Джесси медленно полез в карман и вытащил маленький гребешок. Абигейл не спускала взгляда с его глаз, но увидела, как расческа приблизилась к ее виску и вытащила несколько прядей волос, несмотря на безуспешные попытки мисс Абигейл запротестовать. Она понимала, что должна поднять руки, чтобы остановить это сумасшествие, но Джесси, казалось, заворожил ее своими темными, пытливыми глазами и низким, баюкающим голосом.
– Именно в таком виде мужчины любят видеть своих невест, – снова послышался этот голос. – Можно назвать его взъерошенным... или менее совершенным после касаний щек, которые прижимались весь день к ее щекам, рук, которые пожимали ее руки, после танцев с кавалерами.
Джесси медленно склонился над Абигейл и вытянул несколько прядей волос из-за уха. Делал он это серьезно, без улыбки, изучая и примеривая. Абигейл поняла, что ее французский пучок уничтожен, но сидела как в трансе, пока он распускал ее волосы. Потом Джесси обошел вокруг кресла.
– Ему нравятся волоски, которые свисают то тут, то там, прилипая к ее влажной коже.
Нет, Джесси, нет, подумала она, по-прежнему сидя как завороженная. Джесси смочил кончик своего пальца языком, дотронулся им до ямки на щеке Абигейл и прилепил к ней локон. Она видела все словно со стороны – кончик языка, длинный палец, влажный, холодный участок кожи. Она пыталась не думать о том, как много частей ее тела он трогал своим языком, но он снова поднес палец ко рту и повторил операцию на другой щеке. Затем он немного отошел и одобрительно сказал:
– О, намного лучше, Эбби. Дэвиду это понравится.
Абигейл сжала подлокотники и уставилась снизу вверх на него. Все места, до которых он дотрагивался, и многие из тех, до которых не дотрагивался, бешено пульсировали.
– Ты слишком напряжена. Невесты не сжимают подлокотники кресел, словно напуганы до смерти.
Волосы Джесси оказались очень близко от лица Абигейл. Джесси снял ее руки с подлокотников, приказал тем же сказочным голосом:
– Расслабься, – и легонько встряхнул их. Запястья Абигейл неохотно поддались и стали более вялыми.
– Точно так же, как в твоей спальне в ту ночь, когда ты рассмеялась, – напомнил он. – Помнишь?
Она позволила ему делать с ее облаченными в кружева запястьями все, что угодно. Одну руку он перевернул и положил ладонью кверху на бедро.
– Вот так, – пробормотал Джесси и, пробежав одним пальцем от запястья до кончика ее среднего пальца, встряхнул его, чтобы убедиться, что он расслаблен.
Абигейл затрепетала, Джесси на мгновение исчез. Расширившиеся глаза Абигейл ждали появления его темного лица перед собой.
– Теперь вуаль... – он принес ее – белое облачко в смуглой, мускулстой руке. – Символ чистоты, который вот-вот должен быть отброшен.
Когда его рука приблизилась к Абигейл, ее сердце бешено забилось, но Джесси только повесил фату на резной флерон возле ее виска и принес ее кружевной шлейф, который положил ниспадающими складками на ее колени.
– Ладонью кверху, Эб, хорошо? Материя заскользила по ее руке, как будто только что устало снятая с головы. Джесси поднял другую руку Абигейл и изогнул запястье, как ивовую ветвь, через подлокотник. Он присел на одно колено возле нее.
– Сейчас конец дня, правильно? Слишком поздно для жмущих туфель и тугих воротников.
И прежде чем Абигейл поняла, что случилось, Джесси, скользнув ладонью в мимолетном, чувственном прикосновении к ступням, снял атласный подарок Дэвида. Абигейл широко открыла глаза, охваченная страхом. Джесси поднялся и снова зашел ей за спину, гипнотизируя своими темными глазами над усами, которые изогнулись в улыбке. Она поняла, что он тянется к пуговицам на шее, но была не в силах остановить его. Пальцы медленно расстегнули первую пуговицу и немного ослабили давление там, где удары сердца грозили задушить Эбби. Он расстегнул вторую, потом третью – крошечные пуговки, сидевшие очень близко друг от друга и охваченные изящными петельками. Прошла бесконечно, бесконечно длинная минута, прежде чем он наконец добрался до ложбинки на горле Абигейл. Она смотрела в его черные глаза. Руки Джесси соскользнули с шеи на флероны и потянули их еще дальше назад. Глядя в ее измученные глаза, он гортанным голосом спросил:
– Разве найдется мужчина, который забудет свою невесту в таком состоянии?
Его глаза, даже если смотреть на них вверх ногами, как это делала Абигейл в кресле, пылали как угли, опаляя ее щеки и возбуждая желание закрыть лицо открытой ладонью, которая вместо этого расслабленно лежала на коленях. Даже если бы она захотела вскочить и убежать от него, она не смогла бы. Ей неоткуда было просить помощи, она могла только подчиняться его завораживающим глазам и голосу.
Глядя вниз на нее, Джесси видел, как случайный луч света попал на ложбинку на шее за изящным кружевом. Она трепетала и манила к себе. Джесси медленно отпустил кресло, пока оно не уперлось в клин, и потом так же медленно, не спуская глаз с лица Эбби, отошел в сторону, проведя рукой по флерону совсем рядом от щеки Абигейл.
– Оближи губы, Эбби, – сказал он мягко, – они должны быть влажными, когда я буду снимать.
Однако ни Джесси не сделал движения к камере, ни Абигейл не облизала губы.
– Оближи, – настаивал он, – как будто Дэвид только что поцеловал их и сказал... я люблю тебя, Эбби.
Джесси смотрел вниз, на мягкие, раскрывшиеся губы Абигейл, потом его взгляд перешел вверх, на глаза, потом – обратно на рот в безмолвном ожидании.
Абигейл высунула кончик языка и провела им по губам. Те, по-прежнему, приоткрытые, словно для того, чтобы облегчить затрудненное дыхание, заблестели.
Джесси наклонился, поставил руки на подлокотники и, оказавшись лицом всего в нескольких дюймах от Абигейл, голосом, похожим на теплый мед, произнес:
– Твои глаза открыты слишком широко, Эбби, когда мужчина говорит своей жене, что любит ее, разве не должны ее прикрытые веки трепетать?
Абигейл с трудом находила воздух, уставившись на милое, милое лицо Джесси, бывшее так близко, когда он говорил, что она ощущала потоки воздуха от его слов.
– Давай попробуем еще раз и посмотрим, – прошептал он, пригнувшись к ней. – Я люблю тебя, Эбби, – и ее веки ожили. – Я люблю тебя, Эбби, – услышала она опять... и веки наполовину закрылись. – Я люблю тебя, Эбби.
Они закрылись под щекой Джесси, который опустил к Абигейл свой жадный рот. Она больше не хотела встать с этого кресла, потому что губы Джесси встретились с ее губами, его руки подтянули ее плечи, большие пальцы скользнули к месту на шее, где Джесси видел пульсирующую жилку. Он присел на колени с одной стороны кресла и снова начал целовать. Его язык танцевал и ударял по ее языку, и все внутри ее тела тянулось и просило еще.
Но внезапно Абигейл ощутила приступ паники, сковавший ее грудь, горло, голову.
– Нет, я завтра выхожу замуж, – выдохнула она, отворачивая голову от поцелуя, который заставлял ее забыть обо всем.
– Точно – завтра, – пробормотал Джесси, мягко целуя ее в шею.
Ее глаза закрылись, и Абигейл резко отвернулась в тщетной попытке побороть свои чувства, выплеснувшиеся по вине Джесси.
– Позвольте мне встать с кресла, – начала она умолять чуть не плача.
– Нет, пока я не получу от невесты нормального поцелуя, – сказал он, целуя ее подбородок. – Эб, ты еще не его жена, будь ты ею, я не стал бы тебя целовать. Остался еще целый день...
Абигейл по-прежнему отказывалась повернуться к нему, и Джесси произнес:
– Почему ты упрямишься, Эб? Пусть на фотографии для Дэвида ты будешь выглядеть так, как будто тебя только что поцеловали. Ведь именно так женщина выглядит в ее брачную ночь, правда?
И сильная рука повернула подбородок Абигейл, обращая ее губы к губам Джесси. Но стоило ему броситься навстречу очередному поцелую, как Абигейл начала сопротивляться руками, ногами и локтями. Джесси схватил руки, сделав их бессильными, поднял их к своей шее и задержал их там силой, пока не почувствовал, что сопротивление ослабло.
Этим рукам так давно запрещалось это делать. Теперь, наконец, они оказались возле темных волос на затылке. Абигейл изогнулась вверх и открыла влажные губы.
Рот Джесси с голодной страстью прижался к ее губам, потом внезапно оторвался от нее. Джесси отбросил коленом деревяшку из– под кресла-качалки, кресло качнулось вперед и вытолкнуло Абигейл в объятия Джесси. Их губы встретились почти с отчаянием. Джесси потянул Абигейл с кресла, поставив на колени подле себя. Он обнял ее за талию, прижал к твердым, выступавшим вперед бедрам и начал делать чувственные круговые движения. Он опустил руки, чтобы прижать Абигейл покрепче, языки передавали друг другу изо рта в рог желание, губы передавали его их извивающимся, жаждущим телам.