Политик в ресторан пришел тоже со своей супругой, и встреча получилось, как и планировал Антон, неформальной. Николаю Васильевичу нужен был человек, которому можно доверять, и Антон всеми силами производил впечатление как раз такого человека. Николай Васильевич являл из себя образец настолько приятного и располагающего к себе мужчины, что уже через несколько минут хотелось ловить каждое его слово, как древнюю мудрость. То ли седые волосы, то ли сеть мелких морщинок, собиравшихся возле его глаз, когда он улыбался, производили такое впечатление, то ли искреннее участие и интерес к таким обычным и не обладающим властью нам. И в словах его супруги — очень вежливой и мягкой для такого вопиюще бриллиантового колье женщины — не звучало и грамма фальши, когда она задавала какие-то совсем бытовые вопросы о нашем городе, о будущей свадьбе или планируемом количестве детей. Мы же врали, как последний раз в жизни. Наверное, эти вопросы задавались не просто так, а с целью узнать Антона, как человека, и до конца понять, можно ли ожидать от него подвоха. Если бы Лалетин принялся на каждом углу кричать о полученном от политика заказе, то ничего катастрофического бы не случилось, но все-таки для предвыборной компании было бы лучше, чтобы конкуренты отреагировать не успели. А может, их обоих всерьез интересовали региональные проблемы образования и качества дорог, чтобы эту информацию потом можно было как-то использовать? Я еще не читала предвыборную программу, но одного избирателя они в тот вечер точно заполучили.
Мы отыграли свои роли, как минимум, на Эмми, раз к концу нашего ужина Антон получил приглашение на завтрашнее утро для составления контракта, и даже некоторые подробности сделки были обсуждены. Идея сводилась к тому, что в центре политической программы будет стоять реформа социальной системы. Но поскольку население редко удосуживается вникать в суть, то будет выпущено несколько партий листовок, где вся программа будет представлена поэтапно — от простого к сложному, причем, никому не даст и шанса остаться равнодушными.
Я поздравила Антона уже в своем гостиничном номере, и он был собою заметно доволен, что выражалось в выдаче незапланированного аванса:
— Держи, отработала. По магазинам походи или придумай себе другое развлечение. Я буду занят завтра, и ты мне теперь вряд ли понадобишься. Возвращаемся послезавтра утренним рейсом.
— Хорошо, женишок, как скажешь! — я была на самом деле рада. — Мог бы и пересмотреть сумму, раз я тебе такую удачную сделку помогла заключить!
Он даже бровь изогнул, выражая этим недоумение:
— Никаких пересмотров, поварешка! Да и сделка еще… не совсем заключена.
— Как это?
То ли он был в особенно благодушном настроении, то ли мне доверял, но почему-то решил объяснить:
— Есть способ поиметь его… в смысле, прибыль с него дополнительно.
Я опешила, попыталась сформулировать или даже остановить его от опрометчивого решения:
— Продашь его идею конкурентам, а он больше никогда у тебя ничего не закажет! И сколько они заплатят за такую ерунду?
— Нет-нет, — он улыбнулся и сел на край кровати. — Не все так просто. Но сначала надо заключить этот контракт — все остальное потом. И тебе потом расскажу, обещаю. Тем более, что пока меня и самого многое смущает, детали надо продумать.
— Но это же просто подло! Ты получишь сверхприбыль, но каким путем? Этот Николай Васильевич — такой приятный, милый человек…
Антон рассмеялся, встал и направился к двери:
— Политики не бывают милыми людьми, иначе бы они не выжили в политике — добрячков там сжирают без приправ! Но какое приятное и точное слово ты подобрала — «сверхприбыль». Аж на душе теплее стало!
Я думала об этом еще долго после того, как он ушел. До чего же Антон беспринципный и холодный человек — просто мой кумир! Проглотит и не поперхнется, никакой совести, никаких терзаний. Зато деньги такой заработает даже на необитаемом острове… Его хорошо иметь в союзниках — как же повезло Ольге и Руслану! Но всем остальным лучше вообще не иметь с ним ничего общего.
И еще, мне только теперь польстило, что он позвал в напарники именно меня — это значило, что он и мой потенциал оценивает, как подобный своему. Очень приятно! Снежной Королеве — так чистейший комплимент. Монплезир, мусьё Снежный Король, монплезир.
Он заявился в мой номер вечером следующего дня, как-то подозрительно сияя.
— Все идет по плану, Бубликова! Пойдем уже развеемся?
Если честно, то я целый день носилась по столичным магазинам и устала до чертиков. Но и от дополнительного развлечения бы не отказалась — ничего, потом за Руслановой плитой высплюсь.
— Пойдем! — я сначала согласилась, но только потом окончательно решилась озвучить свою идею. — В театр!
— Куда?! — он расхохотался. — Может, все-таки в стриптиз-бар?
Я подскочила к нему и ухватила за локоть, по-щенячьи преданно заглядывая в глаза:
— Ну пожалуйста! В стриптиз ты и дома сходишь, а это ж… Москва!
Он был озадачен:
— Не думал, что ты сторонница… настолько неадекватных развлечений… Но ладно. В Большой Театр или еще какое-то подобное совсем неприличное место мы уже не попадем. Надо поискать. Я в интернет загляну, а ты собирайся пока.
Даже и не знаю, с чего вдруг меня такой идеей пришибло — он был прав в том, что это не совсем в моем духе. Наверное, очень хотелось рассказать потом маме, что в Москве я не просто политикам мозги пудрила или по магазинам носилась, но и в театр — так, между делом — заглянула. Ее это обрадует.
— За свой билет платишь сама! — крикнул он через дверь в комнату, где я переодевалась в то же платье, в котором вчера была в ресторане.
— Ха, удивил! Тогда ищи чего подешевле!
То ли он нашел самую по всем статьям дешевую постановку в мире, то ли мы поздно с билетами спохватились, но «театр» наш обнаружился в подвале многоквартирного дома на окраине Москвы. Отличить его от всех прочих подвалов можно было только по красочной вывеске. Пристальное изучение желто-черного плаката должно было бы заставить нас опомниться и попросить политического убежища в Северной Ирландии, но в нашей тесной компании трусов не водилось, потому-то мы и попались.
Кроме нас двоих, зрителей в малюсеньком зале насчитывалось восемь человек. Двое сбежали еще до поднятия занавеса, чем доказали наличие у них интеллекта. Мы же… Мы все видели! И больше не будем прежними.
Мы вырвались на свежий воздух минут через сорок. Антон никак не мог успокоиться — смеялся так оглушительно, что, наверное, и в самом «театре» это было слышно. Обхватил оцепеневшую меня сзади, чтобы заставить шагать вперед. Я поймала момент, когда он переводил дух:
— Антон, я кое-что уточню… Просто чтобы знать наверняка. Они действительно сняли штаны и…
— А между прочим, Алина, я тебя звал в стриптиз!
— Но… мне хотелось в театр…
— Театр — это и есть стриптиз, только для элиты, — он снова начал смеяться.
Я развернулась в его руках, чтобы устроить допрос с пристрастием:
— А как ты узнал про это место? Ну-ка, честно отвечай!
— Я Ольге позвонил! — он распахнул глаза, чтобы выглядеть чуть более серьезным. — И она посоветовала несколько мест…
— Ольга посоветовала? — не поверила я.
— …и она посоветовала несколько мест, куда ни за что не надо приходить!
— А-а, теперь понятно. Ты — чудовище, Антон Александрович, что и требовалось доказать.
Он продолжал смеяться, а я продолжала смотреть на него с осуждением — и тоже невольно начинала улыбаться. А вокруг нас бушевала ночная — пугающая и прекрасная — Москва, которая так была ему к лицу.
Кажется, мы одновременно почувствовали двусмысленность положения, в котором неожиданно себя застали. Так, неровен час, и целоваться бы начали — потому что это совсем недавно вошло у нас в привычку. Но победила не привычка, а здравый смысл, поэтому мы отшатнулись друг от друга, как в синхронном плавании, а Антон тут же предложил:
— Пойдем, Алин, перекусим где-нибудь и в гостиницу. Самолет завтра в рань несусветную.
— Что-то у меня аппетит пропал на полгода вперед, — вспомнила я о шедевральной постановке. — Пойдем просто погуляем?