Тата Ефремова - Клуб «Твайлайт». Часть 1

Лейла прыснула сквозь слёзы, покачала головой, потянулась за салфеткой:

— Вечно ты так, из серьёзного в шутку… Пожалуйста, дай мне время. Мне очень… тяжело. Я словно под лёд провалилась, в холодную тёмную воду.

— Хорошо. Take your time[5]. Если ты согласишься, мы будем часто видеться… ты привыкнешь… люди привыкают…

— Привыкают, но разве это любовь?

— Маленькая моя Лейла, ты просто ещё не всё знаешь об этой жизни. Если я расскажу тебе, что может сотворить с человеком любовь, ты ужаснёшься.

… Он вышел из отеля и глубоко вздохнул. Конечно, он испортил Лейле настроение: она не захотела идти на праздник и решила остаться в номере, чтобы подумать. Ей тяжело, он понимает. Ему тоже нелегко. Но он не видит иного пути для них обоих.

Ренат шёл через город, повесив пиджак на плечо. От отеля до центра было далеко, но он не заметил, как вышел на центральные улицы с перекрытым движением транспорта и толпами весёлых людей. Толпы увлекли его за собой и, бездумно двигаясь в ярком потоке, он оказался на набережной. Там вовсю бушевал праздник. В кафе, украшенных разноцветными гирляндами, зажигались свечи. Пожилые пары танцевали под оркестр со старомодными мелодиями: «В бананово-лимонном Сингапуре…», «Скажите, почему…». Дальше, под стенами музея, под гитару очень неплохо из «Сплина» (в тандеме с Маяковским) пел парень:

Все равно любовь моя — тяжкая гиря, ведь висит на тебе, куда ни бежала б.

Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб.

И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать.

Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа.

Рядом с парнем, углублённая в себя, опустив голову, очаровательно неловко и угловато, танцевала девушка в мужской шляпе. Ренат постоял и послушал. Достал из бумажника крупную купюру, завернул в неё визитку и бросил в футляр. Парень изумлённо проводил его глазами, с достоинством поклонился вслед.

Ренат прошёл до конца набережной. Он смеялся, глядя на уличных мимов, улыбался хорошеньким девушкам в ответ на их восхищённые взгляды, посидел на парапете, глядя на пляж, покидал камни в воду и сфотографировал цепочку кораблей в ряду с подводной лодкой, выстроившихся в бухте. Затем он направил свои шаги в старую часть города, в квартал из двухэтажных домиков с круглыми двориками и ажурными воротами.

* * *

Валера и детвора решили вернуться на второй день фестиваля. Им отлично отдыхалось в приморском селе, и если бы не праздник и скорое возвращение Риммы, они сидели бы там до конца лета. На фотографиях, которые они выкладывали в нашу семейную группу, было много солнца, моря и домашнего зверья, судя по выражению… лиц которого, отъезд ребятни предвкушался как великий день.

С утра где-то в отдалении грохотал парад. А мне даже двигаться не хотелось. Апатия — неизбежный компаньон творчества. Выдуешь из себя в двенадцатый кегль Таймз Нью Роман все свои эмоции, проживёшь с героями их жизнь — и на диван, пялиться в потолок и скорбеть, что в реальности всё по-другому.

Я взяла себя в руки и схватилась за пылесос. Наведение чистоты — это не моё. Это дракон, которого я никогда не одолею. Поэтому я всегда зачинаю уборку в минуты творческого дисбаланса — из двух зол выбираю самое крупное, и второе на его фоне уже не кажется таким стоглавым. Мергелевская пыль — это отдельный момент. Она мелка, тяжела, ибо цементна. Мебель в нашей квартире большую часть своей жизни проводит припорошенной. Венички и пуховочки — это пфе, влажная тряпка — единственное спасение.

Мне не хотелось идти на праздник, но я всё-таки выбралась из дома. Прошлась по Пензенской, накупила шариков (мелкие будут рады, лишь бы Кыся не добралась), послушала оркестр на набережной и пошла домой, хотя самое интересное планировалось в городе на вечер.

Стемнело, где-то далеко затрещали фейерверки. Через час в дверь позвонили. Я открыла, готовясь увидеть соседку Олю, которая нередко одаривала нас на праздники своей феноменальной выпечкой. Но на пороге стоял… Муратов. Весь какой-то расхлюстанный, с совершенно больными глазами.

— Подумал, а вдруг вы дома, — сказал он, поднимая на меня взгляд.

— Боже мой, Ренатик, заходи! Я дома! Никуда уже не собираюсь. А ты…?

— Я гулял. Я давно уже не гулял, так, чтоб на улице, среди людей. Хорошо. Весело, — сказал Ренат, проходя за мной в кабинет тяжёлой, усталой походкой. — Хочу с вами поговорить.

Он сел на диван.

— Чаю? С конфетами. Или чего-нибудь посытнее? Давай поужинаем вместе.

— Спасибо, но я ел… кажется. Можно нам поговорить?

— Конечно.

Я присела на стул напротив Муратова, разглядывая его исподтишка. Какой всё-таки красивый мужчина вырос из того шустрого, бесстрашного мальчишки, каким я знала его в университете! Красивый мужчина (не в том смысле, как на картинках в модных журналах и кино, а по-настоящему завораживающе-прекрасный), может вырасти из мальчика только в результате перенесённых страданий. Иначе грош цена этой красоте — за ней нет сопереживания и решимости, которые так красят мужчин.

Он сидел, положив руки на колени. В одной руке у него был телефон. Мобильный каждую минуту вспыхивал экраном и жужжал. Ренат отвлекался, поглядывая на экран больным взглядом, потом отключил телефон и обратился ко мне:

— Мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста, выслушайте меня.

— Да, Ренатик, конечно. С мюзиклом много проблем, не так ли? Я всё понимаю, и…

— Я хочу поговорить не о мюзикле. Вы знаете, о чём. Вы меня так ни разу и не спросили. Я был этому рад. Но я… десять лет… десять лет ни с кем об этом не говорил. Даже с друзьями. Мне нужно… выговориться, иначе я взорвусь. Нужно поставить точку. Если нет конца, то не будет и начала. Песня есть такая.

Я глубоко вздохнула:

— Я буду рада, если ты мне расскажешь. Мне тоже… нужно это услышать.

[1] Импрессионизм, в переводе с французского языка означает — впечатление.

[2] Классным, прикольным. От английского sassy.

[3] Англ. Look — вид

[4] Вид кисти для макияжа

[5] Англ. Не спеши.

… Я немного покривила душой. Мне уже почти всё было известно из дневника Марины. Я так затрепала старую тетрадку, что от переплёта отделилась вздувшаяся обложка с осенними мотивами. Под ней оказались сложенные вдвое листы — та часть последних записей, что была выдрана с мясом. Я не понимаю, почему Марина решила их «изъять», почему всё же сохранила и вклеила под обложку. Они немного бессвязны, эти записи, написанные крупным неразборчивым почерком, я не всё сумела расшифровать. Но из них мне стало известно, что перед самым отъездом Марины друзья Рената искали Муратова, но так и не смогли найти. Я знаю, что с ним приключилось что-то нехорошее, болезнь или травма, из-за чего ему продлили сессию, но у меня в те дни как раз началась летняя практика… и личная жизнь. Я увидела его только осенью, но в те дни он был не очень общителен.

Я смутно помню то занятие, после которого один из одногруппников Марины отдал мне её дневник. Он сказал, что кто-то забыл тетрадь в аудитории, и положил мне её на стол. Кажется, его звали Сергей. Помню, я вышла за чем-то, а когда вернулась, он стоял у стола и протягивал мне яркую книжечку с осенними листьями. Я пролистала дневник и поняла, кому он принадлежит. Сразу после занятия у нас должна была проходить репетиция нескольких номеров мюзикла к концерту на День Открытых Дверей, но она сорвалась, потому что ни Михеевой, ни Муратова на ней не было. Я так и не отдала дневник Марине.

Я смотрела на Рената и раздумывала, стоит ли мне упоминать о дневнике. Всё зависело от того, что я готовилась услышать.

Он усмехнулся и заговорил:

— Мой дядя — очень неплохой по-своему человек. Я всем ему обязан, всем, что сейчас имею. Я ценю… Но у дяди Андрея есть три слабости: это деньги, семейная честь и… тётя Зоя. Много лет назад они с тётей Зоей потеряли ребёнка, первенца, мальчика. Тётя долго лечилась, но так и не смогла забеременеть… Из некоторых подслушанных фраз я знаю, что дядя Андрей каким-то образом винит себя в случившемся. Он очень любит тётю и никогда ни в чём ей не отказывает. А она редко чего-либо у него просит, но если просит, то… метко… После рождения близнецов, моих братьев, я второй по старшинству в семье, мама начала болеть. Отец отправил меня со старшим братом к дяде на все летние каникулы, мы часто бывали в Мергелевске. Я был шустрым и забавным, тётку просто обожал, хоть и скучал по маме. Тётя Зоя меня очень баловала. Она уговорила дядю Андрея взять меня к ним сначала на год, потом ещё на два. Так я и остался в их семье. Я пошёл в школу в Мергелевске. Мы жили в большой квартире на Молокозаводе. Завёл друзей во дворе, Вадьку и Тёмку, и уже не хотел возвращаться. Потом произошла эта история с родителями Лейлы. Её мама была тётиной дальней родственницей и близкой подругой. Лейла осталась сиротой. Дядя каким-то образом добился над ней опеки. Мы неплохо дружили, я всё понимал. Я был уже взрослым, а тёте нужно было на кого-нибудь изливать свою любовь и заботу. И всё было бы хорошо, если бы в один прекрасный день, когда мы сидели за столом рядом (мне было двадцать, а Лейле тринадцать), тётя Зоя не всплеснула бы руками, сказав, что мы прекрасно смотримся вместе. С тех пор это стало её идеей фикс. Идеей, которая абсолютно устраивала дядю Андрея. Он всегда видел во мне большой потенциал… он вообще очень меня любит, несмотря на все мои проделки в юности и… сейчас. Я был не слишком… дисциплинированным… Дядя старался меня контролировать после некоторых, весьма серьёзных моих выходок, и уже имел множество рычагов давления. А Лейла всегда оставалась послушной и воспитанной девочка, несмотря на свои редкие приступы бунтарства…И когда… — Ренат замолчал, совладал с собой и продолжил, — когда я встретил Марину, девушку из неполной семьи с непонятными корнями, дядя начал нажимать на все рычаги по очереди. Он нашёл подход к Лёхе Спелкину. Тому вечно не хватало денег на развлечения, а тут у его спонсора Рената завелась девушка: закончились совместные попойки и прочая халява. Дядя подкидывал Спелкину на карман, а тот сливал ему все мои передвижения. Так продолжалось два месяца, а потом у Лёхи сорвало крышу. Он напал на Марину, хотел испугать, наверное, показать, как он зол из-за нашей разрушенной дружбы, винил её в нашем разрыве. Мы стали врагами. Я отдалился от семьи дяди, перестал пользоваться его деньгами, отдал ему машину, снимал жильё с несколькими ребятами, подрабатывал, надеялся сдать на бакалавра и закончить учёбу, начать работать, быть может, вернуться к маме и папе с… Мариной. Но у Марины заболела мама. У неё был рак щитовидной железы.