— Может, мне остаться?

— Нет, — Марина улыбнулась ему из-за дверцы шкафа, за которой одевалась. — Иди. Я немного устала… ну, ты понимаешь, перенервничала…

— Во сколько ты обычно ложишься?

— Не раньше двенадцати.

— Поцелуй меня ещё раз.

— Нет. В последний раз, когда я тебя сегодня поцеловала, ты опять…Мы так с тобой до утра не расстанемся, а мне завтра на пары.

— Маленькая, ответственная почемучка. Я уйду, обещаю. Один прощальный поцелуй.


…Вадим открыл ему с таким видом, словно вообще никогда не спал. С напряжённым и серым лицом.

— Где ты был?

— Тебе всё расскажи… дай гитару, быстро.

— Зачем?

— Атос, не тормози! Быстрей!

Ренат пронёсся мимо бабы Жени, которая только фыркнула ему вслед: двери общаги ещё были открыты. Он настроил гитару на лавочке, встал и обошёл корпус ФПР. В парке общежития ярко горели фонари. Пахло цветами и сочной травой. Муратов прокашлялся, коснулся струн:

— О ночь, укрой темнотою ты меня с моей тоскою, спрячь во тьме лю-ю-юбовь мою…

На втором этаже зажёгся свет, на балкон вышел второкурсник, облокотился о перила.

— Ты, о месяц! Ме-е-есяц жемчужный! Несносен мне твой свет ненужный!

На балконе третьего этажа появились пятикурсницы в халатиках, заулыбались, помахав четверокурснику.

— Спрячься! Спрячься! В за-а-авесу тёмных туч! — Ренат закинул гитару на плечо, приложил ладони ко рту рупором и проорал: — Леонора! Любовь моя, выйди на балкон!

Пятикурсницы зааплодировали. Окна пятого этажа оставались тёмными. Дана съехала ещё месяц назад, в апреле, и жила в Мергелевске у матери.

Наконец-то! Марина посмотрела вниз, прижала руки к щекам, попыталась что-то крикнуть, скрылась внутри и выскочила уже с телефоном.

— Ренат, господи, что ты делаешь?!

— Я пою тебе серенаду, любимая!

— Уходи, пожалуйста! Ты всех перебудишь!

— Я хочу, чтобы ты всегда была рядом! Я хочу много-много ночей с тобой, таких, как эта! Я уйду, только если скажешь, что ты меня любишь!

— Да, да, я тебя люблю! Я тоже хочу… много… Пожалуйста, уходи! Здесь рядом преподаватели живут!

На торце стоящего впритык общежития маркетологии зажглось несколько окон. Вопреки опасениям Марины, студенты выходили на балконы не для того, чтобы отругать ночного трубадура, а с одобрительными возгласами. Муратова узнали. Общага развлекалась. Ренат разглядел светлую шевелюру Веры Алексеевны, которая тоже недавно перебралась в общежитие. Кто-то смеялся.

— Не так! Ты должна сказать громко! Иначе я не уйду!

— Ну, Ренат Муратов! Ну подожди у меня! Завтра поговорим!

Ренат отключил телефон. Он уже знал, как звучит голос Марины, когда она злится по-настоящему. Она злилась… но не по-настоящему…

— Леонора! Дона Леонора, я жду!!! Я не уйду, пока не услышу от тебя слова любви! — он опять ударил по струнам: — Спрячь во тьме, во тьме лю-ю-юбовь мою!

Марина обречённо помотала головой, нагнулась и крикнула в темноту:

— Я тебя люблю!

— Плохо слышно! — подал голос второкурсник.

Пятикурсницы дружно поддержали его улюлюканьем. Вера Алексеевна качала головой, но улыбалась.

— Я люблю тебя, Дон Карлос!!!!


Ренат зашёл в дом. После душа он постоял в гардеробной у небольшой, встроенной в шкаф подставки под перстни, нажал незаметную выпуклость на боку короба и открыл тайник. Замешкался, но всё же протянул руку и вынул браслет.

Золото и аквамарины. Секретный замочек. Ажурные буквы на одном из звеньев — «twilight[7]». Он сделал гравировку уже потом, после их первых «сумерек» вместе, но так и не успел вручить свой подарок.

Звенья тихо позвякивали, когда Ренат бездумно перебирал их между пальцами. Он очнулся, пробормотал:

— Да ну, бред какой!

Слушать женские разговоры? Поверить, что он сможет вернуться во сне в комнату с видом на университетский парк, положив под подушку воспоминание о Марине? До какого же… маразма нужно было дойти! Ренат небрежно бросил браслет в коробку, не затруднившись уложить его в бархатные пазы и задвинуть подставку до упора, чтобы щёлкнул секретный механизм. Пора покончить с прошлым. У Вадима два онлайн магазина. Пусть выставит браслет на продажу, выручку можно отдать на благотворительность.

Муратову было особенно тревожно этим вечером. Лучше бы он задержался в офисе — беспроигрышный вариант: можно приползти домой, едва дыша от усталости, упасть на диван прямо на первом этаже, отрубиться и не о чём не думать.

Однако сон ему приснился. Приснилось, что он всё-таки упал, тогда в декабре две тысячи шестого, с перил четвёртого этажа, не удержавшись, потому что на балкон так никто и не вышел. Он летел, ждал боли и хруста костей. И проснулся — сел, облегчённо пошевелил ногами, выдохнул и опять долго лежал, глядя в потолок. У «Поэтс оф зэ вол» есть ещё одна хорошая песня, с таким смыслом: «сменяются времена года, но ты всё ещё здесь, со мной».


Мергелевск, ЮМУ, ноябрь 2006 года


Что такое настоящий моральный ад, Ренат узнал после юбилейного концерта ФПР. Всё его существование свелось к состоянию ревности. Он ревновал Марину даже к детям из интерната, в котором солисты студенческого театра (с подачи Веры Алексеевны уже официального, даже указ об основании имелся) провели в конце ноября небольшой концерт с детскими песенками. Ещё бы, вся эта детвора только вокруг Марины и вертелась, совсем мелкие прикасались к её волосам и думали, что она фея. Ренат с удовольствием побыл бы на их месте.

Если раньше он устраивал «случайные» встречи, то теперь старался вообще не выпускать Марину из виду, наплевав и на дядю, и на вечный нудёж Вадима, который словно задался целью испортить Ренату всю радость от происходящего. (Именно радость, которая каким-то непостижимым образом уживалась бок-о-бок с душевными муками). Муратов никогда ещё не пребывал в состоянии такого… перманентного кайфа: вставал с ощущением счастья от того, что увидит сегодня Марину, проводил весь день в порывах сердечного содрогания, от перемены к перемене, погружался в сон с предвкушением, что когда-нибудь она будет засыпать рядом с ним, как-то умудряясь учиться и адекватно общаться с однокурсниками. Что касается друзей, то «мушкетёры» отошли для него на второй план. Артём, кажется, и не заметил, Вадим и так всё знал и молча терпел, а Лёха стал отдаляться. Спелкина всё чаще видели в других компаниях.

С Даной Муратов порвал. По крайней мере, попытался. Кажется, Рудникова не восприняла слова «золотого мальчика» всерьёз и на что-то ещё надеялась.

Ренат с ужасом обнаружил, что вокруг солистки «Биг Пош» целый день крутится столько разного народа, что он перестаёт выделять из него особо наглые мужские… лица. С парой наиболее шустрых и охочих до «карамели» пацанов Муратов уже «переговорил». Оставалось два, наиболее трудных, «случая».

Марина снова, к тревоге Муратова, начала чахнуть и бледнеть. Когда она худела, на белой её коже были хорошо видны синие круги под нижними веками, а глаза становились в два раза больше. Нужно было прекращать весь этот балаган. И Ренат знал лишь один способ это сделать. Но он тянул, потому что теперь боялся уже не дяди. Он боялся, что Марина скажет «нет». А она могла. Просто взять и сказать: «Нет, Муратов, ты мне по-прежнему не нравишься. Я теперь популярна и начала понимать, насколько я красивая и талантливая. Раньше не понимала, а теперь понимаю. Найдётся кто-нибудь покруче тебя».

На репетициях Марина была по-прежнему холодна к нему. Нинель злилась:

— Михеева, влюблённый взгляд где? Где, я спрашиваю, искра? Хватить глазками хлопать! Я уже поняла, что петь и глазками хлопать ты умеешь! Но мне электричество нужно, разряд, чтоб зрителей… током! Так, стали с Муратовым рядом. Все застыли, только вы вдвоём. Ты его любишь, поняла? Любишь и хочешь!.. Все заткнулись! Прекратили смех!… Муратов, Михеева, вполоборота, руки подняли на уровень плеча, согнули бубликами, руки соединили в локтях, смотрим через плечо, кружимся. Фонограмма где? Кружимся! Кружимся! Смотрим! В глаза смотрим! Во-о-т! Вот о чём я говорю: искра, разряд! Михеева, куда побежала? Что с ней такое? В глаз попало?