– Первая любовь всегда такая, – улыбнулся Джон. – Она слишком сильна. И также ужасны ее последствия.

Но в случае с Билли последствия были еще хуже.

Эвелин поступила в университет Вассар в Нью-Йорке и обещала приезжать каждый семестр, обещала проводить лето в Лос-Анджелесе. Что значат четыре года разлуки, если они будут вместе всю дальнейшую жизнь? Поначалу они созванивались раз в неделю. Затем пришло время зимних каникул, и все соседки Эвелин собрались на лыжный курорт в Вермонт. Эвелин никогда не каталась на лыжах, поэтому она решила провести это время на Восточном побережье, но пообещала приехать весной. Потом Нью-Йорк и Вашингтон охватили протесты, затем была работа на все лето, пока в какой-то момент она не перестала искать оправдания, точно так же, как и звонить Билли. Ничьей вины здесь не было, говорила она. Просто их дороги разошлись.

В то лето, когда Эвелин и Билли расстались, умер отец Джона. Джон вернулся на последний курс университета сломленным и подавленным, едва ли в состоянии сконцентрироваться на учебе. Он не мог выбросить из головы воспоминания о последних вздохах своего отца. Он надеялся, что университет поможет ему отвлечься, ведь там его учили, что жизнь состоит из набора частиц, соответствующих математическим формулам из уравнений, в результате которых он мучается от горя и тоски. Джону всегда нравилась бесчувственность физики, но после смерти отца он слабо верил в эти рациональные законы.

Джону хватило одного взгляда, чтобы понять, что с Билли тоже случилась какая-то катастрофа. Он тяжело передвигался, словно каждый шаг давался ему непосильным трудом, словно все его тело принадлежало не ему. Зная, насколько сильны чувства друга к Эвелин, Джон решил, что она умерла. Оказалось же, что они всего лишь расстались.

– Конечно, потеря первой любви видится концом света. Но учитывая то, что я тогда переживал, я был просто не в состоянии оказать ту помощь, на которую рассчитывал Билли.

Основную часть времени Билли проводил за закрытой дверью своей комнаты. Иногда он отвечал на стук. Но чаще всего нет.

– Наверное, мне стоило проявить терпение, но твой дядя всегда думал только о себе. Прости, я не хотел тебя задеть.

Я жестом показала, что все в порядке, борясь с желанием вступиться за Билли.

– Возможно, он не знал, как начать разговор о моем отце. Но в конечном счете я просто устал от этой односторонней поддержки. Закончить наше общение оказалось довольно легко. Билли учился на факультете геологии. Я изучал физику. Затем я поступил в аспирантуру в другом городе, а Билли остался здесь. Мы периодически выходили на связь друг с другом, но возможность увидеться выдавалась редко. По правде говоря, мне кажется, что в тот день, когда я выступал с лекцией, я увидел его впервые после выпуска.

– Он пришел, чтобы рассказать об Эвелин? – спросила я, переводя тему разговора опять к ее смерти.

Джон кивнул и продолжил. Он сказал, что даже не помнит конец своей речи. Он не помнил, как пожимал руки своих коллег, подошедших поздравить его. Все его внимание занимал Билли и тревожные догадки: что же такое ужасное он хотел ему рассказать.

Когда толпа разошлась, Джон подошел к Билли.

«Что случилось?»

«Мы можем где-нибудь поговорить?» – спросил Билли.

«Билли, ты меня пугаешь».

«Эвелин».

Билли расплакался, и в этот раз Джон понял, что Эвелин действительно умерла. Джон вспомнил фотографии, которые они отправляли ему каждый год на Рождество. Билли и Эвелин на пляже. Билли и Эвелин в лыжных ботинках у подножия горы Биг-Бэр.

«Мне нужна твоя помощь», – признался Билли.

Они дошли до Мэйн-стрит и сели на веранде кафе, расположенном в розовом викторианском домике. Билли протянул Джону листок бумаги, исписанный вычислениями.

«Мне нужно твое экспертное мнение. Если не брать в расчет образование черных дыр, у частиц может быть только ограниченное количество вариантов возможного расположения. Значит, комбинации могут повторяться».

«Верно», – кивнул Джон, не понимая, к чему ведет его старый друг.

– Эти вычисления – его расчеты расстояния до параллельных вселенных. На тот момент теории о множестве вселенных уже были на слуху, – объяснил мне Джон. – Но я не очень понимал, зачем Билли показывает их мне. На самом деле я удивился, насколько примитивными оказались его вычисления. Любой старшеклассник, если у него хороший учитель физики, смог бы правильно все рассчитать.

Джон сделал глоток кофе и приготовился к объяснению довольно посредственных исчислений своего друга.

«Предположим, что комбинации частиц рандомно распределены по вселенным. Нет причин думать, что двойники нашей вселенной встречаются чаще, чем двойники любой другой. – Билли указал на первое вычисление на смятой странице. – В пределах этого расстояния теоретически можно найти частичку вселенной, абсолютно идентичной нашей, где жизнь разворачивается точно таким же образом, как в нашем мире. – Билли указал на другое число. – Здесь можно найти копию нашей вселенной, но не идентичного двойника. – Он подвинул палец. – А здесь существует вселенная, чей мир похож на наш, но ее частицы сложились в другие сценарии, в другие судьбы».

Билли остановился на этом числе.

«Да, Билли, в теории это так, – согласился Джон. – Но параллельные вселенные – лишь гипотеза. Они уходят за пределы нашего космического горизонта. Никаких объективных доказательств не существует».

Билли не убирал палец с последнего вычисления.

«Мир, такой же, как наш, где возможны другие варианты развития событий!»

Джон смотрел на кончик его пальца, крепко прижатый к бумаге, и казалось, что он вот-вот проткнет ее.

«Математика работает и в рамках инфляционной модели».

Губы Билли растянулись в улыбке. Джон хотел встать и уйти, накричать на друга за то, что тот оборвал величайший день в его подающей надежды карьере какими-то дурацкими теориями, которые никогда не воплотятся в жизнь. Он напомнил себе, что у Билли траур. Напомнил, что нужно быть терпимее.

«Билли, погоди минуту. Я не очень понимаю, чего ты ждешь от меня».

«Где-то внутри нашей мультивселенной она все еще жива».

«Билли, – мягко проговорил Джон, – невозможно узнать, что находится за космическим горизонтом. Ты же в курсе. Даже если существуют другие миры, похожие на наш, где мертвые все еще живы, мы этого никогда не узнаем. Наша вселенная – единственный известный нам дом».

«Да, – согласился Билли. Джон сложил лист с расчетами и аккуратно положил его в нагрудный карман друга. – Просто мне легче от мысли о том, что, возможно, в каком-то из миров мы все еще счастливы».

Джон не знал, что сказать. Он хотел спросить Билли о том, что случилось с Эвелин, но вдруг понял, что уже и так знает самое главное: Эвелин умерла, и Билли пытался найти способ вернуть ее. Он надеялся, что Джон подправит его вычисления, поможет ему рассчитать все вариации инфляционных моделей. Билли обратился к Джону по старой дружбе, ведь они всегда разговаривали друг с другом научными терминами, и в этих безумных расчетах заключалось настоящее горе, которое он не мог выразить напрямую. Джон оставил на столе несколько долларов и положил руку на его плечо.

«Пойдем, – сказал он. – Куплю тебе выпить».

– Не пей с человеком в трауре, – посоветовал мне доктор Кук. – В итоге ему станет только хуже, а ты так напьешься, как никогда в жизни.

Словно Виктор Франкенштейн, Билли использовал науку, дабы справиться с горем. У Виктора Франкенштейна был друг детства, Анри Клерваль, который мог бы предостеречь его от вмешательства в круговорот жизни. У Билли же был Джон Кук, напоминающий ему о непостижимости науки. Математические расчеты не оживила бы Эвелин, а даже если бы смогли, все мы знаем историю зловещего монстра и Виктора Франкенштейна, ученого с благими намерениями.

– Мы продолжали периодически общаться по профессиональным вопросам, но с того дня я его не видел.

Взяв с письменного стола несколько книг и яблоко, Джон положил их в свою сумку.

– Я очень соболезную по поводу твоего дяди.

Он перекинул сумку через плечо.

Мы вместе вышли в коридор и прошли до главного входа.

– А зачем он приехал на конференцию? Зачем нужно было выискивать вас?

– Незадолго до этого в университетском журнале написали большую статью обо мне. Скорее всего, он ее увидел. И скорее всего, он узнал, что я читаю лекции, и решил, что я найду способ помочь.

Мы прошли через стеклянные двери к затененному проходу.