Денис держится молодцом. Он умудряется выдерживать со всеми достаточную дистанцию, чтобы никто не смел совать нос к нему под одеяло, и в то же время никому не отказывает в короткой беседе ни о чем. Кремень-мужчина.
Я уже к обеду начинаю размышлять о необходимости огнетушителя под офисным креслом, капаю ядом и выпускаю струи пара из ушей. Андрей Анатольевич прячется от меня по всем углам, опасаясь бунта. Я ловлю его, чтобы заполучить подпись на приказе по кадрам, и коллеги выглядят все более и более заинтригованными.
«Все будет хорошо, Наташ», — мрачно обещаю я своему отражению в карманном зеркальце и пытаюсь нарисовать себе такое лицо, как будто все уже хорошо. Круги под глазами сводят все усилия на нет.
Впереди два с половиной рабочих дня. Я начинаю подозревать, что без жертв все-таки не обойдется, но неожиданно для себя самой весь обеденный перерыв сижу в текстовом редакторе. Прихваченный из дома лоточек с остатками шаурмы за авторством Дениса Владимировича стоит на краю стола. Вынырнувший из своего угла Андрей Анатольевич смотрит на нетронутую еду с такой опаской, что я плюю на негласное правило — не давать никаких поводов для сочувственных бесед — и сообщаю:
- Нет у меня депрессии. Просто увлеклась, — и киваю на экран рабочего монитора, где уже откуда-то вдруг взялась половина авторского листа, и только потом догадываюсь немного смутиться. — Акты о приемке документации у вас на столе.
Если повезет, то даже корректно оформленные.
Вечно подавленное состояние сменяется дикой жаждой действий. Но способность подолгу концентрироваться возвращаться не торопится, и я с легким отвращением закрываю текстовый редактор.
Писать, строго говоря, нужно было вообще не о том. У меня еще финальная глава для уже выкладываемой книги не начата. А этот стебный бред с посланным нахрен магом будто сам лезет из-под пальцев, стоит только занести руки над клавиатурой
На норму это тоже не слишком походит, но я учусь жить изо дня в день — плыть по течению, не ругая себя за промедления и недостигнутые результаты. По крайней мере, дело явно сдвинулось с мертвой точки, а уж куда его там понесло — разберемся в процессе.
После обеда Денис носится по кабинетам, как ошпаренный, нигде не задерживаясь. Только ближе к вечеру он забегает в приемную и смотрит на меня такими несчастными глазами, что я нервно смеюсь и предоставляю политическое убежище за соседним столом. Из смежного кабинета немедленно выглядывает главбух, но, наткнувшись на меня, благоразумно втягивается обратно.
Я делаю невозмутимое лицо. И, кажется, даже ухитряюсь разобраться с какой-то текучкой. Возможно, даже корректно.
Денис зарывается в свою папку и уже через четверть часа повисает на телефоне, отстраненно-вежливым тоном выманивая у кого-то согласования и одобрения. Я улавливаю краем уха отдельные обороты и диву даюсь, как он еще не уболтал заказчика дать нам денег просто так.
После шести главбух все-таки высовывается из кабинета, с любопытством косится на новенького ГИПа, но придерживает вопросы при себе и уводит из офиса всех своих подчиненных. Святая, святая женщина.
- Знаешь, — задумчиво говорит Денис, отложив телефон, — у меня почему-то такое чувство, как будто мы сделали все только хуже.
Я пожимаю плечами. Выдавать коллегам справки о своей личной жизни я в любом случае не собираюсь. У меня для этого сетературный сайт есть.
- Я сегодня, наверное, домой, — предупреждает Денис и мучительно краснеет, потому что Андрей Анатольевич выбирает именно этот момент, чтобы выйти из кабинета.
Дражайший босс достаточно благовоспитан, чтобы пропустить мимо ушей все несоответствующее обстановке, и одинаково вежливо и спокойно прощается и со мной, и с ГИПом моей мечты. Нужно иметь не меньше восьми лет стажа совместной работы, чтобы уловить нотки беспокойства в его голосе, и я чудом подавляю умиленную улыбку.
Андрей Анатольевич уходит, а Денис падает лицом в стол. Звук глухой и сочный.
- Да не уволит он тебя, — хмыкаю я.
Денис поворачивает голову набок, не утруждаясь поднять ее со стола. Лицо у него серьезное и немного грустное.
- Я не о том переживаю.
- Меня тоже не уволит, — уверенно заявляю я и начинаю собираться. — Лучше прикинь, сможешь ли ты создать страничку на том же сайте, что и я. Там определенные требования для книг в соавторстве, одна я выкладывать не смогу.
У него загораются глаза.
- А ты уже?.. — он приподнимает голову и тут же неловко улыбается. — Только не говори, что и на этот раз никаких привилегий и все по таймеру.
- Я еще не вычитывала, — честно предупреждаю я. — Скину на почту? Посмотришь, готов ли ты под этим подписываться.
- На почту? — переспрашивает Денис и на мгновение хмурится. — А, да, я же домой…
Я заставляю себя улыбнуться. Шею приходится держать прямой и напряженной, потому что от малейшего поворота где-то в горле начинает нестерпимо колоть спазмом.
Денису точно нафиг не сдались мои заскоки по поводу прихожей. Они и мне-то, прямо скажем, не слишком дороги, знать бы, как от них отделаться…
- Ты будешь в порядке? — моментально настораживается этот эмпатически настроенный поц.
Я молча пожимаю плечами. Он хмурится и нерешительно предлагает:
- Давай я хотя бы подвезу… — и тут же осекается, сообразив, что так точно сделает только хуже. Но все равно встряхивается и протягивает мне руку.
Я смотрю на нее и нерешительно качаю головой.
- Мне в аптеку надо.
А вот молчание было правильной стратегией. Стоило заговорить, как Денис все решил за двоих.
- Хорошо, заедем по дороге, — все еще настороженно предлагает он, и я сдаюсь.
А в аптеке все-таки покупаю прописанное мне еще полмесяца назад успокоительное и глотаю первую таблетку прямо в машине.
Не помогает. Но сразу ведь и не должно?..
Глава 9.2
На следующий день контора застывает, как муха в янтаре. В этом затишье есть что-то душное, предгрозовое; лишенные привычных развлечений люди точно так же, как и я, не могут сконцентрироваться на работе и отвлекаются по пустякам. Я начинаю подозревать, что скандал в стиле бразильских мелодрам имеет все шансы положительно повлиять на процент выполнения плана.
Но Денис Владимирович держится молодцом и умудряется ограничить общение со мной рабочими вопросами. Я загоняю себя в те же рамки, и на меня начинают коситься так, словно у меня под блузкой виднеются разноцветные проводки и что-то подозрительно тикает.
Игнорирую. У меня есть куда выплеснуть переживания. Текст прирастает ещё на половину авторского листа. Маг негодует, и его устами негодую я.
Становится легче. Хотя ощущение, что меня снова лишили чего-то важного, никак не отступает. Но на этот раз оно не такое болезненное, без соленого привкуса отчаяния и беспомощности, и с ним можно жить. А после обеда я принимаю вторую таблетку успокоительного, и все эмоции становятся размытыми и приглушенными, а общее состояние здорово напоминает первые часы после выхода из общего наркоза. Разве что тело слушается гораздо охотнее.
Разумеется, по закону подлости действие успокоительного сходит на нет именно к вечеру, а Денис все держится молодцом и до последнего разруливает рабочие вопросы, пока ответственные лица и безответственные жопы не перестают брать трубку.
Я упрямо сижу на своем месте и медитирую на текст незавершенной книги. За три часа в ней набирается-таки треть финальной главы. Но если спросить меня, что я там излагала, есть некоторый риск вызвать переполнение стека.
Денис заглядывает попрощаться только через полчаса и нерешительно мнется на пороге, пока я не делаю спокойное лицо и не отпускаю его с миром.
Мне не хочется домой. Там темно, пыльно и пусто, и сделать хоть что-то я могу разве что с пылью — но хозяйственный запал иссяк ещё на холодильнике. А Наташа у нас сознательная, Наташа решила не насиловать себя.
И теперь насилует свой желудок, потому что ужин, конечно же, не захватила.
Поток самобичевания я всё-таки обрываю. Это не поможет и ни к чему не приведет. Ерничать куда полезнее на полный желудок, когда впереди душ и здоровый сон.
После этого гениального вывода я иду к метро и еду домой. А потом полночи детально изучаю потолок.
В побочных действиях успокоительного, конечно же, обнаруживается бессонница. Но она теряется в середине столь внушительного списка возможных вариантов, что оставшуюся половину ночи я благодарю свой организм за то, что он решил остановиться именно на бессоннице.