— Думаю, его вырвет в кустах, — сказал Симеон.
Маленький дом наконец стал для них убежищем на двоих — уютным, романтичным. А потом дверь распахнулась, и Хонейдью внес блюдо с грушами, сваренными в портвейне. Но он тут же ушел, оставив им полные бокалы игристого вина.
Исидора много лет флиртовала. Опустив глаза, она бросила на Симеона многозначительный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Но он увлекся разрезанием груши и не заметил этого. Исидора подождала, однако внимание Симеона настолько поглотила груша, словно он разделывал фазана. Замечательно. Исидора занялась своей грушей, отчаянно пытаясь придумать тему для разговора, которая помогла бы ей соблазнить его. Но ничего не приходило на ум, а потому Исидора заговорила о том, что вообще не имело никакого отношения к обольщению:
— Как ты думаешь, когда в доме починят туалеты?
— Мы с Хонейдью сегодня осмотрели трубы, — ответил Симеон, поднимая глаза. — Они почти сгнили. Ты можешь себе представить: трубопровод сделан из дерева! Неудивительно, что дерево прогнило меньше чем за год.
— Должно быть, твой отец первым устроил в доме уборные с канализацией, — заметила Исидора. — Это очень прогрессивный поступок.
— Знаешь, судя по письмам, отцу предложили устроить канализацию за сущие гроши, — признался Симеон. — А за это он должен был позволить производителям пользоваться его именем, хвалить их продукцию. Предполагаю, что вся эта затея провалилась, когда он отказался платить даже те небольшие деньги, которые у него попросили, потому что система нормально не работала. После этого трубы сгнили, но заменить их было некому.
Исидора доела кусочек груши.
— Наверное, очень трудно судить своих родителей, когда становишься взрослым, — сказала она. — Поскольку мои мама с папой умерли, когда я была еще совсем маленькой, я знала их только как родителей, а не как людей.
— Они любили тебя?
— О да! Они же были итальянцами, как тебе известно, поэтому у них был совсем иной взгляд на семью, чем в Англии. Конечно, у меня были няньки, но папа с мамой приходили ко мне в детскую каждый день. Особенно много времени я проводила с мамой.
— И когда они умерли, тебя отправили сюда, к моей матери?
— Ну да — до тех пор, пока тетя снова не забрала меня.
— Думаю, что даже если бы она была уличным музыкантом и играла на обочине дороги, это было бы правильным решением, — сказал он, опуская нож и вилку.
— Жена будущего герцога, собирающая пенни рядом с мистером Макгерди? — с усмешкой проговорила Исидора.
— У моей матери трудный характер, — вымолвил Симеон. — Твоя тетя была права. Я не имел права критиковать ее. Никого не касается, как ты проводишь время с тетушкой. И в особенности я не должен был делать какие-то замечания, ведь меня не было рядом с тобой.
Исидора ощутила приятное тепло, разливающееся в груди. Но к обольщению оно не имело никакого отношения, так что спустя некоторое время ее так называемый муж выходил из коттеджа, не позволив себе с ней ничего лишнего. Он даже не попытался с ней пофлиртовать.
— Подожди! — окликнула его Исидора, когда он положил руку на дверную ручку.
Симеон оглянулся.
Исидора подошла к нему, но на сей раз она не бросала на него соблазнительно-томных взглядов и не улыбалась ему кокетливо — одним словом, не использовала ни один из тех приемов, к которым прибегала в прошлом, чтобы свести мужчин с ума и заставить их упасть перед ней на колени. Вместо этого она просто приблизилась к нему, оглядела четкую линию его волевого подбородка, его слегка взъерошенные волосы, его широкие плечи. Он выглядит как мужчина, как взрослый человек. Взрослый мужчина.
Исидору это немного встревожило, потому что до сих пор она затевала свои игры с мальчиками. Было в Симеоне что-то особенное, какой-то неистовый огонь.
— Пожалуйста, поцелуй меня перед сном, — попросила она.
— Поцеловать тебя? — удивился он.
— Да. Это обычное дело для супругов.
Она ожидала, что он скажет ей, что они еще не супруги, но Симеон этого не сделал. Вместо этого он шагнул к ней, наклонился и поцеловал.
Все закончилось в одно мгновение. Она едва ощутила прикосновение его твердых губ и еще какой-то аромат… Его запах, такой мужской, немного пряный… И он тут же отодвинулся от нее.
Исидора заморгала. Она думала, что поцелуй — это что-то совсем иное, а этот ей даже не понравился.
— Черт! — Симеон говорил тихо, но ночь тоже была тиха.
— Что такое?
— Это ведь не был твой первый поцелуй, не так ли?
— Вообще-то был, — промолвила она в ответ. — Хотя… — Исидора не договорила. Зачем она ждала, ускользала от множества губ, почему никогда не позволяла кому-то поцеловать себя? Все это ерунда! Ничего особенного!
Но тут он снова приблизился к ней.
— Все в порядке, — торопливо проговорила Исидора, чувствуя, что он хочет еще раз поцеловать ее.
На этот раз его руки медленно обхватили ее, она успела разглядеть линии его лица, встретить его взгляд, устремленный прямо в ее глаза, ощутить, как его тело прижимается к ней… И когда его губы прикоснулись к ее губам, он не поспешил отодвинуться от нее.
Исидора видела, как люди целуются. Ей было известно, что обычно они открывают при этом рты и что от поцелуев женщины так и льнут к своим любовникам, словно их колени подгибаются.
Да, все это было ей известно — все, но сейчас…
На этот раз он поцеловал ее по-настоящему. И это была не мимолетная ласка, а властный поцелуй. Симеон уперся ладонями в стену по обе стороны от нее, и она оказалась в плену его объятий, а его тело прижалось к ее телу. Исидора успела только охнуть, поражаясь исходящему от Симеона жару, а потом их губы соединились. Ей показалось, что ее тело вмиг охватил огонь — так на нее подействовал его вкус, ощущение его близости, сам поцелуй.
Она вздрогнула, из ее груди вырвался какой-то невнятный звук, стон. А потом их языки переплелись. Голова Исидоры пошла кругом, и она обвила руками шею Симеона.
Забылись все мысли об обольщении, о хрупких английских невестах.
— Да, — прошептала Исидора прямо ему в рот. Теперь ей уже не хотелось дразнить его своим бюстом: ее грудь пылала, покрывалась мурашками в том месте, где соприкасалась с его камзолом. Симеон сжимал ее все крепче, и она снова застонала. А потом он сильнее прижал ее к стене. Исидоре хотелось открыть глаза, но желание ослепило ее, лишило голоса, способности думать, вспоминать какие-то планы. Она могла лишь прижиматься к мужу и отвечать на его поцелуй, то прикасаясь языком к его языку, то пряча его.
Где-то в глубине существа Симеона раздался сдавленный стон.
Наконец он отпрянул от нее.
— А у тебя это был первый поцелуй? — спросила Исидора, когда к ней вернулась способность говорить.
Несколько мгновений он стоял молча, отблески языков пламени, плясавших в камине, отражались на его блестящих волосах. Половина его лица была в тени.
Наконец Симеон тихо ответил:
— Нет.
— А-а… — Исидора даже не знала, какие слова она хотела услышать от него. Ну конечно, он большой знаток поцелуев. Да и как он мог… как могли они…
— Это мой второй поцелуй, — сказал он. — Первый был пару мгновений назад, хотя я не уверен, что это можно назвать поцелуем.
С этими словами Симеон ушел. Дверь за ним закрылась, впустив в дом струю прохладного вечернего воздуха.
Глава 18
Проснувшись на следующее утро, Исидора увидела, что идет дождь. Она приняла ванну, села у камина и стала читать «Сказки Нила», пока Люсиль занималась ее одеждой.
Но это ей не нравилось. Исидора не хотела сидеть в своем коттедже, когда Симеон находится в большом доме. Исидоре не хотелось походить на маленькую серую мышку, которая покорно ждет, пока кот нанесет ей визит, а потому она не стала дожидаться, когда Симеон придет к ней, чтобы обсудить, как закончится их брак. Потому что, если он этого не знает, их брак еще не закончился.
Поэтому спустя несколько минут Исидора уже стряхивала дождевые капли со своей шляпы с пером.
— Ваша светлость. — Поклонившись, дворецкий забрал у нее шляпу. — Могу я предложить вам чаю?