— Что такое? Пересолили? — он склонился к растерянной Майе, поцеловал в уголок губ. Ради этого мужчины соглашаются на брак, чтобы переживать сотни таких моментов, как этот.
— Ведь никто не знает где мы! Маме нельзя волноваться! — испуг грозил перерасти в настоящую панику. Как она могла забыть о родных? Страшно представить, что же они сейчас думают! Она испортила бедной Соне самый счастливый день в ее жизни! Слишком живое воображение Майи уже красочно вырисовало картину метаний родителей, поисков их перевернутого экипажа или бездыханных тел. — Мы должны вернуться, — она схватила с колен салфетку, готовая мчаться обратно в ночь, если потребуется даже верхом.
— Не должны, — удивительно спокойный Дэррек положил руку на ее колено, призывая остаться на месте.
— Ваши… твои… — она исправилась, под слегка насмешливым взглядом мужчины, — родные тоже остались там одни! Думаешь, они не станут разыскивать? Одно дело — я, и совсем другое — герцог. Мы должны вернуться!
— Они знают, где мы.
— Но ведь мои родные не знают!
Прежде чем ответить, Дэррек снова наклонился ближе.
— И твои знают, — и с удовольствие наблюдал за тем, как в тысячный раз эмоции сменяются на ее лице.
— Как???
— Ты всю жизнь жила с предателями, они помогали мне. В войне за тебя у тебя не было союзников.
— Что они знают? — в горле снова пересохло, этот день однозначно должен был порядком лишить ее нервных клеток. Вот только над их восстановлением придется работать уже ему.
— Только то, что я тебя люблю, и что сегодня вечером ты стала моей женой. Они, Витор, герцогиня, подозреваю, что и Мэгги, и не удивлюсь, если не от мамы, но от Дамиана. Знает и он. Так что, Майя, если ты попытаешься сделать вид, что брака не было, поверь, я найду сотню его свидетелей. Ну что, десерт? — она готова была его сначала расцеловать, а потом убить, и снова расцеловать, и снова убить. Но главное — все же расцеловать.
— Нет. Я наелась, — она скучала по нему не меньше, чем он по ней.
Улыбка сошла с лица Дэррека, он ждал этого момента и в то же время его опасался. После того, что натворил, готов был ждать столько, сколько ей потребуется, чтобы перестала бояться. Готов был пожертвовать ночью, десятком ночей, чтобы это случилось тогда, когда она будет готова.
Подниматься по лестнице, по которой она когда-то выходила навсегда, было странно, а особенно волнующе ощущать на себе обнимающие руки, разворачиваться через ступеньку, чтобы получить еще один поцелуй. Длинные коридор, двери, двери, двери. Ее первая комната с пятном на потолке. Кабинет, тревожный, мимо него она попыталась проскользнуть быстрее. Библиотека с глобусом, где все началось по-настоящему. Дом с привидениями. Но она сможет ужиться и с ними. Попытается.
Две смежные двери. Обе закрыты, из-под обеих сочится мягкий свет. Такие одинаковые, но настолько разные, за одной скрывалось счастье, а за другой боль и унижение. Двери, как и чувства, были так близко. Майя потянулась к двери его покоев, но обернулась, когда мужчина остановился как вкопанный.
— Что? — снова она не совсем понимает его.
— Мы должны закончить одно дело, — и подойдя к ее двери, Дэррек надавил на ручку. Нет, заходить туда Майя была еще точно не готова. Ведь она только училась верить, а верить там было сложно, слишком хорошо она помнила проведенные тут мучительные часы.
Майя остановилась на пороге. Ничего не изменилось. Все та же кровать, то же трюмо, маленькое окно. Комната, не успевшая стать по-настоящему ее, а потом оказавшаяся совсем чужой, снова вернулась из задворков памяти. Сзади закрылась дверь, от звука щелчка Майя слегка вздрогнула.
Нужно успокоиться. Это всего лишь прошлое. Воспоминания, которые больше никогда не повторятся. Которые она выбросит из памяти. Потому что она его любит, и он тоже.
Дэррек обошел Майю, скрывая от ее взгляда кровать, на которую девушка смотрела с ужасом, сглатывая подкативший ком страха.
— Посмотри на меня, — ослушаться она не могла. — То, что произошло тогда в этом комнате, мой грех, я злился на весь мир за то, чего лишился, а мстить решил именно тебе. Потому что ты была передо мной беззащитной. Больше никогда. Клянусь, никогда ты не почувствуешь того, что испытывала тогда. Только тебе решать, когда ты готова попробовать забыть. Твое «нет» — единственное, что имеет значение. Одно твое слово, и я буду ждать столько, сколько нужно. Я люблю тебя, а значит, люблю и тело, и душу. И ты нужна мне телом и душой. Только тебе решать.
Он собирался сдержать слово. Если она не готова, он уйдет, оставит одну. Нет смысла делать вид, что этого не было. Было! И об этом знают они оба. Было, а значит, это нужно искупить, а не задвинуть на дальнюю полку.
Это понимала и Майя. Он прав, она может быть не готова была сюда вернуться, но ведь возможно, не была бы готова никогда. И только тут, в месте, где все разрушилось, они должны начать строить снова.
— Нет, — Дэррек склонил голову, принимая ее решение. — Не нужно ждать. Я не хочу ждать, — и снова, как когда-то, она обвила шею, привставая на носочки, чтобы дотянуться до любимых уст. Только он сам может заставить ее забыть. Хотя не заставить, а создать новые воспоминания.
Дэррек подхватил жену, поднес к кровати, но не бросил, как когда-то, а бережно опустил на мягкое шелковое покрывало.
— Где было больно? — в синих глазах на секунду возник страх, но она попыталась в тот же миг его заглушить.
— Нигде, — настолько уверенное, насколько могла. Она не станет помогать ему мучить себя. И правда давно простила, просто прощение не несет забытья, а жаль.
— Значит везде, — он провел по молочной щеке, доказывая, что его прикосновения могут быть нежными, очень нежными. Спустился на плечо, стягивая цветочную бретельку. И начал целовать там, где точно помнил, когда-то оставлял болезненные следы.
При каждом поцелуе Майя вздрагивала, сжималась всем телом, и заставляла себя расслабиться. Это оказалось не так просто, как она себе представляла. Со страхом девушка ждала того момента, когда почувствует покрывало спиной. Ей казалось, что тогда с паникой справиться будет слишком сложно.
— Если не хочешь… — Дэррек на секунду оторвался от белой кожи, возвращаясь к глазам.
— Хочу, — и подтверждая свое совсем неуверенное желание, Майя прильнула ближе.
Справиться с россыпью пуговок для него не составило труда, как и ей освободить мужа от рубашки. И снова ощутив, как под пальцами напрягаются мышцы, Майя почувствовала свою силу, о которой он говорил. Вот она — ее власть. Над его частью их общего тела, над его частью их общей души.
Страх постепенно пропадал, а вместе с ним и стыд, когда Дэррек оторвался от нее на минуту, Майя встала с кровати. Платье, не сдерживаемое больше ничем, упало к ногам, оставив ее в одном белье. Он сам учил ее когда-то, что в отношениях нет места чувству стыда, и стыдно не было ни капли. Особенно, когда она увидела, каким взглядом смотрит муж, он теперь ее муж. Протянул к ней руки, приглашая подойти, и она послушалась, села на колени, снова оказалась наравне с ним, даже ближе, чем могла представить.
Ласточка, лежавшая на скрытой под корсетом груди, поднималась и опускалась с каждым вздохом, но это не имело никакого значения. Ведь она снова была его.
— Жена, — Дэррек поцеловал нежную скулу, касаясь пальцами кожи под кружевом чулка. — Моя жена, — соблазнительница сладко улыбнулась, ей нравилось такое обращение.
— Муж, — шепнула на ухо, как делала всегда, когда хотела сказать что-то важное. — Любимый муж, — и лениво поглаживающие кожу ладони чуть сжались, почувствовав, как от слов возбуждение растет даже больше, чем от действий.
Свой страх она пыталась скрыть от него, да и от себя самой, под маской уверенности. Заставила себя сдержать испуг, когда вслед за платьем на полу оказалось белье, когда в сторону был отброшен ремень, брюки. Сложно было заставить себя понять, что сейчас ей хорошо, очень хорошо, а то, что время от времени перед глазами стают образы, это глупости.
— Майя, ты же помнишь? — Дэррек продолжал держать ее в объятьях на коленях, прекрасно понимая, что она все так же боится. — Что если ты передумаешь, только скажи…
— Не передумаю, — и подтверждая свои слова, Майя толкнула его на постель. Сильные руки потянули ее за собой. Чувствовать теплое тело намного приятней, чем скользкие простыни.