Она понимала, что Паппи не планирует возвращение в Англию, поскольку уверен, что у Аланы это не получится, а он хочет и должен находиться рядом с ней. Он ясно дал понять, что возвращение не предвидится, передал дом Аннетт с наказом жить в нем или продать, как она пожелает. Однако, обнимая подругу на прощание, Алана прошептала:
– Я вернусь.
И она вернется! Сделает все, чтобы устранить угрозу войны у себя на родине. Потом даст понять отцу, что она не останется в Лубинии и он должен срочно подумать о другом наследнике. Она не делилась этими смелыми мыслями с Паппи, но лелеяла их в своем сердце. Иначе она не просто нервничала бы по поводу предстоящего путешествия, а была бы в ужасе от мыслей о нем.
Единственным светлым пятном при расставании с любимым домом было появление Генри Мэтьюса, забравшегося к Алане в экипаж в день отъезда. Радостно улыбаясь, он объявил:
– Я еду с вами! Представляете, а? Я путешествую по чертову континенту. Кто бы мог подумать?
Все, что ей пришло в голову в тот момент, это порывисто обнять мальчика. Позже, на пристани, улучив момент, когда они с Паппи остались вдвоем, он пояснил:
– Я знаю, как ты любишь этого парнишку. Вот и подумал, что он может немного облегчить тебе путешествие. А после твоего воссоединения с отцом я сделаю его своим доверенным лицом, и он будет передавать тебе письма от меня.
Алана подумала, что Паппи привык растить и воспитывать детей, и Генри может стать для него великолепной заменой ее самой. Это в равной степени опечалило и обрадовало ее. Но в любом случае Генри помогал Алане забывать о том, что ждет ее в конце путешествия, особенно в те часы, когда она чему-нибудь учила его, в том числе и лубинийскому языку.
Сама она выучилась двум основным языкам, наиболее часто встречавшимся во время поездки, и получила поверхностное представление об остальных. Хорошо зная немецкий, она понимала Паппи, когда он говорил по-лубинийски, поскольку оба языка были очень похожи. Она не подозревала, что он делает это намеренно, подготавливая ее к нерадостному будущему.
Паппи продолжал напоминать Алане о предстоящей миссии, стараясь смягчить ее отношение к стране, которую сам очень любил.
– Лубиния не совершенна, но может стать таковой, – твердил он. – А в совершенном мире можно добиться всего, чего захочешь. Я не вижу причин, которые помешали бы тебе заняться преподаванием во дворце. Детей будут к тебе приводить. Ничто не помешает тебе преподавать и после замужества.
– Которое произойдет не по моей воле, не так ли? – спросила она с горечью.
Он вздохнул, молчаливо признавая то, о чем она уже догадалась.
– Поскольку ты королевского рода, то мужа выберут за тебя, и ваш брак будет скорее политическим альянсом, который послужит на пользу стране. Но ты воссоединишься с отцом. Он вряд ли будет склонен сразу выдать тебя замуж. И хотя членам королевской семьи с детства прививают чувство долга и ответственности, но ты к замужеству не готова. Король должен принять это к сведению.
– И он предоставит мне право выбора? – фыркнула Алана, не веря в такую возможность ни на минуту.
– Я улавливаю негодование в твоем тоне. Ты действительно не хочешь…
– Я пока здесь, не так ли? – оборвала она Паппи и тут же постаралась сгладить невольную горячность: – Я просто нервничаю. Боюсь, что невзлюблю отца или, хуже того, оскорблю его своим пренебрежением.
– Это моя вина. Тебе не стоит перенимать мое отношение к королю. Заговор, целью которого было убить тебя, – единственный случай, когда правление Фредерика продемонстрировало слабину. Но я убежден, что существуют причины, по которым виновных не покарали, и очень скоро мы о них узнаем. Твой отец хороший человек, Алана. Я был на улицах города в день твоего рождения, когда наследницу короля показывали народу. Несмотря на то, что это была девочка, восторженный рев толпы был оглушительным. Народ очень почитал твоего отца.
– Тогда почему теперь его хотят свергнуть?
– Страх. Людей заставили поверить, что он скоро умрет, оставив страну без правителя. Большинство готово подождать и посмотреть, что будет дальше. Протестовать подбивают молодых – тех, кто не помнит, почему была свергнута прежняя власть. Но с твоим возвращением эти козни быстро прекратятся. Не волнуйся, ты полюбишь короля. Как же иначе? Он ведь твой отец.
А если так и будет? Что, если отец настолько понравится ей, что она с готовностью исполнит все, о чем он ее попросит, лишь бы угодить ему? Опять сплошные проблемы.
– Я готовил тебя к тому, – продолжал Паппи, – чтобы ты заняла свое законное место и могла себя защитить. Но я не знал, как научить тебя править страной. Я сделал все, чтобы дать тебе самое разностороннее образование, достойное королевской особы.
– Я думаю, ты дал мне гораздо больше. Дипломатия, искусство ведения переговоров, сведения обо всех правящих домах Европы, включая мой собственный. Уроки о Лубинии я выслушивала с особым вниманием. Род Брасланов правил на протяжении многих столетий, но последний из Брасланов, взошедший на трон, король Эрнест, издавал столь плохие указы для собственного народа, что люди поднялись на гражданскую войну, в которой он сам был убит. После него правили Стиндалы, отец и сын. Я все верно запомнила?
– Совершенно верно, но тебе не сказали, почему народ предпочел Стиндалов одному из наследников Браслана, а ведь наследников было много, так что было из кого выбирать. Ты сама связана с ними отдаленным родством, хотя обе родовые ветви разъединились давным-давно и никогда больше не соединялись. Таким образом, поскольку в жилах Стиндалов текла королевская кровь, их посчитали достойными преемниками Брасланов, которым люди больше не доверяли. Вот почему выбрали Стиндала. Традиция была соблюдена, а люди избавились от ненавистного рода, который занимал трон слишком долго.
– Похоже, Брасланы много выиграли бы, избавившись от Стиндалов.
– Да, это так, а ты и твой отец – двое последних в роду. Логично предположить, что это Брасланы задумали убить тебя, но, хотя твой отец не мог не осознавать этого, он ничего не предпринял против них. Почему именно, я пока не знаю, поэтому прихожу к выводу, что у короля имеются другие враги, неизвестные мне. А теперь хватит истории. Ты получила хорошее образование, и все же этого недостаточно. Твой отец еще не стар, и у тебя впереди много лет, чтобы научиться всему, что должен уметь и знать монарх.
Монарх… Королева… С чего он взял, что она хочет занять трон? Хотя ей уже хотелось познакомиться с отцом. Она не могла сдержать невольного любопытства, которое было гораздо более сильным, чем Алана ожидала. Однако она совершенно не хотела брать на себя ту ответственность, которая возникнет после предстоящей встречи. Мысль о том, что когда-нибудь целая страна будет зависеть от ее решений, была для Аланы почти невыносимой. Да и хочет ли она ограничений, сопутствующих ее новому положению? К тому же она была совершенно не готова к разлуке с Паппи, которого, в отличие от нее, никто не встретит с распростертыми объятиями. Алана тревожилась за него. Он собирался полностью посвятить себя тому, что должен был сделать ее отец много лет назад – найти тех, кто нанял его, и убить их. Пока эти люди оставались на свободе, жизнь Аланы была в опасности.
– Ты когда-нибудь убивал после того, как привез меня в Англию? – спросила она Паппи однажды вечером.
Они находились в Париже и ехали в театр. До того они путешествовали без остановок, так что он выделил им день, чтобы отдохнуть и посмотреть что-нибудь в прекрасном городе. Потрясение от того, кем она оказалась, было пустяком по сравнению с потрясением, вызванным тем, что она узнала о Паппи. Но теперь, по крайней мере, она могла обсуждать это без тошноты, подступающей к горлу.
– Нет, хотя был момент, когда мне чуть не пришлось сделать это, – признался Паппи. – Это случилось всего через несколько месяцев после того, как я отправил послание твоему отцу. Я услышал, что пара мужчин, с виду иностранцы, бродили по эмигрантским кварталам Лондона, расспрашивая, знает ли кто-нибудь человека из Лубинии с ребенком или с детьми, недавно приехавшего. Лондонцы общались с ними неохотно. Я только слышал об этом, и в наш дом никто не приходил.
– Значит, возможно, они искали вовсе не меня?
– Это могло быть совпадением, но я никогда не сомневался, что тебя будут искать, несмотря на то, что я предупредил твоего отца. Он мог посчитать, что способен защитить тебя лучше, чем я.