И еще одно слегка пугало: Анна опасалась, что этот человек, такой нежный и внимательный, когда‑нибудь начнет уговаривать свою любимую женщину отказаться от ее карьеры. Может быть, Анне действительно не нужно ее продолжать? С Дэном ее жизнь станет более ровной и обеспеченной. Ведь что бы там ни говорили о великой любви, всегда приятно, если у нее есть соответствующая оправа. А оправа эта без денег, увы, не делается. Но на то, чтобы быть такой, какой она стала, затрачено столько усилий! Вот их по‑настоящему жаль. Выйдя замуж за Дэна Смирнова, не потеряет ли она себя?
«Я потерять себя боюсь,
В тебе бесследно раствориться», — внезапно пришло ей в голову. Честное слово, ямб в чистом виде! Если так пойдет и дальше, то родится сборник стихов. Интересно, будь жив Олег, как сложилась бы ее судьба? А все‑таки Дэн очень на него похож, особенно сейчас, когда смотрит на нее с такой ласковой усмешкой… кстати, что он спросил?
Анна встрепенулась.
— Ты не ответила на мой вопрос, — немного обиженно напомнил он. — Так я тебе кого‑то напомнил?
Она отогнала от себя все мысли и небрежно ответила:
— Да. Может быть, тебе никто этого и не говорил, но ты слегка смахиваешь на Джорджа Клуни. Знаешь такого американского актера? «Солярис», «Скорая помощь»…
Сергей Воронцов возвращался домой. Удобно расположившись в салоне самолета, он снова и снова перебирал бумаги. А ведь этим материал не ограничивался — в сумке лежало еще пять видеокассет. Да, более чем достаточно. Это будет настоящая бомба, и если она вдруг в один прекрасный день взорвется, то пострадают многие, может быть — и весь канал ТВР. У Дэна Смирнова, как оказалось, руки длинные, достать могут кого угодно. Вот тебе и модельный бизнес!
Мимо прошла симпатичная стюардесса, толкая перед собой столик на колесах, уставленный напитками.
— Томатный сок, пожалуйста, — не глядя на нее, буркнул Сергей. В другое время он ни за что бы не упустил такой красивой девицы, по крайней мере, узнал бы номер ее телефона, но сейчас ему было не до этого.
Он чувствовал себя примерно так же, как, должно быть, чувствует себя маньяк‑террорист, подверженный острым приступам угрызения совести, если вообще в природе существуют такие извращенцы. Идет по улице, несет в чемоданчике бомбу с часовым механизмом и раздумывает: запустить таймер или нет? Если запустит, ой, сколько всего покорежится и сломается! Может, не надо, а?
Ну и сравненьице! Сергей поспешно выбросил его из головы. И все‑таки мысли лезли в голову самые нехорошие. Что делать с той информацией, которой он располагает? Как поступить?
Самолет плавно пошел на посадку. Сергей откинулся в кресле, мельком взглянул на бумажный пакетик, прилагающийся как неизбежная данность к удовольствию полетать на настоящем самолете. Как он мечтал в детстве стать летчиком! Или хотя бы раз в жизни полетать на настоящем самолете! А когда вырос, хотел побывать за границей. Вот и пожалуйста! Вот и полетал, вот и возвращается из Голландии, между прочим, а толку никакого. Хотя, впрочем, это не первая его поездка за пределы родины, так что он может позволить себе роскошь не радоваться. Тем более то, что он с собой везет, закономерно вызывает подавленное настроение.
Пройдя через таможенный досмотр в Шереметьево, Воронцов взял такси, которых возле аэропорта было немало, устроился на заднем сиденье и коротко бросил:
— ТВР.
Потом достал мобильник.
— Алло, Процент? — сказал он, услышав, что сняли трубку. — Что? Конечно, я, как ты только догадался? Да, все нормально. Навестил маму, она очень обрадовалась. А у вас там как дела? Что? Новость века? А что про железную женщину?… Как?! Не может быть! Со Смирновым? С Дэном Смирновым?!! Послушай, ты так не шути, сегодня не первое апреля. Ну признайся, что прикалываешься. Да? Точно? — Сергей помрачнел. — Ну хорошо… Когда? Да я сам появлюсь. Первым делом к Борису надо, сам понимаешь. Я человек подневольный, потомственный пролетарий, что начальство скажет, то и делаю. О'кей, пока!
Такси плавно повернуло направо. Еще через три поворота будет ТВР.
— Черт, и угораздило же ее сойтись с этим… — вдруг вырвалось у Сергея.
Водитель покосился в зеркало заднего вида. Надо думать, он уже немало навидался тех, кого бросают ветреные представительницы слабого пола, но все‑таки ухмыльнулся, по‑своему истолковав то, что в сердцах произнес пассажир.
Сергей соображал быстро.
— Послушай, шеф, — сказал он вдруг, перегнувшись через сиденье. — Тут одна накладочка вышла. Не поеду я сейчас на ТВР. Свези меня в парк, что ли, какой, где деревья, скамеечки… Соскучился по родной среднерусской природе, мочи нет!
Водитель усмехнулся в усы.
— Что же вы не на личной машине, Воронцов? — поинтересовался он. — Или тележурналисты у нас такие бедные?
— Боже, какой я стал известный, меня даже таксисты узнают в лицо! — с деланным восторгом воскликнул Сергей.
— Известный или нет, а платить придется, — предупредил таксист. — И автограф, пожалуй, дайте, а то моя дочура прямо в восторге — ни одних «Новостей» с вами не пропускает.
— Ладно, — покорно согласился Сергей, доставая из кармана записную книжку, — но только к какому‑нибудь парку ты меня все‑таки подвези.
Странно. Никогда Сергея к природе особо не тянуло. Были, конечно, всякие тусовки на свежем воздухе с обязательными шашлыками и винопитием, но сами мероприятия в таких случаях интересовали его куда больше, чем красота русских берез. Помнится, только один раз его вот так же потянуло подальше от прелестей цивилизации — когда, он, еще, будучи студентом‑первокурсником, встречался с девушкой, и в один прекрасный день она заявила ему, что уходит к другому. Как ее звали‑то? Не то Наташа, не то Даша. Вот как все перемололось с тех пор! Даже имени ее толком вспомнить не может. А ведь он так ее любил, на руках носил, хотел на ней жениться. А она, не переставая, повторяла, что очень любит таких белых и пушистых, как он! Да только какие особые перспективы могли быть у студента‑геолога, если он к тому же в этой самой геологии варил из рук вон плохо? Вот повстречайся она с ним сейчас… Сергей невольно усмехнулся. Да, теперь он кое‑что собой представляет. Узнают на улицах, просят автографы. Даше‑Наташе это, наверное, понравилось бы. Только вот давно уже не белому и явно не пушистому Сергею она больше не нужна.
Когда Сергей заехал к матери перед поездкой в Амстердам, она расплакалась, но это были радостные слезы.
— Сереженька, золотой мой, какой же ты стал! Я все время на тебя по телевизору смотрю, но только в жизни ты еще лучше! Прямо богатырь!
— Я же тележурналист, мама, — заметил Сергей. — Мне надо постоянно держать себя в форме. О том, что время от времени, бывая недовольным собой, он позволяет себе возлияния, выходящие за рамки умеренности, он упоминать не стал: мать сильно переживает каждую его неудачу.
— Повзрослел, возмужал, — сказала она. — За ум взялся! Ну кто же мог подумать, что из тебя такой видный тележурналист получится.
«Спасибо, мама, — подумал про себя Сергей. — Твоя непоколебимая вера в способности сына просто удивительна». А вслух произнес:
— И все‑таки получился именно тележурналист.
— Жениться бы тебе, сынок, — высказала пожелание мать позже, когда поила его чаем с пирожками. — Вот как увижу, что ты нашел наконец подходящую девушку, тогда можно и помереть спокойно.
— Ну что ты, мам, — смутился он. — Не надоело тебе такие разговоры вести?
— А что поделаешь? — печально вздохнула она. — Я же не вечная. Вот, отца уже нет. Но должна же я знать, что у тебя все хорошо!
«Жениться! — вспомнил теперь Сергей совет матери, прислоняясь спиной к березе, растущей прямо около скамьи, на которой он сидел. — А стоит ли вообще? Кто меня такого вытерпит?» Но в его сознании вдруг ясно высветилось одно женское имя, которое он если и произносил, то лишь с неприязнью и даже с ненавистью. Сейчас же ему захотелось сказать его по‑другому — с нежностью, с любовью. Он тихо назвал его, впервые вслушавшись в замедленное двойное «Н», так плохо сочетающееся со стремительностью Анны. Всего два звука, повторяющиеся в определенном порядке, ничего особенного, но почему же в них звучит столько всего? И ее воля, и ее кажущаяся холодность, за которой — теперь Сергей был в этом просто уверен — скрываются страстность, подлинная женственность, желание любить и быть любимой. И он, дурак, осел, все это упустил, видя в ней только досадное препятствие на пути к собственной карьере. А вот теперь она с другим. И не просто с другим, а…