— Колчестеру вполне по карману содержать тебя.
— Уильям, пожалуйста. Неужели ты не можешь забыть о прошлом всего на несколько минут, чтобы выслушать меня? Я… — Она замолчала, и он заметил в ней некоторую неуверенность. Но была ли она подлинной? — Послушай, я пришла попросить тебя об одолжении.
— И слушать не хочу.
Он с горечью засмеялся.
— Ты даже не знаешь, о чем я прошу.
— И не хочу знать. Все, что как-то связано с тобой, мне неинтересно.
О чем он думал, поверив словам актрисы? Просто был по уши влюблен — страстно, безумно, безрассудно. Теперь он стал старше и знал ей цену. Бросив на нее взгляд, Уильям увидел, что Маркейл так же хороша, как прежде, а возможно, черт побери, стала еще привлекательнее. Ее красота созрела, как и ее тело. Прежняя хрупкая, застенчивая девушка исчезла, на ее месте появилась очаровательная взрослая женщина, державшаяся с уверенностью, которую нельзя было изобразить с помощью актерского мастерства.
— Прошу тебя, Уильям, это важно. И для меня обращаться к тебе тоже нелегко.
— Мне наплевать, легко ли это для тебя, — холодно усмехнулся он и, отодвинув кресло, опустился в него. — Как ты пробралась сюда? Команда не предупредила, что у меня гость.
— Я поднялась на борт до рассвета.
— У сходен всегда стоит вахтенный.
— Он спал.
A-а, это именно то нарушение на вахте, о котором упомянул Макдугал.
— Я чувствую здесь какой-то подвох. Я знаю тебя, Маркейл Бичем, и не могу тебе доверять.
— Ты не знаешь меня и никогда не знал.
Она говорила с такой уверенностью, что Уильям был просто поражен.
У него неожиданно пропало желание тотчас же выгнать ее, и, откинувшись в кресле, он сложил руки на груди. Уильям, конечно, мог бы с легкостью поднять ее и вышвырнуть из своей каюты, но не хотел дотрагиваться до этой женщины, боясь пробудить воспоминания, которые снова могли всплыть на поверхность, стоит только коснуться ее кожи.
Некоторые вещи лучше не проверять.
— Значит, я зря потратила время, придя сюда?
Словно встревожившись, она поднялась и, демонстрируя свою роскошную фигуру, прошла к окну на левом борту.
— Выходит, что так.
Он крепко сжал челюсти.
— Понятно. — Прикусив губу, Маркейл потупилась, а потом грациозным жестом указала на графин и стаканы у него в серванте. — По крайней мере, давай выпьем за наше короткое воссоединение?
— Лучше за наше окончательное расставание, — огрызнулся он.
Открыв графин, она взглянула на него с грустной улыбкой.
— Вижу все того же серьезного Уильяма. — Маркейл слегка втянула запах вина. — Очень хороший портвейн.
— Благодарю, — коротко отозвался он, наблюдая, как она наполняет два стакана.
— Прежде ты не был таким требовательным в выборе напитков, — заметила Маркейл.
— Теперь я стал гораздо разборчивее в выборе всех своих удовольствий.
Она сжала губы и просто подняла один стакан, чтобы оценить цвет напитка.
— Очень впечатляет.
— Вино — из личных запасов Наполеона.
Уильям не мог бы объяснить, почему почувствовал необходимость сообщить об этом, но не смог промолчать.
— Тогда я получу от него еще больше удовольствия. — Маркейл закрыла графин пробкой, подала стакан Уильяму, а другой отнесла к своему месту и, сев, осторожно покачивала жидкость. — Существует ли какой-то способ убедить тебя изменить свое мнение? Если я скажу, что именно мне нужно, ты, возможно, передумаешь.
— Существует одна вещь, которой ты меня научила: никогда не доверять ответу, который на самом деле является другим вопросом.
Она замерла, не сделав глотка.
— Что за парадокс?
— Из твоей коллекции. Там в основном притворство. — Он сделал большой глоток портвейна и проглотил крепкий напиток. — Довольно. Мне пора работать. У тебя две минуты на то, чтобы рассказать, зачем ты здесь.
— Прекрасно. — Маркейл, прищурившись, отставила свой стакан. — Я пришла сюда, потому что кто-то шантажирует меня.
— Какое отношение это имеет ко мне?
Лицо непрошеной гостьи покраснело от возмущения так быстро, что он поверил в ее правдивость.
— Уильям, я просто в отчаянии. Не знаю, кто это делает и почему, но необходимо прекратить этот беспредел.
— Но ты, безусловно, догадываешься, какой у них есть камень за пазухой против тебя. Это кое-что из того, что не следует знать Колчестеру? Не так ли?
Следя за непроницаемым выражением ее лица, Уильям осушил стакан.
— Ты сбилась с пути, Маркейл? Это и есть твой секрет? Ты не можешь быть правдивой с человеком дольше одной минуты. В этом твоя суть.
— Боюсь, ты не понял. — Ее глаза вспыхнули огнем. — Если мой секрет раскроется, то расплачиваться придется не мне, а другим.
— Кому же это?
— Их имена не имеют значения.
Маркейл решительно сжала губы.
— Я покончил с секретами и ложью. Думаю, тебе пора идти.
Уильям внезапно почувствовал, что устал от всего этого. Устал от обманов, которые несколько лет назад заставили его чувствовать себя ущербным, никому не нужным.
— Ах, Уильям. — Печальная улыбка искривила уголок ее очаровательного рта. — Жизнь никогда не давала нам шанса, верно?
И что это означает?
— Просто уходи, Маркейл.
Он ощутил сухость во рту и пожалел, что его стакан пуст.
— О-о, — она встала и направилась к нему, — я так и сделаю, но не раньше, чем ты мне поможешь.
— Оставь меня в покое, я уже сказал, что не… не… хочу снова связываться с тобой.
Почему он с трудом произносит слова?
Уильям посмотрел на свои пальцы, бессильно державшие пустой стакан. «Я не чувствую свою руку». Эта мысль проплыла в его мозгу со странным безразличием.
Но он выпил всего один стакан вина, а требовалось, видимо, намного больше, чтобы…
Он взглянул на Маркейл, чтобы спросить: «Ты что-то добавила в вино?» — но его язык заплетался. Взор внезапно затуманился, и Уильяма захлестнула волна слабости.
Нет! Он с трудом собрал все остатки сил и заставил себя оттолкнуться онемевшими руками, чтобы встать на ноги, но рискованно закачался.
— Не нужно, Уильям! — Маркейл нахмурилась. — Ты ударишься…
Он опрокинулся вперед. «Проклятие, она отравила меня!..»
Глава 2
Письмо Майкла Херста брату Уильяму, описывающее его первое впечатление от Афин.
«По прибытии в эту древнюю столицу я почувствовал себя так, словно попал под опасное напряжение. Это ощущение было таким сильным, что я подумал, не лихорадка ли у меня. Удивительно, как часто истинное чувство может смешиваться с ошибочным. И подчас долго нельзя разобраться, какое из них настоящее».
Уильям видел, как Маркейл шагнула вперед и своими изящными руками остановила его падение, не позволив свалиться на пол.
«Почему она опоила меня?» Он настолько оцепенел, что ничего не ощущал, его чувства были такими же безвольными, как и его тело. Уильям без всякого интереса наблюдал, как она опустила его на пол, а затем заботливыми, уверенными движениями подложила ему под голову плащ, скатав его в виде подушки.
Затем Маркейл все так же нежно сняла у него с шеи цепочку и пошла к его письменному столу. Заходящее солнце освещало ее золотым светом, и от этого она казалась неземной, ангелом, таким чистым, прекрасным и воздушным, что ему было больно смотреть на нее.
С самого начала именно эта грация поразила его — не ее лицо, не фигура, не низкий голос, хотя все это помогло ей обрести артистическую славу. Когда Маркейл шла, словно танцуя под музыку, слышную только ей одной, то привлекала внимание мужчин и довольно долго удерживала его.
Открыв его письменный стол, она склонилась над ним, и ее темные волосы блеснули в затухающем свете.
Сколько золота в тайнике? Двести гиней? Триста? Нужно будет проверить записи, когда она уйдет, эта маленькая воровка. Но зачем оно ей? У нее есть долги, о которых нельзя рассказать своему покровителю?
Маркейл выпрямилась, держа в руке бархатный мешочек с древним артефактом, который был необходим Уильяму в качестве выкупа за освобождение брата.
Даже в таком одурманенном состоянии его медленно наполнила злость. «Мне самому необходима эта древность. Без нее я не могу спасти Майкла!»