В конце книги был спрятан конверт, внутри которого лежали листы бумаги, исписанные выцветшими синими чернилами.
Июнь, 1986 год
Билли,
Вчера я приехала к тебе, чтобы извиниться. Ты был дома. Я видела через окно кухни, как ты готовил яйца, склонившись над сковородкой. Ты всегда боялся, что они подгорят. И зря – ты, наоборот, недожариваешь их. Думаю, это символизирует время, проведенное нами вместе, но я воспротивлюсь своему писательскому побуждению превратить твои кулинарные неудачи в поэзию. Я наблюдала за тобой двадцать две минуты. Я следила за временем на часах. Каждый раз, когда очередная минута подходила к концу, я говорила себе: «Еще один оборот минутной стрелки, и ты пойдешь, ты постучишься в дверь, ты извинишься». Но я так и не смогла выйти из машины.
Думаю, я должна извиниться за все. Нам не стоило делать того, что мы делали. Я поняла это, еще когда мы впервые занялись сексом на полу твоей гостиной, а, возможно, даже раньше – когда я почувствовала первый отголосок влечения к тебе. Это была настоящая похоть. Желание. Желание по отношению к тебе, к Дэниелу, желание разделить нашу боль. Наше горе обособлено. Оно никогда не объединит нас.
Хотя мы совершили ошибку, было что-то существенно правильное в том, что мы сделали. Ты помог мне преодолеть необходимые шаги не только в моих воспоминаниях, но и в моем смирении со смертью Дэниела. Я говорила тебе, что Дэниел покончил жизнь самоубийством? Мы пришли друг к другу из-за смерти наших возлюбленных, но при этом мы никогда не обсуждали, что с ними случилось, почему мы винили в этом себя. Это я нашла тело Дэниела. Я не знала, что он хранил пистолет. Мы жили вместе десять лет, и где-то, возможно под нашей кроватью, в коробке на чердаке, в его рабочем столе, где-то рядом с нами жили пули. Его смерть не моя вина. Сейчас я это понимаю. Я верю в это. Точно так же и ты не виноват в смерти Эвелин. Ты должен поверить в это, если хочешь жить дальше.
Знакомство с тобой было величайшей добродетелью в моей жизни. Ты справишься. Мы оба справимся. И как только мы преодолеем боль, я уверена, мы увидимся вновь.
Твой друг,
Или вернее будет сказать: «Твой друг для секса, Шейла».
Разве удивительно, что после Эвелин у Билли были другие женщины? На момент ее смерти Билли был все еще молод, силен и хорош собой. Конечно, у него случались романы. Он оплакивал смерть Эвелин, но являлся живым человеком. Несмотря на других женщин, несмотря на Шейлу и их роман, его тоска только обострилась и повлекла за собой чувство вины. «Ты не виноват в смерти Эвелин». Хотя люди часто винили себя в смерти своих партнеров, слова Шейлы крайне поразили меня. «Ты должен поверить в это». Словно Билли не видел ничего, кроме своей вины, словно он не сомневался, что на нем лежала ответственность за смерть Эвелин.
В письме упоминалось «писательское побуждение», поэтому я рванулась вниз, надеясь найти Шейлу среди авторов, что были в наличии. Мой телефон зазвенел, когда я неслась по лестнице Сердце сжалось от угрызения совести, когда я увидела, кто звонил.
– Я сейчас немного занята, – призналась я, взяв трубку.
– И тебе привет, – небрежно бросил Джей.
– У вас разве не два часа утра? – Я пробежала через весь магазин к рабочему столу и нажала на мышку, вытаскивая компьютер из спячки.
– А ты что, в мамочки набиваешься? – пробубнил он с интонацией, которую я прежде от него не слышала и предпочла бы не слышать.
– Поговорим завтра. Я позвоню, как проснусь.
Я открыла Буклог, напечатала «Шейла» в графу поиска и принялась ждать, пока система найдет нужное имя.
– Нет, я хочу поговорить сейчас. Не только же твоим желаниям потакать, – фыркнул Джей.
– Джей, ты пьян?
Компьютер ворчливо зашумел, будто недовольный тем, что я его потревожила.
– И?
– И давай поговорим завтра, когда ты протрезвеешь.
Я несколько раз нажала на мышку, чтобы она быстрее заработала.
– Ты уже купила билет обратно?
– За семь часов с момента нашего последнего разговора? – К счастью, имя «Шейла» оказалось не особо популярно, по крайней мере, среди писателей. В ответ на мой запрос Буклог выдал небольшой список авторов, и я сразу же принялась его изучать.
– Почему ты не хочешь приехать домой?
– А почему ты так настаиваешь, чтобы я вернулась? Как будто не уходишь каждый вечер развлекаться со своими пацанами.
Я продолжила листать список.
– А мне нужно сидеть дома, чтобы ты поняла, что я скучаю?
– Джей, я сейчас заня…
– Ты спишь с ним?
Я отвернулась от экрана.
– Что? С кем?
– С Малькольмом. – Джей, казалось, был слишком пьян, чтобы вспомнить его имя, и, тем не менее, вот, пожалуйста. Самая членораздельная фраза, произнесенная им за наш короткий, спутанный диалог.
– Не веди себя как маленький.
– Ты ведь не просто так не спешишь домой.
– С тобой все в порядке? Я не спешу домой из-за моего дяди. Что здесь непонятного?
Я положила трубку, не дождавшись ответа. Где-то в глубине души мне хотелось перезвонить ему, поругаться по поводу Билли, Малькольма, но Джей наверняка уже развалился на кровати, спустив до щиколоток джинсы. Возможно, все пьяные и отвергнутые парни выглядели именно так, но я не представляла Малькольма с джинсами на уровне щиколоток. По крайней мере, не в пьяном состоянии.
Тем временем поздний вечер постепенно превратился в ночь, и пустоту спящего магазина периодически нарушала только болтовня весельчаков, бродящих от бара к бару на бульваре Сансет. В моей голове все повторялся голос Джея, то, как он сказал: «Малькольм», отчетливо проговаривая каждый слог, будто много раз практиковался. Мне хотелось закричать, заглушить голоса, пробивающиеся время от времени в пустой магазин. Я хотела перестать думать о Джее, о Малькольме и пыталась сконцентрироваться на текущей задаче. Быстро изучив девять имеющихся у нас в наличии писательниц по имени Шейла, я сопоставила их год рождения и биографию и остановилась в итоге на двух женщинах, которые оказались как раз нужного возраста, чтобы встречаться с Билли в 1986 году. Письмо было написано спустя несколько месяцев после конференции Джона Кука, а значит, Эвелин была мертва уже как минимум три месяца или же как максимум – более двух лет. Как долго Билли пребывал в трауре? Я остановила свой выбор на двух женщинах, которые, в теории, могли дать ответ на этот вопрос, но только одна из них написала мемуары под названием «Дэниел».
Произведения Шейлы Кроули находились в разделах художественной литературы и мемуаров. В книге «Дэниел» она рассказывала о своем муже, о его биполярной депрессии. У нее был очень выразительный и завораживающий слог. Мне бы не хотелось стать свидетелем ее оптимистического настроя, когда Дэниел только начал принимать лекарства, и того рокового дня, когда он отказался от таблеток. Но я не могла оторваться от чтения. Я читала до тех пор, пока тротуары не опустели, а темнота не рассеялась и не утонула в лучах рассвета. Закусочные и кофейни еще не открылись. На улицах стояла тишина.
Шейла нашла Дэниела на полу ванной с пистолетом в руке.
Вот и открылись первые заведения на Сансет-Джанкшен. Бариста наверняка протирал столики на веранде.
Шейла стояла у могилы Дэниела, поодаль от толпы друзей, о которых, в целом, в мемуарах не упоминалось ни слова. Ей казалось, что ее отчуждение похоже на то одиночество, которое испытывал Дэниел, даже находясь рядом с ней.
На задней стороне книги была изображена черно-белая фотография Шейлы. Длинные прямые волосы обрамляли ее узкое лицо. Она холодно и открыто смотрела в камеру. Ее прямолинейность будто говорила: «Это я, и я не собираюсь тратить время на попытки тебе понравиться». Впрочем, именно этим она меня и зацепила. Было в ней что-то знакомое.
Я подошла с книгой к компьютеру, нашла веб-сайт Шейлы и прочла там информацию про семь ее романов, три сборника мемуаров, включая тот, который был опубликован совсем недавно. Также я увидела ее новую фотографию. Несмотря на то что на снимке она казалась куда старше и полнее, в реальной жизни она выглядела гораздо хуже: я вдруг вспомнила, что уже видела ее! На похоронах Билли! Это она стояла под руку с доктором Ховардом, покачиваясь и напевая ирландский гимн.
Я перечитала отрывок, который мне передал Джон Кук, слова, которые и привели меня к Шейле: «Что бы ни случилось, я знала, что выживу».