– Я что-то не помню, чтобы я предлагал вам сесть!
– Да бросьте вы! Послушайте дружеский совет: вам тоже следует сесть! Я буду предельно краток. Вам угрожает опасность! Но сначала вопрос. Кто накануне сопровождал Гандия на встречу в Килшберге?
– Мой брат Андреа! Почему вы спрашиваете? И… как вы могли узнать об этом?
– Я приехал оттуда, и, поверьте, я искренне вам сочувствую. Прошлой ночью Гаспар Гриндель позади церкви убил Гандия, который хотел получить половину коллекции Кледермана. Вашего брата постигла та же участь. Колокола как раз звонили в полночь…
Макс побелел, его челюсти сжались.
– Повторяю свой вопрос: откуда вам это известно?
– Мы там были, мой друг Видаль-Пеликорн и я! Мы следили за Гринделем и Матиасом Шурром, его сводным братом, от самого Парижа. Видите ли, именно этот сводный брат попытался убить меня в Круа-От!
Но подручного Цезаря это явно не убедило.
– Зачем ему это было нужно?
– Я только что сказал вам. Чтобы оставить всю коллекцию себе. Он принес одну из сумок, но она оказалась набита ватой и сухой фасолью. Гриндель показал ее Гандия прежде чем выстрелить. Мол, сумка со мной, я готов предоставить ее вам… Если вы проживете достаточно долго, чтобы на нее посмотреть. А вот в этом я не уверен!
– Были какие-то сомнения?
– Именно так! Мы перехватили достаточно напряженный телефонный разговор между Гринделем и Гандия – полицейская прослушка отлично работает – и узнали, что Гандия не убил Кледермана. Он сохранил ему жизнь, чтобы предъявить его в том случае, если Гриндель откажется с ним поделиться! Из того же разговора я узнал, что мой доверенный в делах, господин Ги Бюто, был похищен в Венеции, чтобы заставить меня отдать этим господам и мою коллекцию тоже! Этого вам достаточно?
– Как вы докажете, что это не вы их убили?
– Тогда бы мы пристрелили всех! И ради чего, позвольте вас спросить? К чертям сомнения! Вы не можете позволить себе такую роскошь! Гриндель и его брат уже недалеко. Так сделайте же так, чтобы они до вас не добрались!
– Иными словами, – в голосе Макса снова послышалась издевка, – вы явились сюда, чтобы меня спасти?
– Да! Вас и эту несчастную, которой вы так преданы!
– Я тщетно ищу в ваших поступках выгоду. То, что вы хотите вернуть вашего тестя и… вашего доверенного в делах, это понять легко. Но спасать нас?
– Вам известны другие слова кроме слова «выгода»? Мне казалось, что вы человек другого сорта. Хорошо, я постараюсь внести ясность. Если мы сейчас перед вами, господин Уишбоун и я, то лишь затем, чтобы отплатить вам за наше спасение! В Круа-От, когда Лукреция Торелли обрекла нас на смерть в огне, его, меня, мою жену и миссис Белмон, вы позволили нам избежать такой ужасной смерти и бежать! Мы здесь, чтобы заплатить наш долг! Неужели вы не способны этого понять?
Макс посмотрел в глаза Морозини напряженным взглядом, в котором сквозило и некоторое удивление.
– Действительно, я могу понять, почему вы делаете это для меня. Вы человек чести. Но у вас не может быть причин, чтобы спасать и ее!
– Я убежден в том, что Господь уже достаточно наказал Торелли! – объяснил Альдо. – И потом я знаю, что вы ею дорожите… Что вы ее даже любите!
– Это правда. Я люблю ее, и я ее любовник. Я буду рядом с ней до конца моих дней: это я вел машину, когда случилась авария, изуродовавшая ее…
– Тогда готовьтесь снова ее защищать, защищать вас обоих! Мы здесь лишь для того, чтобы помочь вам!
Молчание. Тяжелое, полное сомнений… Тогда Морозини негромко произнес:
– Иначе зачем было нам с Уишбоуном кидаться в пасть льва, как вы только что сами выразились?
– А я ее страстно любил! – прошептал Корнелиус со слезами на глазах.
– О, этого я не забыл! Вы были готовы ради нее на любые безумства, начиная с той знаменитой химеры, копию которой вы сделали. Это до сих пор самое любимое ее украшение и…
Неожиданно раздался крик. Пронзительный, полный ужаса… И доносился он с верхнего этажа! Кричала женщина…
– Господи! – выдохнул Макс, выбегая из кабинета. – Это у нее!
Мужчины бросились за ним. Макс взбежал по лестнице, вооруженный револьвером, который достал из-за пояса, но крик раздавался теперь уже с третьего этажа. Контрапунктом прозвучал мужской голос:
– Давай, потаскуха, иди вперед! Да поживее! В какой он комнате?
– В этой… вот в этой, – прорыдала женщина. – Сжальтесь, вы делаете мне больно!
– В самом деле? Потерпи, недолго осталось!
Раздался выстрел, и голос смолк.
– Это Гриндель! Вы были правы!
Тело женщины в костюме медсестры лежало на мраморном полу галереи перед дверью, украшенной изящными позолоченными ветками.
– Это комната Кледермана? – спросил Альдо.
– Да…
– Тогда пропустите меня!
– Нет! Держитесь сзади… Насколько я знаю Гринделя, он захочет насладиться своим триумфом и поиздеваться надо мной…
Макс вошел, не закрыв дверь, что позволило Альдо увидеть своего тестя, лежащего на больничной кровати и привязанного к ней. Бледный, похудевший, но, кажется, совершенно здоровый. Он даже улыбался.
– Гаспар! Какая радость!
– Заткнись! – «любезно» ответил племянник. – Входи же, Макс! Раздели со мной этот уникальный момент! И брось свою пушку! Мой брат держит твою подружку. Если он услышит выстрел…
Альдо обернулся к Уишбоуну, тот кивнул в знак того, что понял его замысел, и побежал к лестнице. Морозини слегка расширил для себя угол обзора, толкнув кончиком ноги дверь. Гриндель стоял возле кровати, расставив ноги в торжествующей позе. Он приставил дуло своего пистолета к виску отца Лизы и разразился речью:
– Видишь ли, Макс, очень плохо быть слишком жадным и еще хуже принимать меня за дурака. Последний из Борджиа только что испытал это на своей шкуре. Он остался лежать на траве на берегу прекрасного швейцарского озера, впрочем, как и твой брат Андреа. Понимаешь, Цезарь повел себя неправильно. Вместо того, чтобы отправить на тот свет моего дядюшку, он решил оставить его в живых и шантажировать меня. Он предложил мне отдать ему половину коллекции драгоценностей и выразил готовность помочь мне избавить хвастуна Морозини от его собственной коллекции. К тому же во время нашей встречи за церковью он посадил на заднее сиденье машины должным образом одетый манекен, который должен был представлять вот этого! – со смешком произнес он, от чего пистолет в его руке дернулся. – Как будто этого человека можно копировать! Не так ли, дражайший дядюшка?
– А я считал тебя порядочным человеком! – в голосе Кледермана прозвучало отвращение с ноткой разочарования. – Ты просто чудовище!
– И только-то? Вы лишены воображения! Сейчас я его подстегну: ваша прекрасная коллекция у меня, вся, целиком. И вот еще что. Я получу и все ваше состояние, когда женюсь на Лизе. Осталось только избавить ее от этого опереточного князя…
– Она за тебя не выйдет! В это я никогда не поверю! Посмотри на себя в зеркало! И сравни!
– Вы ничего не понимаете в женщинах! Она его ненавидит… Половина пути уже пройдена. Все остальное сложится само собой. Так и будет! – весело закончил он. – Мне осталось лишь попрощаться с вами! Поцелуемся или…
Никто никогда не узнает, что он собирался сказать. Встав на пороге, Альдо выстрелил. Единственный выстрел, но прямо в голову! Гаспар рухнул на кровать, запятнав ее кровью, а Макс, выхватив его пистолет, выстрелил в воздух.
– Не беспокойтесь! – заверил его Морозини. – Уишбоун уже там, он стреляет как ковбой, которым он и не переставал быть! – Альдо повернулся к своему тестю с широкой улыбкой на лице: – Никогда еще я не был так рад видеть вас, Мориц!
Тот засмеялся.
– Не так сильно, как я, Альдо! Не так сильно, как я! Но мое отношение к вам только улучшится, если вы будете так любезны освободить меня от этих пут.
Что Альдо и поспешил сделать, разрезав ремни ножом, с которым никогда не расставался, если ему угрожала опасность. Потом он начал растирать тестю руки и ноги, чтобы восстановить кровообращение.
– С этим я справлюсь сам! – остановил его Кледерман. – У вас есть более срочное дело! Поторопитесь! Он должен быть в соседней комнате. Я все слышал, когда его принесли, и он иногда стонет…
– Боже мой!
Альдо был настолько обрадован тем, что нашел отца Лизы живым, что совершенно забыл о своем дорогом Ги! Он бросился к нему, но споткнулся о труп медсестры, столь хладнокровно убитой чуть раньше, в последний момент ухватился за косяк, чтобы не упасть, перескочил через него и вышиб ногой запертую на ключ дверь соседней комнаты. То, что он увидел, заставило его выругаться. Комната была такой же, как у Морица, такой же была и кровать с ремнями. Но человек, который на ней лежал, бледный, с закрытыми глазами и запавшими щеками, казалось, не подавал признаков жизни.