И все‑таки Анна позвонила Ивану, своему оператору, который, впрочем, предпочитал именоваться Вано, хотя грузинские корни, если они вообще присутствовали в его родословной, были зарыты достаточно глубоко. Но определенный смысл называться именно так, несомненно, просматривался: это придавало дополнительный колорит. Не Ваня, и даже не Иван, а именно Вано — грузный, добрый, веселый, всегда с солидной порцией «Орбита» за щекой. Вано постоянно носил жилет с множеством карманов, в которых, как подозревала Анна, помещался немалый запас его любимой жевательной резинки.
Сказав оператору, чтобы он на всякий случай был готов к завтрашнему утру, Анна продолжила думать. Будильник бодро тикал на ее письменном столе. Было уже двенадцать ночи. Минутная стрелка описала полный круг, потом еще один, еще, еще. В четыре утра Анна незаметно для себя уснула прямо в кресле за столом, уронив голову на сложенные руки. Она так ничего и не придумала.
В гримерной яблоку негде было упасть. Несколько десятков длинноногих девиц стояли, сидели перед зеркалами, одевались, наклеивали ресницы, пудрились, прохаживались взад и вперед, разминаясь перед дефиле. Над некоторыми колдовали визажисты, накладывая тон, рисуя контуры губ, подкрашивая глаза; другие терпеливо или не очень терпеливо ожидали, когда над ними закончат работать парикмахеры; третьи топтались на месте, в то время как в их одежде что‑то поправляли и подшивали, видимо портнихи.
Оставшееся пространство помещения заполняли манекены, болванки и вешалки с костюмами, воздушными блузками, топами, юбками с головокружительными разрезами, вечерними платьями с не менее головокружительными декольте, брюками, похожими на юбки, юбками, похожими на брюки и шортами, вообще ни на что не похожими.
Пахло потом, духами, косметикой, лаками для волос и для ногтей. В воздухе, если это вообще можно назвать воздухом, весело летали пылинки, по природе явно косметического свойства — в них угадывались мельчайшие частички пудры и теней. Все это, вместе взятое, создавало совершенно неповторимый, ни на что не похожий тошнотворно‑сладковатый «аромат», от которого с непривычки можно задохнуться. В первую минуту Анна не на шутку расчихалась.
Впрочем, у всех манекенщиц, по‑видимому, давно выработался иммунитет против астмы: на удушливую атмосферу они не обращали ровным счетом никакого внимания, как и на Анну. Молодые женщины осторожно надевали на себя наряды, в которых им предстояло пройтись по подиуму, курили, перелистывали журналы. Вокруг стоял невообразимый гвалт: что‑либо разобрать в этой какофонии звуков на повышенных тонах казалось невозможным.
— Простите, — обратилась Анна к какому‑то длинношеему синеволосому эфирному созданию, которое, сидя за низким столиком, с виртуозной быстротой красило длиннющие острые ногти в цвет свободы и траура, — вы не скажете, где мне найти…
— Верка! Верка!!! — внезапно заорало эфирное создание, помахивая руками для просушки свеженакрашенных ногтей. — У тебя «Тампакс» есть? Кинь мне штучку!
Утвердившись в своем первоначальном подозрении, что ничего узнать от этого создания не удастся, Анна оглянулась в поисках, к кому бы ей обратиться, но в этот момент кто‑то схватил ее за руку.
— Быстрее, быстрее! — заорал он ей в ухо. — Ты что стоишь? Быстро готовься — через двадцать минут выход, а ты торчишь тут, ворон считаешь. Ты, что ли, новенькая, вместо той, которая накурилась? Тебя, что ли, босс на замену поставил? Быстро за мной!
При всем желании Анна не смогла бы вставить в этот монолог ни слова, поскольку обладатель громкого, раздирающего барабанные перепонки голоса частил без единой паузы. Он потащил Анну куда‑то в угол, буквально швырнул ее в кресло и без лишних слов начал скручивать ее волосы в какую‑то замысловатую прическу. Одновременно с этим к Анне проворно подскочили две особы неопределенного возраста — одна пухлая, вторая худая. Первая схватилась за лак для ногтей и кисточки, вторая — за пуховки и тюбики. Посмотреть на себя в зеркало Анна не могла: ей то и дело приказывали повернуть голову то в одну, то в другую сторону, а то и вовсе закрыть глаза. Вертели ее в разные стороны немилосердно, но Анна терпела, раздумывая про себя, чем все это может для нее закончиться. Ситуация складывалась непростая, но она полагалась на свой оптимизм и умение выпутываться как раз из таких сложных положений. Потом ей принесли какое‑то платье и туфли, помогли в них влезть.
К счастью, все это продолжалось недолго. Минут через десять Анна открыла наконец глаза и посмотрела на себя в зеркало. Перед ней стояла какая‑то незнакомая женщина. Нет, вся красота Анны осталась при ней, но ее подчеркнули, каким‑то совершенно непонятным образом добившись того, что природные черты вдруг обрели дополнительные акценты. Глаза заблестели еще ярче, линия скул оказалась выше, губы стали еще соблазнительнее. Зеленое платье, все словно состоящее из легких шелковых лент, прихотливо переплетенных между собой, смотрелось настолько экзотично, что вряд ли кто‑нибудь когда‑нибудь решился бы его надеть в другой ситуации, кроме как для парада высокой моды. Прическа смотрелась под стать платью: гладкие пепельно‑русые волосы Анны были уложены в совершенно невообразимую высокую башенку, из которой в намеренном беспорядке выбивались пряди. Но выглядело это так, что дух захватывало.
— Ничего, — оценила пухлая.
— Да, — протянула тощая. — Лучше смотришься, чем та обкурившаяся, деточка.
— Неплохо, — вставил свое веское слово и долговязый парень с волосами, обильно смазанными гелем и смоделированными в виде «ежа». Это именно он первый принял Анну за модель и потащил ее готовиться к выходу. «Геля на его прическу, наверное, с килограмм ушло», — невольно подумала она, одновременно любуясь на свое отражение в зеркале. Все получилось совершенно случайно. С утра Анна со своей съемочной группой поехала на место. Репортеров в зале, где должен был проходить показ мод, уже набилось полным‑полно, пробиться со съемочной группой в зал оказалось довольно сложно, но в общем‑то можно. Вано даже ухитрился занять хорошее место, с которого будет удобно снимать то, что станет происходить на подиуме. В зале шли последние приготовления к показу, через несколько минут сюда должны были впустить зрителей. Никого, даже отдаленно похожего на Дэна Смирнова, конечно же нигде не просматривалось, и где его следовало искать, Анна не знала. Конечно же догадывалась, что где‑то там, в помещении за залом, модели уже готовятся к показу и, возможно, там же находится и тот, за кем она охотится, но этих знаний было мало.
Пройти в помещения за залом не позволяла охрана («Надежная, вооруженная до зубов королевская охрана», — мысленно процитировала Анна). Она своими глазами видела, как охранники вежливо, но решительно развернули одну журналистку, не в меру увлеченную той же идеей, что и Анна, — добиться интервью от Дэна Смирнова всеми правдами и неправдами. Анна видела, как журналистка порылась в сумочке, а потом в ее руке выразительно зазеленело несколько явно не отечественного происхождения денежных купюр. При этом журналистка наивно выразила надежду, что им, может быть, «удастся договориться». Увы! Охранники, по всей вероятности, не любили зеленый цвет, а может быть, работая на такого человека, просто получали достаточно для того, чтобы не брать взяток.
«А вообще‑то эта журналистка просто дура, — с невольным злорадством подумала Анна. — Так они и станут рисковать местом из‑за нескольких зеленых! Она что, недавно начала работать, не понимает таких простых вещей?»
Однако, к своему стыду, Анна чувствовала, что в ее голове вообще нет никаких идей насчет того, как пробраться внутрь. На худой конец, можно будет, конечно, заснять показ мод — все‑таки это лучше, чем ничего, но Анна пришла сюда не за этим. В запасе у нее оставалось еще немного времени: показ мод намечался на час дня, а сейчас было лишь двадцать минут двенадцатого, но вряд ли ей это помогло бы: никаких идей по‑прежнему не появлялось. Она стояла, покусывала карандаш, что у нее было верным признаком подавленного настроения, и тут Вано, разворачиваясь с камерой, нечаянно задел ее локтем. Карандаш упал, Анна нагнулась поднять его и вдруг заметила какую‑то бумажку или, вернее, маленькую карточку, лежащую на полу. Это оказался пропуск.
— Ну, конечно, — тихо сказала Анна, хлопнув себя по лбу. — Они ведь все тут проходят по пропускам!
Завизжать от радости не давала обстановка, но шепотом она восторженно заявила Вано: