— … деду натурщица, мне домработница, — сказал Игнат.

— Домработница? — с сомнением произнес высокий мальчик. — С такими-то ногами?

Марина невольно покосилась на свои коленки.

— Готовит, убирает, — Игнат пожал плечами, — кто ещё, если не домработница?

— Ну не знаю, — мечтательно протянул высокий, — я бы вдул.

Марина подняла одну бровь.

— И я, — сказал полненький мальчик, выдувая цепочку красивых пузырей. — Натыч, познакомь.

— Сами знакомьтесь. Моя бы воля, её б здесь уже сегодня не было. Ходит тут… везде, никакой личной жизни!

— Дурак. Чем она тебе мешает? Жрать готовит, убирает. И чё, скажешь, шило на неё не точишь, когда она в ванной «ах, ах, плюх-плюх»? Дырку проковырял уже? О, а топлесс в саду она загорает?!

— Придурок ты, Митя, — Игнат попытался пнуть светленького Митю ногой через колени полного мальчика. — Я ж не ты!

— Эй! Осторожнее, дом сожжёте! — заорал полненький. — Стол не качайте!

— Вообще-то она в группе поёт, я смотрел на ю-тьюбе. Вроде она. Неплохо поёт, — признался Игнат, успокаиваясь и затягиваясь.

— Я бы точно вдул, — убеждённо сказал Митя.

Марина слегка толкнула дверь и, тщательно «прицелившись», сфотографировала живописную пубертатную группу. Особенно хорошо вышел Игнат с мундштуком во рту.

— Слышь, Митя, — с любопытством поинтересовалась Марина, прислоняясь к дверному косяку, — а вдувалка выросла уже?

Митя закашлялся и побагровел.

— Ты же на репетиции… вроде… — запинаясь, сказал Игнат.

— А ты, лапонька, выйди, поговорим.

Подросток пулей вылетел за дверь, сделав друзьям страшные глаза. Те сначала засуетились над чашей с углями, потом вяло пали обратно на диван, предоставив хозяину дома самому разбираться с «домработницей».

— Я, между прочем, совершеннолетний, — сказал Игнат сердито, закрывая дверь, — а кальян полезней для здоровья, чем сигареты.

— Угу. И дедушка, наверное, одобряет.

Подросток поднёс ко рту кулачок и нервно покусал себя за указательный палец:

— А давай ты ему не скажешь? Ты же просила о … мирном соглашении? Обещаю тебя терпеть… месяц. Подслушивать, кстати, нехорошо.

— Нехорошо, — согласилась Марина, — но интересно. Кстати, Игнасик, что такое «точить шило»?

Игнат стал удивительным образом медленно заливаться краской, от шеи и выше. Даже брови у него стали красными под светлым пушком.

— М-м-м, понятно, — протянула Марина. — Нужно записать, пока не забыла. Дедушке твоему расскажу, хорошее выражение… Так вот, мирное соглашение меня уже не устроит.

— А что… тебя устроит? — хмуро поинтересовался Игнат.

— Это твой зелёный «нинздя» в гараже под чехлом?

— Ну мой. Только я наказан до конца лета, никуда отвезти тебя не смогу.

— Да не надо меня никуда везти, — невинным тоном сказала Марина. — Принтер твой работает? Доверенность распечатать.

У Игната по лицу, сменив красноту, начало медленно растекаться отчаяние.


… Около двух Марина вышла к гаражу уже одетая для выступления. Игнат, Митя и третий мальчик, которого звали Антон, раскрыв рот, смотрели, как она усаживается на матово-зелёный «кавасаки».

— Хоть одна царапина… — с тоской сказал Игнат.

— Я осторожненько, — ласково обещала Марина, надевая шлем.

Выехала она медленно и аккуратно, приноравливаясь к непривычной посадке руля.

— Ох@еть, — сказал Антон, возвращая челюсть на место.

— Сиськи тоже классные. Я бы… — с затуманенным лицом начал Митя.

— Блин, заткнитесь, а?! — умоляюще выдохнул Игнат, расстроенно глядя вслед своему мотоциклу.


[1] «Wings» — Крылья. Группа. Созданная Полом Маккартни после распада «Битлз», песня «London Town»

[2] Татарск. — Тётя, тётушка

Глава 17

Мергелевск, август 2017 года


Девушка-мастер в салоне, в который Марина заехала по дороге в «Кроссроуд», задумчиво подержала в ладонях рыжие пряди и сказала с упрёком:

— Что же вы такую красоту запустили? Волос вьющийся, от природы повреждённый, посёкся, побился — длина есть, вида нет.

— И что теперь? — испуганно спросила Марина.

Парикмахер пожала плечами:

— Горячие ножницы. Не волнуйтесь, длина хорошая останется. Потом не запускайте — увлажнение и ещё раз увлажнение. Спрейчик сейчас подберём.

Увидев себя в зеркале после сушки, Марина вздрогнула. Она словно на десять лет назад вернулась: волосы всё ещё были длиннее, чем тогда, но освобождённые от мёртвых концов, сбрызнутые чем-то терпко пахнущим кудряшки поднялись над лицом, переливаясь всеми оттенками меди.

— Вот, — с удовлетворением сказала мастер, перекидывая всю волнистую копну набок через пробор. — Вот это ваш образ. Смотрите, как глаза сразу заиграли. Бровки делать будем?

— Будем, — решительно заявила Марина, любуясь собой. — Скажите, а у вас в салоне есть визажист? Мне макияж нужен, сценический.

Визажист оказался парнем вполне мужественного вида, молчаливым и серьёзным. Марина заробела, ожидая, что он тоже сообщит ей что-нибудь нелицеприятное о лице или коже, но он молчал. Молчал и смотрел на неё, отойдя подальше и переводя взгляд с волос на одежду. Потом подошёл совсем близко, наклонился через плечо и указал сначала на глаза:

— Смоки: графит, серебро, — потом на губы: — Шоколад и блёстки. Тон прозрачный, хайлайтер. База на веки. Сверху закрепим. При желании даже сутки походишь.

Марина благодарно кивнула.

— Будешь замазывать, — парень коснулся наманикюренным пальцем веснушки на её щеке, — найду и по рукам надаю.

Марина опять кивнула, слегка покраснев.

Когда она расплачивалась у стойки администратора, визажист подошёл и встал рядом, оценивающе наклоняя голову то к одному, то к другому плечу. Потом бросил в той же небрежной манере, с серьёзной интонацией:

— Иди, засияй их всех, — и ушёл в зал, не попрощавшись.

В ответ на изумлённый взгляд Марины администратор с виноватой улыбкой пожала плечами.

* * *

— Народу печально, — сказал Макс. — Привет, классно выглядишь.

— Чё так? — спросила Марина. — Спасибо. В смысле, где народ?

— Так детское же время. После девяти только попрёт, а у нас ещё и сдвижка по сету, идём сразу после «Кольщиков льда». До оргов тутошних не достучишься. «Кольщики» — это высер бога рока. Или мы воткнулись-взлетели-убили смурфиков, или падаем в говно следом. Короче, е&ашим по полной… или в аут… Горло починила?

— Вроде да, — сказала Марина.

— Ты к девчонкам в гримёрку стукнись, вещи оставь, на втором этаже.

— Окей.

Всё вышло очень неплохо. Подтянувшаяся к шести вечера публика сразу приняла группу. После угрюмых «Кольщиков», выдавших тусклое «электричество» с упором на богатый внутренний мир лирического героя и апокалиптичный смысл текстов, «Мракобесие» и «Валторна» «Надежд» зашли на ура. Для Марины всё тоже сложилось почти идеально, вопреки её наихудшим ожиданиям. На третьем куплете «Мракобесия» тихо и настойчиво защекотало в груди — так Марина, превращаясь в неопалимый искрящийся факел, переживала на сцене «взлёт», выброс энергии. Публика отреагировала почти сразу. Марина ловила в зале глаза и лица. Они были жадными, эти лица и эти глаза, впитывающими всё, что отдавалось через музыку и голос.

Нас не коробит

От Высшей Воли!

Мы не спесивы —

Верим в Высшие Силы!

Рвём гнилые устои,

Не выносим вид крови!

Не ищем славы,

Не рушим уставы…


Но кто мы, даже вместе если,

Против бестий мракобесия?!

Кто мы, даже вместе,

Против демонов лжи и мести?!

Однако Марина всегда считала, что Мише лучше всего удаются лиричные композиции. Во время гитарного соло Майка в «Восковых крыльев» она всегда отступала вглубь сцены, позволяя Мише перетянуть на себя внимание зрителя. Потом выходила под «пушку», подхватывала припев и солировала на третьем куплете:

Когда-нибудь ты мне простишь

Бессилье и бескрылье.

Когда нуждался ты во мне,