Готовила я два блюда — суп и второе, раз до ужина они чаще перебивались перекусами. Иногда и пекла какие-нибудь булочки-пирожки. Оля пыталась мне несколько раз составить компанию в этом деле, чтобы и самой хоть чему-то научиться, но я ее жестоко прогоняла с кухни. Чем больше я ее узнавала, тем сильнее меня выворачивало наизнанку. Я уже успела убедиться в том, что Антон совершенно верно описывал ее «святошность». Она часто рассказывала о своих однокурсниках, об институте и о другом — и ни разу за все время не отозвалась о ком-то плохо. Разве так бывает? Она даже про старух в местной поликлинике нашла, что приятного сказать. Невыносимая до чертиков. Мое к ней равнодушие она словно и не замечала, бесконечно и очень искренне интересуясь всеми моими делами. Я старалась отвечать как можно менее развернуто — очень не хотелось, чтобы она хорошо меня изучила.
Кулинарные мои способности они нахваливали стройным дуэтом. Только Антон демонстративно ковырялся вилкой и с показушным удивлением разглядывал каждую макаронину, будто впервые в жизни видел нечто подобное. Думаю, ему не нравилось, что я так успешно продвигаюсь в своем закреплении в этом доме, но он, как и обещал, прямо мне не мешал.
— Недосолено! — в очередной раз заявил он. — Предлагаю вычитать из зарплаты шеф-повара штрафные.
Оля улыбнулась ему с нежностью и молча пододвинула солонку.
— Все просто замечательно! — тут же обратился ко мне Руслан. — Я каждый день радуюсь, как мы удачно с тобой познакомились. Вот же какому-то парню повезет с такой женой!
Ну да. И этот везучий парень сидит как раз напротив — ему-то я и улыбаюсь сейчас благодарно.
— Повезет так повезет, — и тут вставил Антон свое гнусавое замечание. — Я только не знаю ни одного мужика, который даже сквозь недосоленный рассольник не способен разглядеть твой шнобель.
Да что он прикопался-то к моему носу? Я так скоро комплексовать начну — может, чудище болотное именно этого и добивается? Он опередил мой эмоциональный всплеск:
— Но пирожки и правда удались. Еще бы с мясом…
Остальные к Антону относились с необоснованным пониманием, а останавливали, только если уж он совсем перегибал — да и то, так мягко, чуть ли не расцеловывая в обе щечки. Возможно, до моего прихода в этот дом он доводил их, поэтому они и не находили в этом ничего особенного. И я тоже решила не поддаваться на провокации. А потом снова пришлось отвечать на вопросы Оли о том, не мешает ли моя подработка учебе, поеду ли я летом к маме в поселок и другой чепухе.
Продукты я покупала сама — для этого Руслан выделял мне отдельные средства. Но я всегда оставляла чеки, чтобы меня не заподозрили в халатном отношении к расходованию казны. Работал он чаще всего дома, в своей комнате — писал колонку для сайта или собирал какие-то материалы для книги. Мне полагалось не отвлекать его, поэтому, открыв квартиру своим ключом, я просто заглядывала к нему, чтобы поздороваться, и шествовала на свою территорию возле плиты. Ближе к шести часам всегда приезжали Антон с Ольгой — он где-то ее подхватывал, а у нее быстро вошло в привычку ужинать тут.
В тот день никого дома не оказалось — такое тоже случалось нередко. Сгрузила пакеты на стол и на всякий случай заглянула к Руслану — действительно, никого. Я любила бывать с ним в квартире наедине, пусть он и оставался в своей комнате, а я — на кухне. Это были периоды предвкушения чуда — как будто вот-вот что-то может произойти… но так и не происходило. Ничего, зато смогу вдоволь наболтаться с мамой — теперь я вполне могла оплачивать телефонные разговоры с ней до бесконечности, что нам обеим шло только на пользу.
Включила динамик, чтобы не отвлекаться от дел. Готовка меня всегда успокаивала — думаю, в этом даже было некое мое призвание, но, превратившись в ежедневную рутину, она теперь нередко и тоску нагоняла.
— Так, мам, сколько тушить?
— Минут сорок. Только огонь убавь, — она тоже уже привыкла к таким разговорам. — Грецкий орех купила?
— Ага.
— Слушай, доча, я такой рецепт интересный нашла для салата! Там шампиньоны нужны, — мама всегда пребывала в режиме «неотложная помощь».
— Скинешь потом смс-кой, — ответила я, нарезая зелень. — Ну так что ты там начала про тетю Дашу?
— Так говорю, она сегодня опять у меня ночевала. Генка ее в запое, а ты же знаешь — он буйный. Ну вот она ко мне с ночевками и приходит. Так он сегодня полночи пьяный у нас под окнами орал, кое-как угомонился.
— Бросила бы она его уже, что ли, — эта затянувшаяся эпопея между тетей Дашей и ее муженьком достала уже не только меня, но и весь поселок.
— Не бросит, — мама вздохнула, но говорила уверенно. — Он трезвый-то — прекрасный мужик. И не пьет иногда по полгода, и руки откуда надо растут. Зато как сорвется — пиши пропало на полмесяца.
— Свекла какая-то огромная, боюсь, не проварится, — я приоткрыла крышку и снова подлила в кастрюлю воды.
— Подержи еще минут пятнадцать, а потом под ледяную воду, — мама зевнула. Устала, наверное, она работает с раннего утра и до обеда — в овощном на полставки. В поселке попросту нет хорошей работы для всех. — Анютку, твою одноклассницу, встретила сегодня. Говорит, что разводятся они уже.
Анютка с Никитой сразу после школы поженились, любовь у них была — как в романах. И гляди-ка — разводятся, даже двух лет не протянув… срок годности любой любви. Хорошо, хоть дитём не успели обзавестись. Молодцы, по-моему, что вовремя одумались. Вслух ничего говорить не стала — мама и без того знает о моем отношении к таким любовным романам, где, кроме скоропортящихся чувств, семью и скрепить-то нечем. Она сама продолжала, переключившись на новую тему:
— Я тебе деньги перевела, купишь себе там что-нибудь на день рождения.
— Мамань, — почти строго отреагировала я. — Я же сказала — не надо! Мне тут платят хорошо, и стипендия повышенная!
— Да ладно, — я незримо ощутила, как она лениво отмахивается. — Уже перевела. И это… Алин, отец твой приезжал.
Я застыла с ножом в руке.
— Зачем? — получилось сдавленно. Это нахлынувшая злость перетянула голосовые связки. Папашу мы не видели уже несколько лет — он давно переехал со своей новой семьей из поселка, я даже не интересовалась, куда именно.
Но мама смеялась:
— Представляешь, денег принес! Две тысячи. Говорит, мол, дочери на подарок передай.
Ого! Две тысячи за пять лет! Благодарна до дрожи в коленках — надо не забыть ему отбить телеграмму, омытую слезами умиления.
— А ты что? — я взяла себя в руки и продолжила нарезать морковь кружочками.
— А я ему веником в морду! — она смеялась искренне.
— Молодца! Зена — королева воинов! — похвалила я родительницу.
Но она продолжила уже более спокойным тоном:
— Алин, он плохо выглядит. Уж не знаю, заболел ли или дома у него нелады, я не спрашивала.
— Ну и х… хрен с ним, — отрезала я.
— Да, наверное… Но все-таки не чужой же человек, — мама почему-то вздохнула. Потом собралась и завела свою обычную волынку: — Алин, ох, не нравится мне вся твоя затея…
Разговор у нас этот повторялся в разных вариациях чуть ли не ежедневно все последние дни:
— Все хорошо будет, мам. В крайнем случае, просто денег заработаю — все тебе полегче.
Она словно ожила, припомнив:
— А я ведь нашла книгу этого твоего Владимирова! Две ночи почти не спала, читала. Просто невероятно! Мне даже не верится, что ты лично знакома с таким глубоким человеком… Я вообще не представляла, что современные прозаики способны так писать! Когда тебя увольнять будут, попросишь для меня автограф? И вторую книгу мне пришли, в интернете нигде не скачать, а у нас не продают… Поверить не могу, что он так молод!
— Ну вот, а я тебе о чем говорю! — моя мама была заядлой читательницей, а я вот книгу своего будущего мужа так и не осилила. — И красавчик еще!
Она рассмеялась тихо:
— Внешность — это дело вкуса. По мне, так обычный. Приятный, конечно, но ничего особенного, судя по фотографиям.
— Ну ты даешь! — возмутилась я. — Лицо-то какое мужественное — скулятник там, все дела. И глаза голубые! Чего еще тебе надо?
— Это да, — примирительно согласилась она. — И чем больше ты рассказываешь о его характере, тем больше мне не нравится твоя идея. Человек, похоже, очень хороший — таких сейчас днем с огнем… Сразу видно — творческий, мудрый, великодушный. Как тебе хватает совести влезать в его отношения с невестой, если у них все так ладненько?