Елена Ахметова - Книга, в которой слишком много меня

Расчлененное, разложенное по полочкам, горе уже не кажется таким уж непреодолимым, но все равно не дает спать по ночам — ни мне, ни, тем более, маме.

Пытаясь сбежать от собственных мыслей, я хватаюсь за телефон. Но время к утру, и обновлений в ленте почти нет. Пролистав уже не раз виденные картинки, я морщусь и открываю свою страничку на сетературном сайте. Там нет ни одного нового уведомления, зато через редактор можно прочитать кусочек вымученного сегодня текста — в новом оформлении он звучит по-другому, и я с глухой досадой замечаю две ошибки на запятые и один несогласованный причастный оборот на три несчастные тысячи знаков с пробелами.

- Татарам — пятьдесят процентов скидка, — уныло ворчу я и все-таки встаю, чтобы исправить недочеты — и в файле, и на сайте, раз уж сна ни в одном глазу.

Но потом упрямо возвращаюсь в остывшую постель и озадаченно пялюсь на подушку, потому что до меня внезапно доходит, что Денис Владимирович как раз никакого интереса к постели не проявлял.

Утром я восхожу на престол. Отныне я королева неловких ситуаций, падайте ниц, целуйте песок.

Денис Владимирович будто специально караулит у лифта, и я с трудом подавляю раздражение: ну третий этаж же, отстаньте от меня со своей социализацией с утра пораньше, пройдитесь пешком! Потом все-таки вспоминаю, что ГИП нам и правда нужен, а вот конфликты в коллективе — не очень, и, вымучив из себя вежливое приветствие, поворачиваюсь к лестнице сама.

За спиной открываются двери лифта. Шагов не слышно, и я выдыхаю с облегчением.

Рановато.

- О, Наталья, как раз вовремя! — выпаливает дражайшее начальство, уткнувшееся в мой монитор, и только потом всматривается повнимательнее.

Лицо у него сочувственно вытягивается. Он не говорит больше ни слова, но я сглатываю и ловлю полный букет знакомых ощущений — будто в горле засела толстая игла, и никакие силы ее оттуда не вытащат. Звучу, разумеется, еще хуже, чем выгляжу, но у Андрея Анатольевича хватает такта загрузить меня какими-то чрезвычайно срочными и не слишком-то важными поручениями, чтобы мне было чем занять голову.

Разумеется, выполняю я их, эту самую голову ни разу не включив. Если меня спросить, чем именно я занята, велика вероятность обнаружить на месте моего лица синий экран с сообщением о критической ошибке.

Неудивительно, что с вопросами ко мне никто не подходит. Меня это всецело устраивает, и вечером я нарочно задерживаюсь за компьютером, хотя никаких дел уже не осталось, — дожидаюсь, когда этаж опустеет. Конечно же, безуспешно: полоска света видна под дверью у вечно бдящих и вечно перегруженных сметчиков и — в кабинете ГИПов.

Мимо них я крадусь на цыпочках и, конечно же, цепляюсь сумочкой за ручку запертой двери на противоположной стороне коридора. Чертова сумочка гремит на всю Дерибасовскую, и из кабинета напротив выскакивает Денис Владимирович. Он взъерошен, как драчливый воробей, и его серо-зеленый свитер сверкает перекошенным воротом, а респиратор болтается на одном ухе, придавая ему, как и завещала классика сетевых баянов, «вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Только все равно смущает.

И вдобавок немедленно находит способ смутить еще сильнее.

- А я вас загуглил, — сходу сознается вожделенный ГИП и добавляет самое страшное, что только создательница развлекательных романчиков про большое и светлое может услышать от знакомого мужчины: — И начал читать.

Предусмотрительные люди, которые не хотят неловких ситуаций с обсуждениями своих фантазий на тему отношений с противоположным полом (особенно с этим самым противоположным полом!), пользуются псевдонимами. Помимо очевидных плюсов анонимности и свободы слова, так куда проще создать запоминающийся бренд, а хороший писатель — это, как ни крути, именно бренд.

Но есть предусмотрительные люди, а есть я, и конкретно сейчас мне хочется провалиться сквозь три этажа в мать сыру землицу.

Я люблю отзывы. Обожаю зацепляться языками с читателями и обсуждать персонажей. Светлею лицом, когда кто-то находит время чиркнуть простое «спасибо» в комментариях. Писательство — сдвиг по фазе сродни психологическому эксгибиционизму, только вместо голого тела под плащом у писателя сетературы идеи, персонажи и слова. Нет ничего хуже, чем прийти на сайт, распахнуть чертов метафорический плащ и обнаружить, что никто и не смотрит.

Но реальность — не эти ваши интернеты, и выслушивать отзывы вживую, без защитного экрана в десятки, сотни километров от читателя, — совсем другой коленкор. Вживую — это все равно что схватить эксгибициониста за что-нибудь выступающее вместо того, чтобы просто посмотреть.

Мягко говоря, не всякий обрадуется.

Кажется, это тоже написано у меня не только на лице, но и поперек через весь респиратор, потому что Денис Владимирович неловко пожимает плечом и меняет тему:

- Давайте, я вас подвезу?

Я безнадежно выдыхаю и наконец снимаю ремешок сумочки с дверной ручки.

- Денис Владимирович, это был долгий…

- Я даже штопор захватил! — перебивает меня ГИП и предъявляет этот самый штопор.

Новехонький. На нем все еще болтается этикетка, и вид у него тоже лихой и многообещающий. Некоторое время мы смотрим на этикетку, пока она не останавливается, и я даже вроде бы нахожу какие-то уместные слова, но произнести ничего не успеваю.

- Простите, — тихо говорит Денис Владимирович и опускает руку. — Штопор — это было самонадеянно. Я понял.

Я с облегчением киваю. Самонадеянно. И вообще у меня еще прода на завтра не написана. На самом деле, я начала писать прямо на рабочем месте, когда ушли Андрей Анатольевич и обе бухгалтерши, но на этот раз не наскребла и на три тысячи знаков, а выкладывать что-то нужно — в писательском деле нет ничего важнее регулярности.

Ну, и еще это отлично помогает занять вечера. И голову.

От очередной мысли, так и не оформившейся в нормальные слова — только образы: темнота в прихожей, полупустая полка для обуви, пыльная тишина на кухне — горло снова сжимается, и каким чудом из него вообще вырываются звуки, непонятно. Но они вырываются.

- Подожди… те, — хрипло говорю я уже наполовину закрывшейся двери. Она с готовностью распахивается снова, и от этого говорить становится еще сложнее. — Предложение подвезти еще в силе?

Денис Владимирович молча кивает. И молчит всю дорогу, благословенны будьте, его родители и воспитатели, — даже напомнить адрес не просит, вытаскивая его из истории запросов в навигаторе.

Только у серого подъезда с запыленной рябиной все-таки вручает мне легендарный Штопор Самонадеянности и смущенно бурчит:

- Пригодится.

Не пригодится. Вчерашняя бутылка все еще у меня, нетронутая, но не стану же я пить в одиночестве. Не соседа же звать. Да и…

Слишком велико искушение вылить чертову бутылку в себя целиком, а потом пойти за еще одной. И еще одной. Поставить на перемотку эти чудовищные первые недели после. И надеяться, что потом все пройдет, как мне и обещали.

Но ведь не пройдет. А я не хочу прожить свою жизнь под анестезией.

Только вот вряд ли просто не брать штопор или поскорее избавиться от бутылки — выход. До магазина-то рукой подать, а до вечно жизнерадостного соседа, у которого всегда есть нычка, и того ближе. Нет, надо как-то донести до чертова подсознания, что алкоголь не поможет.

А потом еще и собраться с духом и умудриться написать сцену, где в числе действующих лиц — отец главной героини. Я не хочу думать, как я это сделаю.

Но сделаю обязательно.

- Паркуйтесь, — я киваю на пустое место у фонарного столба. — Не обещаю вам внятного диалога, но кто-то же должен открыть мне эту чертову бутылку.

- Никаких внятных диалогов, — бодро соглашается Денис Владимирович и рулит на дворовую парковку.

Я смотрю вслед его расцарапанному бамперу, вся из себя в смешанных чувствах. Самонадеянный штопор фантомно жжет руку. На нем все еще болтается этикетка, и вид у него, подозреваю, такой же лихой и придурковатый, как и у меня самой.

Наташа vs. социализация 0:1.

- Празднуете? — с плохо скрываемой надеждой интересуется жизнерадостный сосед с лавочки около подъезда: сегодня хлипкая оградительная лента загораживает только половину сиденья, фривольно свешиваясь между досок спинки.