Позади себя он слышал прерывистое дыхание солдат и понимал, что они чувствуют то же самое. Реми – самый крупный из них – совсем выбился из сил.

– Милорд, мы уже близко? Я боюсь, что… застряну в этой чертовой щели…

Сердце Люка радостно забилось, когда он разглядел закрепленный в держателе горящий факел. Добравшись до него, он остановился и осторожно огляделся по сторонам. Да, Люк узнал этот коридор, ведущий к его сокровищнице, который сейчас был пуст.

Какое-то мгновение он стоял, испытывая чувство облегчения, что выполз из тесного подземного хода, но тут же с мрачной решимостью двинулся вперед. Да, он снова оказался в своем замке, но все же самое главное было впереди. Он должен выяснить, сколько преданных ему людей осталось в живых и на свободе, а потом открыть ворота, прежде чем заняться поисками Коры.

Быстро зашагав по коридору и стараясь при этом держаться в тени, Люк кивком приказал своим солдатам следовать за собой. Они без слов понимали, что делать. Если Бог и удача не оставят их еще на какое-то время, они победят.

Завернув за угол коридора, Люк увидел тело человека, распростертое на каменном полу в луже крови. Он хотел было пройти мимо, едва взглянув на него, но вдруг остановился как вкопанный. В тот же миг Реми, который тоже узнал этого человека, опустился на колени рядом с ним.

– Ален… – прошептал Люк.

– Он жив, милорд. Взгляните, он еще дышит.

Грудь Алена часто вздымалась и опадала, он дышал неглубоко и прерывисто. Ресницы его дрогнули, одна рука слегка пошевелилась. Люк склонился над ним.

– Миледи… в опасности, – прошептал непослушными губами оруженосец.

– Она жива, Ален?

Ален облизнул губы и сморщился, струйка крови потекла из угла его рта.

– Да… но они схватили… ее.

– Где она? – вскричал Люк, но Ален потерял сознание.


Поручив оруженосца заботам одного из солдат, Люк кивнул остальным и снова двинулся по коридору. Некоторые из факелов догорали, но света было достаточно, чтобы он мог явственно увидеть следы вражеского нападения. Губы его плотно сжались от бешенства при виде разрушений, которые они произвели за такое короткое время.

Реми взял двух солдат и направился к камерам, чтобы освободить тех из верных им солдат, которые могли быть заключены там, а Люк вместе с остальными направился в главный зал. Прямо впереди неясно вырисовывались силуэты двух часовых, и он бесшумно двинулся к ним.

Минуту спустя с обоими было покончено: часовые бесшумно упали на землю с кинжалами в груди.

Из дальнего коридора до него донеслись звуки схватки, и Люк бросился туда. Таиться больше не было смысла, пора вступить с противником в открытый бой. Если Реми не удалось освободить его людей, их всех могут запереть в этих коридорах.

Подняв меч, Люк во главе своего маленького отряда вихрем ворвался в зал. Они сражались, как тигры, уничтожая всех врагов на своем пути и издавая воинственные кличи во всю силу легких.

У самых дверей их встретили несколько солдат, которые, сбившись в кучу, пытались преградить им путь. Люк и его воины сражались ожесточенно. Кервин бился с яростной энергией, повергая тех, кто вставал у него на пути, с таким проворством и силой, которые трудно было предположить в седом ветеране. Он не был сейчас саксом, сражающимся против саксов, но человеком, сражающимся за своего лорда, и Люк знал, что может ему доверять. Когда они пробились в зал, Люк остановился в дверях и быстрым взглядом окинул помещение. В дальнем конце его стояли бок о бок Освальд и Жан-Поль, и Люка при виде этих людей охватила такая ярость, что ему на мгновение показалось, что она задушит его. Подняв свой окровавленный меч, с мстительным выражением и ненавистью в глазах, он двинулся в их сторону.

Но слишком рано он решил, что все солдаты, охранявшие Освальда, перебиты. Справа из-за опрокинутого стола вдруг выскочили двое солдат. Люк все же успел повернуться в их сторону и взмахом меча поразил одного из нападавших в бок. А высвободив лезвие, тут же снова размахнулся и ударил второго в плечо. Все произошло почти мгновенно, и путь для него был снова открыт.

Тяжело дыша, Люк взглянул на возвышение и от удивления застыл неподвижно. Там, держа свой меч с какой-то нарочитой небрежностью, Жан-Поль приставил его острие к горлу Освальда.

– Бросай оружие, Освальд, – тихо сказал он, и злобная улыбка скривила его губы. – Бросай меч, или у тебя сейчас будет два разинутых рта вместо одного.

– Будь ты проклят… – выдохнул Освальд. – Будь ты проклят, предатель.

– Нет, Освальд… Я тоже сакс до мозга костей, несмотря на то, что отец мой нормандец. Но я достаточно умен, чтобы понять, с кем мне лучше иметь дело. И будь уверен, не с тобой. А теперь брось свой меч и готовься отвечать перед моим братом!

С проклятием Освальд опустил свой меч, но глаза его пылали ненавистью. Люк подался вперед, разгадав раньше брата, его намерение, но было уже поздно.

Извернувшись, Освальд снизу ударил Жан-Поля в бок, в тот же миг отпрянув в сторону, чтобы избежать ответного удара мечом. Но он был недостаточно проворен: лезвие меча Жан-Поля все же скользнуло сбоку по его шее, оставив глубокую рану, из которой хлынула кровь.

Освальд задергался, осел, и его колени тяжело ударились о каменный пол. Жан-Поль повернулся, стараясь удержаться на ногах, но не смог и медленно опустился на колени, скользя руками по лезвию своего меча. Глаза его уже подернулись пеленой, а из разверстой раны на боку полилась кровь, когда, бросившись к нему, Люк подхватил брата на руки.

– О Боже, Жан-Поль…

Морщась от боли, брат поднял затухающий взгляд. Его рука поймала рукав Люка и крепко вцепилась в него.

– Про… прости меня, Люк…

– Да, Жан-Поль, я тебя прощаю. Но лучше молчи. Береги силы, пока…

– Нет… – Пальцы на его рукаве разжались. – Это… напрасно. Не думай… что я был против тебя. Я… нет. – Он содрогнулся, его губы беззвучно зашевелились, и Люк наклонился поближе, чтобы услышать последние слова. – Храни то… что ты добыл, брат. – Жан-Поль судорожно втянул в себя воздух, и ресницы его затрепетали. – Твоя жена… твоя Кора в… в подземелье… Я пытался… помочь ей.

– Я верю, Жан-Поль. Ты искупил свою вину, брат. А теперь полежи, побереги силы.

Легкая улыбка задрожала на губах Жан-Поля, и тело его содрогнулось в смертельных конвульсиях. Он сделал еще один судорожный вздох, и этот вздох стал для него последним. Люк смотрел на брата, и сердце его сжималось от горя. Он мысленно молил Жан-Поля простить за темные подозрения, которые питал в отношении его.

– Милорд!

Люк оглянулся. Рядом, тяжело дыша, стоял Кервин. Глаза его были полны сочувствия, но видно было, что он хочет сообщить что-то важное.

– Что, Кервин?

– Реми открыл ворота. Наши уже внутри, и победа за нами. Что будем делать с изменниками?

Люк взглянул на безжизненное тело Жан-Поля и тихо прикрыл его невидящие синие глаза.

– Не надо их убивать. У человека должно быть время раскаяться, возможность искупить свою вину. Тем воинам, которые присягнут мне в верности, я дам еще один шанс.

Он поднялся на ноги и повернулся к дверям.

– Найдите человека с ключами от подземелья и приведите его ко мне.

20

Кора старалась дышать как можно реже. Она берегла воздух, втягивая его глубоко в легкие и очень медленно выпуская вновь. Но головокружение все усиливалось. Эта проверка на выносливость, говорила она себе, терпи, ты должна терпеть и ждать. Люк придет за тобой. Он должен прийти обязательно.

Она закрыла глаза. Рана в боку болела, но кровь уже перестала сочиться. Ее платье с той стороны уже высохло и коробилось от засохшей крови. Время текло страшно медленно: неужели все еще ночь? А может, уже рассвело?..

Кора все время помнила о своей волчице, хотя пыталась не думать о ней. При воспоминании о безжизненном теле Шебы, распростертом на камнях, слезы наворачивались ей на глаза, и она не могла даже стереть их в такой тесноте.

Вспомнив о Хардреде, она подумала, какую же ненависть он питал к ней все эти годы! Он был слугой ее отца, всего лишь рабом в глазах нормандцев, и при новых хозяевах лишился всего. Он не мог стерпеть того, что она все отдала Люку, и затаил злобу против нее. И по-своему он был прав. Все происходило мало-помалу, очень медленно, и Кора только сейчас поняла, как много она уступила. Но, и осознав, она не сожалела об этом. Люк был достойным господином Вулфриджа, достойным и ее сердца.