Лаура Миллер - Когда плачут цикады

— И это бы объяснило, почему она даже не смотрит на тебя, как все остальные девушки в этом чертовом городе. Она по-прежнему влюблена в него.

У Джека на лице написано отвращение, но я знаю, что он в порядке. Девушки любили его, и ему прекрасно об этом известно.

Я улыбаюсь и выдыхаю, одновременно переводя взгляд на Кристин.

— Мы бы знали, если бы между ними что-то было?

Джек дергает плечом.

— Я не знаю. Ты же знаешь, какой он был скрытный. И секретов прибавилось, когда он пошел в колледж. Кто, черт возьми, может знать наверняка?

Я тяжело вздыхаю: я чувствую глубокую печаль от утраты, от того, что Оуэн оставил нас.

— Эй, приятель, — говорит он, концентрируя все свое внимание на мне. — Мы все скучаем по нему.

Я согласно киваю.

— Да, — отвечаю я. — Знаю.

— Только Боги умирают молодыми, — он поднимает свою бутылку верх.

Откинув все мысли, я поднимаю свою бутылку в ответном жесте.

Настоящее

Рэм

Аэропорт слишком переполнен для вторника. Я на секунду задумываюсь, куда все эти люди едут?

Я отыскиваю свой посадочный талон и сажусь между пожилым мужчиной, который практикует искусство спать сидя, и молодой девушкой, по виду старшеклассницей, которая вцепилась обеими руками в мобильник и что-то усердно набирает на экране. Я не отвожу взгляд от ее рук дольше положенного, так как никогда не видел никого, кто так быстро мог бы двигать своими пальцами. Ее пальцы сравнимы с «Риверданс» или с чем-то подобным. (Примеч. «Риверданс» (англ. Riverdance) — танцевальное степ-шоу танцоров-виртуозов). Ее пальцы замирают на секунду, и я отворачиваюсь. Уверен, она не заметила, что я смотрел на нее. А, возможно, ей вообще все равно, ведь она не отрывала взгляд от своего телефона.

Электрическое табло наверху отвлекает меня, на нем обновляется информация. Я бросаю взгляд вниз на свой посадочный талон. Номер рейса на табло совпадает с моим.

Вовремя. Я люблю точность. И ненавижу сидеть и ждать. Я бы предпочел опоздать на самолет, нежели сидеть часами в ожидании. Спустя мгновение женский голос звучит в динамиках, объявляя о посадке на борт.

И я как дедушкин чайник, готовый закипеть в любую минуту, быстро вскакиваю со своего места, направляясь, опережая всех, к очереди на билетный контроль. Я уже стою в ней целых две секунды, когда кто-то ударяет меня по ноге. Обернувшись, я вижу макушку блондинки. В этот момент она нагнулась, чтобы поднять свой чемодан с пола. Я тоже наклоняюсь за ее чемоданом, желая помочь.

— Извините, мне очень жаль, — говорит она торопливо.

От звука ее голоса мое сердце колотиться, все мысли улетучиваются.

И только стою и жду, жду, когда она повернется ко мне, но я уже догадался, кого я увижу.

Один Миссисипи.

Мое сердце готово вырваться из груди.

Два Миссисипи.

Секунды ощущаются как года. И в то же время, я не могу дышать.

Три Миссисипи.

Наши взгляды встречаются, и она удивленно ахает.

— Рэм.

Непонятно, вопрос это или утверждение. Я как будто бы онемел, даже не могу пошевелить губами. Она фиксирует сумку в вертикальном положении и скрещивает руки на груди

— Эм… Эм... Привет, — наконец-то я могу выдавить из себя хоть слово.

Один Миссисипи.

Два Миссисипи.

— Как твои дела? — спрашивает она искренне, как будто на самом деле это ей интересно. И, наверное, это ранит меня больней всего.

Я глубоко вздыхаю, так как задерживал дыхание последние несколько секунд. Затем выдыхаю и стараюсь изобразить улыбку.

— Я хорошо, — киваю головой. — Как ты?

Она тоже кивает, прежде чем ответить.

— Хорошо.

Удушающая тишина сгущается между нами, только лишь наши взгляды остаются прикованными друг к другу. Это длится слишком долго. Это ощущается недостаточным, но мое сердце, кажется, вырывается из груди, а я изо всех сил пытаюсь сдержать его внутри.

— Хорошо, — повторяет она, опуская взгляд и в то же время теребя рукой свой пиджак.

— Встреча? — спрашивает она, бросая взгляд на табло расписания полетов, где указан Остин.

— Да, — просто отвечаю я.

Она кивает головой, будто заранее знала мой ответ.

Смешно, а я ведь представлял нашу встречу снова. Я делал это очень часто. Это случалось в течение дня или ночью, когда казалось, что весь мир спал. Я представлял себе нашу встречу так много раз. Это всегда представлялось мне в людном месте. Она увидела бы меня, а я увидел бы ее, и мир вокруг нас остановился бы и рухнул, как плохо закрепленная плитка на стенах, оставляя нас наедине. Мне всегда казалось, что мы знали, что эта встреча неизбежна, мы оба понимали, что встретимся вновь, только не знали точно день и час. Мне представлялось, что когда мы впервые увидимся после долгой разлуки, наши глаза встретятся, и вся боль уйдет, будто ее и не было. Эшли улыбнется мне, и я улыбнусь ей в ответ. И мы будем вспоминать о нашей первой встрече или о нашей ночи на Солнечной площади. А затем мы посмотрим друг другу в глаза и пообещаем без слов, что в этот раз у нас все получится.

Сейчас все эти мысли смешны. И где-то глубоко притаилась боль, которая наложила отпечаток на светлые чувства при встрече. Я догадываюсь, что не смогу сказать ни слова. И в моих мечтах не было слова «Работа», мы не говорили о работе.

— А ты? — спрашиваю я. — Почему ты летишь в южную сторону?

— Я... живу в Лэйквей сейчас. Это недалеко от Остина. Я подумала, что могу работать поближе к моей бабушке, чтобы приглядывать за ней, — она поднимает голову и мягко смеется. — Но, думаю, что это она приглядывает за мной.

Я сдержано улыбаюсь, но что-то продолжает сжимать сердце у меня в груди. Я не знаю, почему, но то, что она живет в Техасе сейчас, ударило по мне очень сильно. Наверное, потому, что я понял, что не являюсь больше частью ее жизни. Я даже не знал, где она жила.

— Я навещала своих друзей здесь, — добавляет она

Это тоже ударяет по мне — я не являюсь ее другом, которого бы она хотела навестить. И я не знаю, каких друзей она навещала. Ее друзья раньше были нашими общими друзьями. Хотя, конечно, она могла завести новых друзей за этот год. Я киваю головой.

— Ты продолжаешь жить в Аве? — спрашивает она.

— Да, — отвечаю я, хватаясь сзади за шею, наверное, это нервная привычка.

Она задерживает дыхание, словно набираясь сил.

— Как все?

Опять она спрашивает, будто бы ей не безразлично. Почему она так себя ведет? Я пытаюсь не представлять ее рядом со старым кленом, смотрящую мне в глаза и говорящую мне, как сильно она меня любит. И то, что она так себя ведет сейчас, не помогает мне избавиться от наваждения.

Очередь вдруг начинает двигаться вперед, и я замечаю, что уже образовалось значительное пространство между мной и человеком впереди.

Эшли улыбается и опускает руку на ручку сумки.

— Они в полном порядке, — с трудом говорю я. — Уверен, что все по-прежнему с тех пор, как ты нас покинула.

Я замечаю, как дрогнула ее челюсть от быстрого вздоха после моих последних слов. Я не хочу ее ранить, но факт остается фактом — она ушла очень быстро. Никто не уходил из наших мест, и уж точно они все делали медленно. Но, возможно, я бы тоже ушел также быстро, если бы был на ее месте.

Очередь двигается слишком быстро, я встаю перед стройной женщиной в форме авиакомпании, проверяющей билеты. Она приветливо улыбается мне, и я учтиво улыбаюсь ей в ответ, передавая свой посадочный талон.

Она его сканирует, и я медленно вливаюсь в новую очередь в посадочном туннеле.