Многие находят себя сразу и умеют открыть нужную дверь, за которой их ждет то, к чему они стремились. Сергей же лез в форточку, обдирая бока. Но все‑таки пролез, осмотрелся и понял, что с телевидения никуда не уйдет. Сменив несколько мест, напрочь рассорившись с непосредственным и не очень непосредственным начальством, он получил наконец место в отделе «Новостей» на ТВР. Начальнику отдела, Борису Алексеевичу, этот гордый, честолюбивый и нагловатый человек сразу понравился: будучи опытным специалистом, перевидавшим на своем веку немало удачливых и еще больше неудачливых журналистов, он нутром чувствовал, что из Сергея может получиться хороший специалист. И Воронцов в короткий срок оправдал все чаяния шефа. Через несколько месяцев после поступления на ТВР Сергею стали давать достаточно ответственные задания, а спустя полтора года на его сюжетах уже держалась добрая половина информационных передач канала.
И все бы ничего, да вторая половина прочно держалась на Анне Черкасовой — журналистке со стажем, чья карьера в тележурналистике складывалась до противности гладко и ровно — ни разу не споткнулась. Вот этого‑то в ней и не любил Воронцов, девизом которого было известное латинское выражение: «Per aspera ad astra» — «Через тернии к звездам». У него самого терний хватало и до звезд было уже не так далеко, но эта молодая женщина с идеальной фигурой, густыми волосами и загадочными зелеными глазами, да к тому же еще и умная, постоянно отравляла ему жизнь. А ведь красота и ум не должны сосуществовать — это закон природы! На своем веку немало повидал Сергей красивых дурочек и умных дурнушек, что давно было привычным и нормальным, а тут какой‑то уникум.
Впрочем, до сих пор все удачные сюжеты Анны Сергею удавалось быстро перехлестнуть каким‑нибудь ярким, запоминающимся репортажем, так что хвалить начинали его. Удавалось ему и обойти ее, действуя более оперативно, как это случилось с выставкой компьютерной графики. Но шеф, похоже, одинаково ценил их обоих. И вот сегодняшний сюжет. Взять интервью у Дэна Смирнова, который органически не переносит журналистов! Как же она этого добилась?
Не дойдя до дома, Сергей неожиданно для самого себя повернул в другую сторону, к тренажерному залу. Там отмотал немало километров на велотренажере, но горечь поражения так и не прошла. После этого уже ничего не оставалось делать, как идти домой.
В информационном отделе ТВР все прекрасно знали, как Ворон проводит свой досуг. Если он не качался в тренажерном зале, то сидел в баре или ресторане, большей частью затем, чтобы снять какую‑нибудь девчонку. А то прыгал с парашютом, лихачил на машине или же носился по водной глади на катере. Если же оказывался вечером дома, то это означало лишь одно, — он изрядно устал и хочет «восстановиться». И никому не было известно, что это случалось именно тогда, когда Сергею приходило очередное письмо от матери из Саратова. С прилежностью, какой от него, казалось, трудно ожидать, он трудился над ответами, обстоятельно рассказывая о своих успехах и ни слова не сообщая о неудачах, потому что мать из‑за них очень расстраивалась. Вот и сейчас Сергей придвинул к себе лист бумаги, взял ручку и начал писать.
«Дорогая мама, у меня все в порядке. На работе меня ценят. Возможно, что в скором будущем я вновь получу повышение. Надеюсь, ты видела меня в „Новостях“, когда я рассказывал о выставке компьютерной графики. Напиши, понравилось ли тебе, как у меня это получилось. У меня совсем не осталось конкурентов на ТВР: теперь‑то я точно набираю обороты, так что за меня не беспокойся»…
«Если бы все было так на самом деле, — подумал он, дописывая письмо. — Ладно, пусть у матери найдется лишний повод порадоваться за сына. Надо будет выпросить отпуск и поехать ее навестить. Хотя нет, в ближайшее время не получится, а то Черкасова опять перебежит мне дорогу. Тьфу ты, черт!»
Алексей все‑таки пришел. Анна, прибравшись в квартире, приготовив нехитрый ужин (кулинарное искусство вообще не было ее коньком) и наведя скромную красоту, с нетерпением ждала его прихода. Даже с полчаса бродила по коридору туда и обратно, хотя прекрасно знала, что пунктуальный Алексей придет минута в минуту. На этот раз все вышло иначе: он опоздал на двадцать минут, чего раньше на памяти Анны не случалось никогда.
До того как Алексей пришел, Анна, которая чувствовала, что ей придется взять инициативу в свои руки, подспудно рассчитывала на то, что неприятный для обоих разговор можно будет как‑то оттянуть: поговорить о том, как дела у него на работе, посмотреть вместе программу «Лица» с тем самым сюжетом про Дэна Смирнова, которым она, даже еще не увидев его в эфире, очень гордилась. Это была, конечно, иллюзия, но Анна хваталась за нее, как за спасительную соломинку, будто несколько выигранных минут в конечном счете что‑нибудь дадут.
Иллюзия разбилась вдребезги, когда она наконец увидела Алексея. Лишь взглянув на него, Анна поняла, что этого серьезного разговора не только не избежать, но и состояться он должен как можно быстрее. Таким своего школьного друга она не видела никогда.
Куда‑то абсолютно исчезли вся его подтянутость и аккуратность. Алексей никогда не позволял себе так выглядеть. Он всегда тщательно стирал и утюжил свою одежду. А тут… Анна с удивлением узнала светло‑серый костюм, который был на нем в их последнюю встречу. Только теперь он был нещадно измят, на пиджаке не хватало пуговицы, и весь его перед был в подозрительных пятнах, слишком явно похожих на винные, чтобы в этом можно было усомниться. Рубашка тоже была той самой, что и в день их встречи, причем, похоже, вообще с тех пор не снималась. Небритые щеки вносили дополнительный мрачный штрих в общую картину. Было видно, что сейчас Алексею не до своей внешности.
Но хуже всего было то, что от него разило какой‑то невообразимой смесью из запахов спиртного и табака. И это притом, что Алексей никогда много не пил, позволяя себе разве что бокал вина, да и то редко. А курил он еще реже, в отличие, кстати, от самой Анны, которая, если выдавалась напряженная работа, иной раз дымила как паровоз. В общем, впечатление было такое, что с момента как они расстались, Алексей курил сигарету за сигаретой и пил бокал за бокалом, причем не только вина, но и водки.
Взглянуть ему в глаза Анна не решалась: она знала, что не увидит в них сейчас ничего, кроме страдания, а это было для нее невыносимо.
— Проходи, — тихо сказала она, не глядя на него.
— Спасибо, — так же тихо отозвался он.
Они прошли в гостиную и некоторое время сидели молча, не глядя друг на друга.
— Красивое платье, — наконец выдавил Алексей.
В другой ситуации эта реплика, наверное, показалась бы Анне смешной, потому что на ней было не платье, а легкий домашний сарафанчик на пуговицах, да и то тот, который Алексей не раз подвергал жесточайшей критике за совершенно невообразимую расцветку. Но Анне была слишком ясна природа этой рассеянности, чтобы она позволила себе хотя бы улыбнуться.
— Давай оставим всякие общие замечания по поводу моей внешности, погоды и того, о чем вообще говорят, когда сказать нечего. Я попросила тебя прийти для того, чтобы спокойно обсудить нашу предыдущую встречу.
Алексей вздохнул с явным облегчением.
— Прежде всего я хочу донести до тебя, что очень стыжусь своего поведения. Я должна была понять, что работа есть работа, и там, где говорят о личном, ей не место. — Про себя Анна даже удивилась, как с таким сумбуром в голове ей удалось все изложить правильно. Вероятно, не надо подбирать слова, когда говорит сердце. — Могу пообещать тебе, что в следующий раз никогда не буду вмешивать работу в наши с тобой отношения.
Алексей вдруг улыбнулся.
— Ну что ты, — ласково произнес он, — все нормально. Ты всегда была настоящей деловой женщиной. Я знаю, как важна для тебя твоя работа, особенно после того, как начались эти неприятности с Воронцовым. Я все понимаю, честное слово, и готов возобновить наш разговор с того самого места, на котором он тогда оборвался…
— Стоит ли? Ты неважно выглядишь, — заботливо отозвалась Анна.
Алексей скользнул взглядом по своему костюму и сокрушенно потер заросший щетиной подбородок.
— Ты права, — признал он. — Извини меня за мой вид. Просто я… — Он судорожно сглотнул, — переживал. Я, грешным делом, подумал, что ты просто‑напросто отказываешься принять мое предложение и поэтому ушла. Пойми, это была бы такая драма! Знаешь, ты для меня — единственная женщина на свете. Я так долго дожидался именно первого сентября, чтобы сделать тебе предложение в этот день! — Его голос звучал торжественно. — Это для меня так много значит. Ведь именно в этот день мы с тобой встретились. Мне казалось, так будет символично…