служанка Саншетта… — Надя вынула другой лист.

— Людочка, — прокомментировала Мутко.

— … большое декольте, укороченный кринолин без фижм, банты… Саншетта — большая кокетка. Но причёска современная.

Люда Житкинская покраснела, тряхнула косой чёлкой до подбородка. По довольному лицу третьекурсницы было видно, что против большого декольте и бантов она ничего не имеет.

— Альбертина, Света, — очень современная девушка. Она ходит в мини-юбке, но у неё высокая причёска и шляпка в стиле восемнадцатого века. Доктор… Игорь, да? У него парик и монокль, а ещё современный медицинский халат.

Марина сидела, закусив губу. В душе её разливалось нехорошее предчувствие. Она читала либретто «Сына-соперника». Альбертиной будет Света. Остаётся только один женский персонаж, Леонора, сопрано. Конечно, Марине с её диапазоном Леонора вполне подходит, тем более, судя по другим ролям, точное попадание в тембр голоса для того, во что они собираются превратить классическое произведение, не так уж и важно. Есть ещё безымянные слуги, ребята из хора Тараса Семёновича, но что-то подсказывает Марине, что в массовку её вряд ли утвердят. Проблема в том, что Леонора, невеста Дона Педро (о костюме которого как раз рассказывает сейчас Надя), по совместительству — любимая девушка Дона Карлоса. О нет! Только не это!

— У Леоноры очень романтичный стиль, из всех героинь максимально приближенный к эпохе. У неё небольшое панье под юбкой, это такой каркас для пышности, длина юбки — чуть ниже колена, — Надя продемонстрировала набросок карандашом на листе формата а-три.

Сердце Марины окончательно рухнуло вниз. У стилизованной женской фигуры на эскизе были яркие рыжие кудряшки с вплетёнными в них букетиками незабудок.


Мергелевск, июль 2017 года


Оля и Коля, Савва и Аришка сидят в палисаднике. Не играют, а обмениваются грустными репликами:

— И что вы сейчас делать будете? — это Савва. — Гулять во двор пойдёте?

— Не-е-е… Спать будем, — это Коля.

— Спать?!! — это Аришка.

— Ну да, час. То есть мы не будем. Бабушка будет.

— А вы?

— Мы лежать будем. Ждать. Это тихий час. Как в садике, — печальная реплика Оли.

— Вы же не хо́дите в садик!

— Не ходим, но у нас всё равно тихий час. Мы лежим и молчим, потому что бабушка спит. Шептаться нельзя, потому что мы спим тоже.

— Так вы тогда и взаправду спите, — умудрённый опытом пятиклассник Савва, кажется, уже начал постигать законы взрослой жизни.

— Мы не можем, — хором отвечают близняшки. — Бабушка храпит.

— И у нас потом головы болят, если заснём, — добавляет Оля.

— Давайте, я вам книжки дам, — предлагает сердобольная Аришка. — С картинками.

— Нельзя. В комнате темно. Бабушка Римма шторы задвигает.

Дети подавленно молчат. Я встаю из-за стола и тихонько выглядываю в открытое окно, мне видны четыре светлые макушки.

— Скучно, — со вздохом констатирует Савва. — Давайте что-нибудь придумаем. Чтоб вы и спали, и поиграли.

— Давайте, — эхом откликаются близнецы. — А что, так можно?

— Ха! — с апломбом восклицает Аришка.

Мне ужасно хочется узнать, что придумают озорники, но на экране ноутбука укоризненно мигает выставленный на пустой странице курсор. Пользуясь тем, что набор актёров в мюзикл ещё идёт, я решила довести до ума «Любовь Дель-арте». По сути это означает, что я должна заново переписать пьесу. Работа спорится. Я закрываю окно, постепенно погружаясь в свою старую фантазию. В остановившемся между этажами грузовом лифте торгового центра, в котором по нелепой случайности застряли перед Новым годом мои герои, идёт активный диалог. Я придерживаюсь сюжета, но линия истории начинает медленно изменяться. Ничего, всё к лучшему, теперь меня никто не пытается контролировать и не заставляет поступаться творческими принципами. Уф, первая глава готова! Можно позволить себе небольшой отдых.

Когда я выхожу в коридор, мимо меня, цокая когтями по паркету, с деловитым видом проходит Тимоша. У пса на шее болтается на ремешке маленький фонарик, из-под ошейника торчит свёрнутая трубочкой бумажка. Я приседаю и глажу Тимошу. Пёсик нетерпеливо поглядывает в сторону гостевой спальни. На бумажке Аришкиным почерком крупными буквами написано: «План Пабега». Я отпускаю пса, и тот продолжает свой путь. Дверь спальни предательски скрипит, однако после короткой паузы храп Риммы возобновляется. Я посмеиваюсь, наливаю себе кружку чая, запасшись конфеткой для вдохновения, и возвращаюсь в свой кабинет. Немного болит спина. Чай пахнет яблоками, это какой-то особый сорт, который так любит Валера. Но ароматный напиток быстро остывает на столе, а рядом с кружкой тает от горячего шоколадка. Потому что у меня в руках дневник Марины.


«….. 16 октября.

Дона Леонора должна выйти замуж за Дона Педро. Всё бы ничего, но Дон Педро старый. А вот сын его — парень хоть куда. Они с Доной Леонорой при виде друг друга писаются кипятком, но Леонора дала отцу клятву, что выйдет за Дона Педро и всё такое. У Леоноры есть друзья, Альбертина и Рамиро. Рамиро клеится к Альбертине. Дон Карлос один раз чуть не попутал, думал, что к Леоноре, потом разобрался. Но Леоноре всё равно выходить за Дона Педро, который таскается по всем сценам и радуется, как ребёнок. Служанка Саншетта больше всех возмущается, что молодой девчонке придётся жить со стариком.

В финале все счастливы, потому что в пьесе есть ещё Доктор. Когда Карлос падает в обморок на нервной почве, Доктор по пульсу определяет, что сын Дона Педро неровно дышит к невесте папочки своего. В конце концов до старого хрыча доходит вся ситьюэйшн, он решает, что пора и о душе подумать, а мальчик так и помереть может, без любимой девушки. И самоустраняется. Хеппи-енд, все поют счастливую песню, занавес.

Я так пишу, потому что злая. Нужно было притвориться больной и не ходить на прослушивание. Вокруг были предупреждающие знаки, а я им не внемлила (зачёркнуто), я их просто прос&рала.


17 октября.

Я делаю это только потому, что меня на ФПР бесплатно взяли из-за моего голоса. Как мне трудно, никто и представить не может! Я здесь единственная с первого курса. Все остальные участники проекта — третье- и четверокурсники. У них нормальное расписание, а я ношусь, как мышь под метлой. Мы пока репетируем по отдельности, с Анидой Батистовной и Тарасом Семёновичем, учим свои партии. Знаю по опыту, что проблемы начнутся, когда мы соберёмся репетировать все вместе. И проблемы будут не только с пением. Большинство ребят нормальные, но есть придурки. Больше всех достаёт меня Ники Бужор. Он всех достаёт. Когда объявляли роли, начал выкрикивать, что в то время таких, как я, рыжих, сжигали на костре и нужно мне тоже парик нацепить, для достоверности. За меня вступилась Надя. А Люда потом сказала, чтоб я на Бужора внимания не обращала, что к нему у них на курсе за три года уже все привыкли. А как не обращать? Если я с первого курса, надо мной прикалываться можно? Ники поёт Дона Рамиро. Голос у него хороший, поставленный. Дон Рамиро должен быть милым и хорошим, а Ники — придурок.

Стас, пришедший посмотреть, как мы репетируем, случайно подставил меня под насмешки Ники. Люда сказала, что ей всё-таки жаль, что мы, девочки, не наденем под костюмы корсеты — с корсетами талия узкая. Стас хмыкнул, подошёл ко мне и сказал:

— Девчата, какие корсеты? Вы бы ЛУЧШЕ ели лучше!

И показал: обхватил меня ладонями за пояс, а кончики пальцев у него соединились у меня на животе. Но Стас нормальный. Он просто любит всякие приколы. Он ничего такого не имел в виду. У него девушка есть, Катя, прикольная, любит печь, носит нам на репетиции пирожки. У Стаса прикол — повторять, что все девчонки худые, он поэтому очень любит, когда Катя печёт что-нибудь, она тоже худая. Но Ники тоже подскочил ко мне, сгрёб меня за рубашку сзади, так что всё натянулось, уставился мне на грудь и сказал:

— Ого! Да ничего она не худая! Вон какие буфера наела…