— А что ты говорил ему насчет скромной свадьбы? — поинтересовалась Анна.
— Просто хотел отвязаться от этого голландца, — признался Дэн. — Если бы он узнал, что свадьба будет крупным событием, да еще и широко освещаемом в СМИ, то тоже постарался бы засветиться. Еще, чего доброго, набился бы в свидетели. А я уже сказал, как к нему отношусь. Но решать, конечно, тебе. Если хочешь такую свадьбу, чтобы о ней в подробностях знали все и вся, то это твое право, я даже не подумаю тебе возразить.
— Да нет, скромная свадьба меня вполне устраивает, — задумчиво отозвалась Анна. — И так столько времени провожу на виду у всех, так часто вижу сама себя по телевизору, что мне по‑настоящему хотелось бы чего‑то тихого, незаметного. Я могла бы позвать Алексея, Лилечку сделать своей свидетельницей, а больше мне и некого приглашать… Не Сергея же Воронцова, в самом деле! — Она засмеялась, такой нелепой показалась ей эта мысль.
— А кто такая Лилечка? — поинтересовался Дэн.
— Тележурналистка, как и я, — ответила Анна. — А Алексей — ее муж, юрист. Они поженились совсем недавно, прекрасная пара. Как бы мне хотелось, чтобы и у нас с тобой навсегда остались такие чувства друг к другу, как и у них.
— И останутся, — уверенно произнес Дэн. — У нас с тобой иначе и быть не может. А как фамилия этой Лилечки?
— Круглова, — немного недоуменно сказала Анна. — Впрочем, сейчас она уже Шепелева. А что?
— Круглова, Шепелева, — пробормотал Дэн, как бы вспоминая. — Что‑то не припомню тележурналистки с такой фамилией.
— О, она не так часто появляется в эфире, но человек очень хороший.
— Знаешь, дорогая, — осторожно начал Дэн. — Я, конечно, не сноб, но все‑таки… Понимаешь, в нашей среде, к которой будешь принадлежать и ты, известность значит очень многое.
Анна не сразу поняла, что он хотел этим сказать, а когда поняла, дала волю своему возмущению.
— Ты не имеешь права навязывать мне свое мнение. Это не тот случай. Я же не прошу тебя отказываться от своих друзей. Да приглашай ты хоть сто Ван‑Вейленов, я тебе и слова не скажу. Знаешь, в начале нашего с тобой знакомства ты не казался мне снобом. Но ты все‑таки именно сноб. — И, не оборачиваясь, она пошла к двери, подхватив на ходу свою сумочку.
— Постой. Дорогая, не уходи! — крикнул ей вслед Дэн, но Анна уже вышла, хлопнув дверью.
Это была их первая и последняя ссора.
После размолвки с Дэном Анна чувствовала себя отвратительно. То, что произошло, вовсе не связывалось для нее со ссорой как таковой: она не могла не знать, что даже два любящих друг друга человека могут не принимать какие‑то мысли и поступки друг друга. В конце концов, наиболее долговечные любящие пары — Анне как журналистке это было, конечно же, известно — вовсе не обязательно никогда не ссорятся. Счастье не безоблачно, да и тем лучше, на то оно и счастье, чтобы приходить неожиданно.
Нет, Анну возмущал сам повод, из‑за которого начался спор. За кого ее принимает Дэн, если думает, что она, выйдя за него замуж, будет обязана отказаться от своих друзей? И это наверняка только начало — после свадьбы начнутся новые «приятные» сюрпризы. Завтра он предложит Анне бросить работу, которую она так любит, послезавтра потребует, чтобы она сидела дома и ублажала его, любимого, а в скором времени она, вероятно, просто станет одной из женщин в его жизни, которых наверняка было немало. И чем тогда она будет отличаться от длинноногих тупых красавиц, заполонивших все его модельное агентство?
Утром, добираясь до работы после бессонной ночи, она продолжала думать о том, что произошло накануне. Нет, идти на уступки нельзя ни в коем случае. Она вовсе не желает, чтобы кто‑то, пусть это даже мужчина всей ее жизни, ее сбывшаяся мечта, навязывал ей свое мнение. Еще не хватало, чтобы Дэн сам начал подбирать для нее друзей! Решено! Анна будет хранить полнейшее молчание, возьмет себя в руки и ни за что ему не позвонит.
Дэн далеко не глуп, в конце концов он поймет, что был не прав.
Сидя в своем кабинете, Анна не раз и не два подавляла желание набрать знакомый номер, но неизменно отдергивала руку от телефонной трубки. Всем сердцем она чувствовала, что правда за ней. Значит, не стоит самой делать первый шаг к примирению. Это говорил ей разум, а сердце… В душе Анна шептала ласковые слова, просила прощения за свою непреклонность, то ли у Дэна, то ли у самой себя.
В какой‑то момент, положив подбородок на сплетенные пальцы рук, она задумалась. Так вот, значит, откуда следовало ожидать удара под дых? Всегда ведь знала, что жизнь не может постоянно идти гладко, а если долго так идет — жди неприятных сюрпризов. Только вот не думала она, что это будет связано с Дэном.
Стук в дверь прервал ее размышления.
Анна выпрямилась в кресле и даже придвинула к себе какие‑то бумаги, делая вид, будто внимательно их изучает — никому из посторонних вовсе не обязательно становиться свидетелем ее переживаний.
Молодой парень в униформе, на которой Анна прочла название одной из фирм, специализирующихся на флористике, внес в кабинет большую корзину живых цветов.
— Вы Анна Черкасова? — уточнил он. Растерянная, она кивнула головой.
— Тогда распишитесь, пожалуйста, в получении, — попросил парень, доставая из кармана квитанцию.
— Какие красивые цветы! — невольно воскликнула Анна. — Но кто их прислал? — тихо спросила она, начиная, кажется, обо всем догадываться и еще не веря своему счастью. Тучи рассеивались, сквозь них вновь проглянуло солнце.
Парень улыбнулся чуть насмешливо.
— Простите, но мне кажется, вам лучше знать, кто способен прислать вам такой букет. А если не знаете, — прибавил он, — то считайте, что это сделал ваш безымянный поклонник, каким, кстати, являюсь и я. Ваш последний сюжет, ну, тот, про коллекцию одежды, даже мне понравился, а моя жена вообще полчаса торчала у телика не отрываясь. Вся работа по хозяйству из‑за этого застопорилась.
— Приношу вам мои извинения, — серьезно отозвалась Анна, но глаза ее смеялись.
— Что вы, что вы, какие извинения! — замахал руками парень. — Вот если бы только автограф ваш на память! Спасибо! — обрадовался он, когда она подписала для него свою визитную карточку. — Жена будет очень довольна. А касательно вашего вопроса о том, кто это мог прислать, — парень заговорил нарочито конфиденциальным тоном, — то в букете есть записка. Думаю, из нее вы все узнаете.
Через несколько секунд Анна ее уже читала и улыбалась сквозь невесть почему выступившие слезы.
«Прости меня, дорогая, — было аккуратно выведено знакомым ровным почерком. — Я не спал всю ночь, думал о том, как глупо себя вел. Все хотел тебе позвонить, но потом решил, что надо в первый и последний раз дать тебе возможность хоть чуть‑чуть подуться на меня. Впредь обещаю быть образцово‑показательным мужем, так что у тебя не найдется ни единого повода для недовольства, уверяю тебя. Жду тебя сегодня вечером после шести. У меня есть для тебя один сюрприз. Машину я пришлю. Люблю тебя, Дэн.
P. S. Очень надеюсь, моя хорошая, что ты не обнародуешь то, что содержится в этой карточке. Конечно, я просто шучу. Я всегда полагался на твою корректность, в которой у меня не было ни единого случая усомниться. Жду тебя, моя любимая».
Анна, почувствовав, будто камень свалился с ее души, и, не отдавая себе в этом отчета, поднесла карточку, надписанную Дэном, к губам. Букет был настоящим произведением искусства. Где‑то раньше Анна читала, что составление букетов — это целый язык, в котором каждый цветок имеет свое символическое значение. Она не знала этого языка, но букет из белых гардений в окружении изящной листвы не мог говорить ни о чем ином, кроме любви.
В дверь снова постучали. Нет, ну ей сегодня решительно не дадут побыть в одиночестве ни минуты, чего так хотелось бы! Но в ту минуту Анна была настолько полна любовью и счастьем, что даже ее «войдите» прозвучало мягче обычного. Улыбка все еще не сошла с ее лица, когда она повернулась навстречу человеку, входящему в кабинет.
И тут же улыбка погасла. На пороге стоял Сергей Воронцов.
— Здравствуй, — сказал он.
Тон его голоса показался Анне странным: никогда еще Сергей не говорил с ней так. Все последнее время он, казалось, был занят только тем, что доводил ее до белого каления. Может быть, с кем‑то он мог говорить спокойно или, хотя трудно это было себе представить, даже ласково, но только не с Анной — с ней он всегда держался нагло и давал полную волю своему ехидству. Уж чего‑чего, а ехидства у Воронцова хоть отбавляй, но сейчас по совершенно непонятной причине он держался как‑то неуверенно. Это было очень подозрительно. Однако она, как всегда, ничем не выдала своих чувств, удивление не отразилось на ее спокойном лице.