Джоанна Линдсей - Когда правит страсть

Она со свистом втянула в себя воздух. Он не станет держать ее здесь. Не посмеет. Она дочь его короля. Но, думая так, Алана начала дрожать – отчасти от холода, отчасти от страха. При этом она знала, что нельзя показывать, как он напугал ее. Страх придаст ей вид виноватой. И тогда он уж точно ей не поверит.

Она попыталась представить, как вела бы себя принцесса. Постаралась вызвать в себе гнев, который, по идее, должна была испытывать. Но все, что удалось выдавить из себя, было:

– Я замерзла.

– Обеспечение комфорта не входит в мои…

– Я замерзла!

Отбросив всякую предосторожность, она вызывающе вскинула подбородок. Он выругался, вышел из камеры и с грохотом захлопнул за собой решетчатую дверь. Потом, окончательно добив Алану, повернул ключ в замке.

– Как вы смеете держать меня здесь? Я вам этого не прощу, капитан.

Гнев Кристофа все еще не прошел. А эти слова только распалили его сильнее. Как у нее хватает духу говорить с ним столь повелительно? Никаких криков. В голосе только ледяной холод. Но глаза выдавали ее – не выражением, а оттенком. Темный цвет грозового неба светлел до серой голубизны, когда девушка была напугана.

– Ты сочинила эту сказочку для доверчивых олухов, – прорычал он сквозь прутья камеры. – Но я узнаю правду.

– Вы не узнаете правды, даже если она пнет вас в зад!

Алана произнесла это оскорбление на английском языке. Бекер никак не показал, что понял, чтобы она и дальше выдавала свои тайные помыслы, которые могли оказаться ему полезными. Но здесь не следовало оставаться дольше. Борясь с желанием и гневом, он непременно совершит нечто такое, о чем потом пожалеет.

Перед уходом он ей сказал:

– Я должен успокоиться, прежде чем решить, что дальше делать с тобой. Но предупреждаю, – он погрозил ей через решетку, – ты даже представить не можешь, как плохо для тебя все закончится, если ты не начнешь говорить правду.

Он услышал, как она ахнула, прежде чем повернулась к нему спиной. Как только он вышел из камеры, она схватила свое платье и прикрылась им, как щитом. Но Кристоф достаточно ее напугал, чтобы она не отдавала себе отчета в том, что дает ему возможность видеть ее точеные ножки. Он стремительно удалился, чтобы не открыть дверь камеры снова.

Ее страх успокоил его лишь чуть-чуть, но достаточно, чтобы сообразить, что его собственный гнев отчасти вызван ее попытками отпираться. Ее положение слишком серьезно. Она не может не понимать, что выйдет сухой из воды только при условии своей невиновности. Если она лжет так убедительно лишь потому, что сама верит своим словам, он сможет проявить к ней снисхождение. Вопрос в том, как определить, где правда, а где ложь.

Кристоф все еще сердился на себя за то, что позволил девушке настолько заморочить ему голову, что даже не предпринял простейших мер предосторожности, обыскав ее лишь в тот момент, когда она сделала свое заявление. Мужчин обыскивали сразу у ворот, а вот женщин – нет. После сегодняшнего случая это правило следует отменить. Влечение к женщине – опасная штука. Если бы он не попробовал, какова эта девчонка на вкус, оно не было бы сейчас столь сильным. Но он допустил невольную ошибку, когда позволил ей приблизиться к нему и многообещающе попросить о разговоре наедине.

Не далее как в прошлом месяце ему пришлось иметь дело с одной зрелой вдовушкой, которая точно так же держала в тайне дело, приведшее ее во дворец, пока не предстала перед ним и не призналась, что надеется очутиться в постели короля. Она даже предложила ему себя в качестве платы за согласие устроить встречу с Фредериком. Кристоф не поддался соблазну. Вместо этого он указал ей на дверь. Она была не первой, кто являлся ко двору, не подготовившись как следует. Всем в Лубинии было хорошо известно, что Фредерику посчастливилось лишь дважды в жизни обрести настоящую любовь в лице обеих королев и что с тех пор, как он женился второй раз, у него не было фавориток.

Учитывая то, что фиаско с глупой вдовой произошло лишь месяц назад и было еще свежо в памяти, не удивительно, что Кристоф так легко попал под чары Аланы… и позволил себе слишком многое, потому что она была молода, прекрасна и очень притягательна. Ах, черт подери, как бы хотелось ему быть правым! Чтобы эта девица оказалась именно той, за кого он ее принял, когда привел к себе.

Отдав Борису приказания и надев шинель, поскольку снова начался снегопад, Кристоф отправился допросить гвардейца, обвиненного Аланой в краже браслета. Он не мог не проверить этого перед разговором с королем.

Он был несколько разочарован, когда солдат стал все отрицать, что заставило его приказать другому подчиненному обыскать вещи и дом предполагаемого вора. При этом Кристофер не рассчитывал, что браслет докажет что-либо помимо того, что девушка лжет не всегда и не во всем.

Покончив с этими делами, он тотчас отправился во дворец, чтобы добиться личной встречи с королем. Его походка была стремительной. Он надеялся попасть в королевские покои до того, как его величество сядут ужинать. Трапезу дозволялось прерывать лишь в самых чрезвычайных ситуациях, а эта таковой не являлась… пока.

К счастью, королевская чета была доступна, беседуя в салоне с гостями перед ужином. Король и королева тепло приветствовали Кристофа, но Фредерик не сразу встал, чтобы узнать, в чем дело. Поэтому Кристоф решил пообщаться с двумя гостями, с которыми был знаком.

Он не удивился, увидев здесь Оберту Браслан. Норберт Стралланд, изможденный, болезненный на вид адвокат, сопровождавший ее, сидел рядом на бежевом, вышитом золотом диване. Их крайне редко видели порознь. Седовласому, как и Оберта, Норберту следовало давно уйти на покой, но Оберта была слишком добросердечной, чтобы уволить его.

Бывшую королеву часто приглашали во дворец на светские обеды и торжественные приемы. И Фредерик, и Никола искренне любили старую даму, которая отличалась добрым сердцем и отличным чувством юмора. Кроме того, монархи были заинтересованы в том, чтобы поддерживать хорошие отношения и с ней, и со всей семьей прежнего короля. Не все Брасланы выступали против восхождения Стиндала на трон.

– Кристоф, а как поживает ваш дедушка Хендрик? – дружелюбно спросила его Оберта. – Я не видела своего старого друга со времени гонок на санях – должно быть, лет десять прошло.

Кристоф улыбнулся. До него дошли слухи о том, что Хендрик ухаживал за Обертой еще до того, как ее заметил король Эрнест, завоевавший ее любовь и сделавший своей королевой.

– Он теперь не выезжает в город так часто, как раньше, – ответил Кристоф.

– Какая жалость! Мне так не хватает его шуток. Он всегда умел меня рассмешить. А как ваша милая соседка Надя Браун? Уже завоевали ее сердце? Услышим ли мы свадебные колокола в ближайшем будущем?

Кристоф чуть было не скривился, однако вовремя овладел своими чувствами. Оберте просто захотелось немного посплетничать, но прошло слишком мало времени после сегодняшней неприятной сцены с Надей, чтобы избежать резкой прямоты в ответе:

– Мы с Надей всего лишь друзья детства, не более того.

Оберта казалась удивленной, но ее спутник нахмурился, думая о чем-то своем. Он был слишком стар и рассеян, чтобы следить за беседой. Пожилая леди быстро сменила тему на одну из своих любимых, адресуя реплику Фредерику:

– Мой внук Карстен снова дал мне повод им гордиться, – похвасталась Оберта. – Он открыл семейное дело, создавая рабочие места для простолюдинов. Он беззаветно предан Лубинии, не то что его безответственные родители, которые только и делали, что разъезжали по Европе, наслаждаясь беззаботной жизнью. Хорошо еще, что они оставили Карстена на мое попечение.

Оберта редко говорила что-то хорошее о своей дочери, матери Карстена, которая вышла замуж за француза против воли Оберты. Но она никогда не переставала нахваливать своего любимого внука. Очевидно, надеялась, что Фредерик, у которого до сих пор не было наследника, назначит молодого человека своим преемником.

– Что привело тебя сюда, Кристоф? – спросила королева Никола с нервной ноткой в голосе.

Кристоф знал, что она постоянно находится на взводе из-за мятежников, поэтому поспешил ее заверить:

– Нет причин для беспокойства. Мне всего лишь нужно посоветоваться с его величеством о деле, которое нельзя отложить до утра.

Фредерик больше не заставил себя ждать. Извинившись, он повел Кристофа через свои покои в личный кабинет, где их никто не мог слышать. Несмотря на приближающееся пятидесятилетие, король был все еще вполне крепок и здоров. Светловолосый и голубоглазый, какой была и первая королева, – и это наводило на мысль, что заговорщикам следовало бы подыскать такую самозванку, которая имела бы светлые волосы и голубые глаза хотя бы для поверхностного сходства с королевской семьей. Такими и были прежние самозванки. Как, впрочем, и половина лубинийцев.