— Ты просто обязан последовать примеру моего брата, Жосслен, — говорил епископ. — У тебя должна быть большая семья. Моя мать родила пятерых детей, а от второй жены моего отца, Фредезенды, у меня еще два сводных брата. Большая семья — это очень важно. Чем больше детей — тем больше кровных связей со знатными людьми, и тем сильнее становится человек.
Жосслен кивнул.
— Мы с леди Мэйрин положим начало новой ветви моего рода здесь, в Англии. И, с Божьей помощью, наше имя станет знаменитым. Что скажешь, Мэйрин? Родишь мне дюжину крепких сыновей? — Он крепко обхватил рукой талию Мэйрин.
— Что?! — Мэйрин с испугом уставилась на него. Она услышала, что Жосслен обращается к ней, но не поняла вопроса, погрузившись в свои раздумья.
Молодой епископ снисходительно улыбнулся.
— Вы похожи на невинную девушку, не знающую, что такое брак, — заметил он. — Ваш новый муж спросил, поможете ли вы ему создать большую семью. У вас нет детей от первого брака?
— Мой первый брак продлился всего восемь месяцев, милорд епископ.
— Вполне достаточно времени, чтобы мужчина успел дать жизнь ребенку, — уклончиво проговорил епископ.
— Моя дочь была еще слишком юна для брачного ложа, — вмешалась Ида, придя на помощь Мэйрин. — Принц обожал ее! Он настоял на этом браке, поскольку боялся, что ее похитит кто-нибудь другой.
— А-а-а, — понимающе протянул епископ. — Известно, что чересчур юные девушки не сразу зачинают детей. Сколько же вам лет, миледи?
— В октябре исполнилось шестнадцать, милорд.
— Ну, теперь вы уже в подходящем возрасте! Будь внимателен к своей жене, Жосслен де Комбур! И я обещаю, что к осени она подарит тебе чудесного сына!
— Сыновья для новой Англии, — произнес король. — Да, милорды и леди, именно это нам сейчас необходимо в первую очередь. Сильные сыновья для сильной Англии!
Подняли еще один тост — на сей раз за будущих сыновей Жосслена де Комбура. Когда холодное вино обожгло горло Мэйрин, она подумала: «Интересно, смогу ли я удержаться на ногах, если Жосслен уберет руку с моей талии?»
— Не отпускайте меня, милорд, — прошептала она ему. — Боюсь, я чересчур много выпила. Жосслен усмехнулся.
— Король не держит плохого вина. Те, кто состоит у него на службе, быстро привыкают к доброй выпивке.
— Возможно, если бы мы пообедали, было бы лучше. Но ведь после утренней мессы у нас во рту не было ни крошки! — ответила Мэйрин. — Не уверена, что смогу удержаться на ногах.
— Давай проверим, — предложил Жосслен. Обернувшись к королю, он произнес:
— Милорд, вы позволите нам покинуть вас? Мы проделали долгий путь из Эльфлиа. Миледи Мэйрин утомлена, и Я тоже. А ведь завтра после коронации пора отправляться в обратную дорогу. Нам необходимо немного отдохнуть.
— Отдохнуть? В первую брачную ночь? А как же насчет сильных сыновей для Англии, де Комбур? — поддразнил его Хью де Монфор. — Как не стыдно, господа, — с упреком проговорила Ида. Но король и его друзья не сдержали смеха. Мэйрин покраснела, как маков цвет, прекрасно поняв намек.
— Ваше величество, милорды! — добродушно рассмеялся Жосслен. — Мы с женой должны покинуть вас. — Продолжая поддерживать Мэйрин за талию, он вывел ее из комнаты. Оказавшись единственной дамой в окружении мужчин, кое-кто из которых с восхищением поглядывал на нее, Ида присела в реверансе перед королем и поспешила следом за новобрачными.
— Какая красивая женщина! — заметил граф Эсский. — Как жаль, что она не смогла остаться.
— Возможно, весной мы посетим Эльфлиа, — сказал Хью де Монфор, — и посмотрим, как управляется с делами наш друг Жосслен.
— Надеешься, что вдова окажет тебе теплый прием? — поддразнил его Роберт де Бомон.
— Вдова — такая же женщина, как и все, друг мой, — рассмеялся Монфор и подошел к окну, чтобы взглянуть, как новобрачные садятся на коней.
— Садись на Громовика, — велел Жосслен, приподнимая Мэйрин и усаживая ее в седло, — Я поведу его.
— Тебе нехорошо, дитя мое? — встревоженно спросила Ида.
— Это все вино, — слабым голосом отозвалась Мэйрин, чувствуя, что в ее желудке поднимается настоящая буря.
Ида покачала головой и повернулась к своему новоиспеченному зятю.
— Она никогда не могла пить крепкое вино. Обычно она разбавляла его водой. Королевское вино было превосходным. Мне оно понравилось, но я боюсь, что Мэйрин от него заболеет.
Жосслена неудержимо тянуло рассмеяться. Он только что женился на прекраснейшей в мире женщине. Но его невесту, казалось, вот-вот стошнит. «Не слишком-то романтичное начало первой брачной ночи, — подумал Жосслен. Он взглянул на Мэйрин и увидел, что она действительно очень бледна. На лбу ее выступила испарина, глаза прикрыты. — Неужели ей действительно так плохо?»— испугался Жосслен.
И он не ошибся. Мэйрин прежде никогда не подозревала, что конь может быть так похож на корабль. У нее отчаянно заболела голова, и с каждым шагом Громовика ей казалось, что вот-вот случится непоправимое. Мэйрин сомневалась, успеют ли они добраться до дома, учитывая раскачивающуюся поступь коня и вонь на узких улочках. Ветер с реки не помогал. Однако морозный воздух конца декабря все-таки совершил чудо и помог Мэйрин не потерять над собой контроль. Когда Громовик наконец остановился перед домом, она с облегчением открыла глаза. Жосслен снял ее с седла.
В его золотисто-зеленых глазах мелькнуло сострадание.
— Боюсь, придется отложить брачные торжества, — произнес он. — Завтра на коронации я похвастаюсь тобой, жена моя! Но сейчас тебе необходим хороший отдых.
— Милорд, мне очень жаль… — пробормотала Мэйрин. Жосслен озорно рассмеялся.
— Ах, колдунья! — воскликнул он. — Я действительно люблю тебя! Думаю, ни тебе, ни мне не хотелось бы, чтобы наши страстные объятия довели тебя до болезни. Сильные сыновья для Англии могут подождать другой ночи.
Мэйрин слабо улыбнулась.
— Моя мать говорила, что ты — добрый человек, Жосслен. Но, боюсь, она не оценила твою доброту и вполовину. Думаю, мне будет очень приятно узнать тебя получше.
Жосслен улыбнулся в ответ. Подхватив жену на руки, он отнес ее в спальню и усадил на кровать.
— Сегодня я буду спать внизу, Мэйрин, — сказал он, нежно поцеловав ее в лоб. Уходя, добавил:
— Я пришлю к тебе леди Иду.
— Пойдите к вашей дочери, — сказал он Иде, спустившись в зал. — Сегодня я буду спать здесь.
Ида поднялась по лестнице и исчезла за дверью спальни. Дагда подошел к камину и разжег огонь. Он осторожно раздувал крошечный огонек, пока тот не разгорелся и не превратился в жаркое пламя. Затем он подбросил два сухих полена. Древесина громко затрещала, языки огня взметнулись вверх, на стенах комнаты заплясали причудливые тени. Передвинув в зал длинный дубовый стол, Дагда наполнил два кубка вином из графина. Один кубок он вручил Жосслену.
— Итак, милорд, — проговорил он, — за вашу свадьбу с леди Мэйрин! Долгих лет жизни вам обоим! И много детей! Совет да любовь! — С этими словами ирландец залпом осушил свой кубок и поставил его на пыльную крышку стола. — Мне пятьдесят восемь лет, — начал он издалека. — Отца своего я не помню. Моя мать отличалась одной особой способностью: рожать чуть ли не каждый год, и всякий раз — от нового мужчины. За нами никто не присматривал. В возрасте двенадцати лет я дорос уже до шести футов и продолжал расти. В двенадцать с половиной я завоевал свою первую девушку. Мне пришлось убить двоих мужчин, и впервые в жизни я удостоился похвал и одобрения. К семнадцати годам, милорд, я прослыл самым свирепым воином в Ирландии. Моим именем мамаши пугали непослушных детей.
Когда мне исполнилось двадцать шесть, меня поймали монахи. Они заманили меня россказнями о тайном сокровище. О эти монахи! Они хорошо знали, на что я падок. И вознамерились спасти мою бессмертную душу. — При этом воспоминании Дагда ухмыльнулся. — Итак, они сняли с меня оружие и раздели догола. Потом посадили в чем мать родила в тесный подвал без окон. «Ты должен родиться заново, Дагда, — сказали они мне. — А этот подвал — материнское лоно».
Как же я сперва ненавидел этих монахов! Мне тогда были неведомы другие чувства, кроме ненависти. Я проклинал этих добродушных старичков, которые дважды в день приносили мне пищу и оставляли наедине с моими мыслями. Я поклялся, что, если мне удастся вырваться на свободу, я сровняю с землей их монастырь.
Прошло много недель, и наконец гнев и ненависть иссякли. Однажды утром, когда старый монах принес мне поесть, я заплакал и стал умолять его о помощи. Лишившись оружия и ненависти, я снова превратился в ребенка. И добрые монахи начали заново учить всему этого ребенка. Они объяснили, что хотя физическая сила иногда полезна, но далеко не всегда для преодоления препятствий нужно насилие. Они приучили мой мозг рассуждать и разгадывать загадки, а не бездумно сражаться против них.