– Спокойной ночи, пап.
А у отца желваки на скулах заиграют, и он возьмет себя в руки, чтобы не заплакать, не отпереть дверь, а просто ответить:
– Спокойной ночи, сынок. До завтра!
– Ну что? – спросил Иван, когда остались они с другом вдвоем. – Что ты задумал, Сень? Ты ж меня не на ужин с Борисом привез. Говори, что за дело у тебя ко мне?
– Скажу. Но знаешь… Даже если бы ты только ради вот этого разговора с Борькой приехал, я бы уже был счастлив. Не ожидал. Хорошо ты ему все растолковал. Доходчиво. А для меня сейчас каждое умное слово, ему подаренное, – на вес золота. Ты видел – он задумался? И про работу твою… Кто знает? А вдруг?
– Вроде задумался. Но они ненадежный народ, наркоманы. Сам знаешь. Сейчас задумался. А завтра приспичит – и все думы побоку, – не стал напрасно обнадеживать Сеню Иван.
– Но ведь есть такие, кто выкарабкался! – ожесточенно воскликнул Сеня.
– Есть! И немало! Тут время нужно. И стимул чтоб был у него. И полный отрыв от прежнего окружения. Сам знаешь. Больше меня, – проговорил Иван.
– Силы бы только откуда-то взять, – почти неслышно сказал друг. – А привез я тебя вот зачем. Разговор есть. Давай вместе рассудим. У меня одного что-то плохо получается. Я, знаешь, как Гришки не стало, в такую ярость пришел! И поклялся, что найду тех, кто ребят моих со свету сживал. А что мне делать? Если по-другому никак? Они на виду, а их никто и не думает сажать. Ясно почему. Короче, стал я потихоньку распутывать этот клубок. Ну, парней моих их же приятель с нашего двора подсадил. Сын вполне обеспеченных родителей. Мы с отцом его хорошо общались. Они и не подозревали, что отпрыск таким подлым делом занимается. Кстати, сам, ясное дело, тоже наркоман, дилер этот доморощенный. Но он-то – мелкая сошка. Мельчайшая. Просто пыль. Его, кстати, и замели вместе с нашими. Не буду тебе голову морочить, время позднее. Стал я распутывать. Они, между прочим, не особо-то и таятся. Наглые. Привыкли к безнаказанности за столько лет. Я – по цепочке – одного за одним определял. Не буду скрывать: нанял частного детектива. Один бы вряд ли так хорошо продвинулся. Собрали мы богатый материал. Можно сказать, полную доказательную базу. Загляденье. И вот дошли уже до среднего звена. На высших я не замахиваюсь. Они – очень и очень высоко. Что же касается среднего звена, тут меня ждал интересный сюрприз. Представь, кто ведает наркотрафиком в нашем конкретном ареале! Такой сытый, довольный жизнью, солидный чиновник по имени Юрка-Самокат!
– Да ты что! Фигасе! – воскликнул Иван и сразу подумал про свои недавние ночные видения: не зря он вспомнил про Юрку – тот сразу и материализовался.
– Я тоже сначала подумал: показалось. Но – фамилия, имя, отчество, год рождения – все сходится. Благообразный, заслуженный, уважаемый. Видишь, какая живучая мразь!
– А я все думал: свидимся мы с ним в этой жизни или нет? Я тогда по его милости вполне мог за решеткой оказаться. Бог уберег.
Ивана трясло.
– Интересная новость, да? – заметил Сеня.
– Интереснее и придумать трудно, – согласился Иван.
– И что мы с этой интересной новостью будем делать? – продолжил Сеня.
– А ты сам что думаешь? – Иван, конечно, догадывался, каким будет ответ друга.
– Я хочу провести операцию по его устранению, – решительно произнес тот.
– Уже продумал, как именно?
– Да. Несколько вариантов есть. Приглашаю поучаствовать. Тем более тебе есть за что Юрку отблагодарить.
Иван задумался. Да, было время, когда он после очередного ночного кошмара-воспоминания мечтал встретиться с предателем и расправиться с ним. И эти мечты помогали ему не пасть духом, между прочим. Иначе мысль о предателе была бы совсем невыносимой. А так: встретимся – разберусь с ним по полной. И живешь себе дальше, получив такую утешительную мысль. И вот – смотрите-ка! Пришел ее час. Материализовалась, любезная. Утешала, утешала: убьешь, мол, в свое время, а сейчас живи себе спокойно нормальной человеческой жизнью и не думай о плохом. А теперь вот – объявилась: «Ку-ку, Ваня! Пробил наш час! Давай размажем нехорошего человека по стенке, и будет тебе счастье». Но… время ушло. Он вдруг ощутил себя настоящим хозяином своей судьбы. Впервые, пожалуй, за всю предыдущую жизнь. Надо же: столько думал над этими словами про выбор, про свою волю, а дошло именно сейчас.
– Нет, Сень, – сказал он спокойно, – в этом я участвовать не буду. Я Юрке и правда должен быть благодарен, в прямом, а не в переносном смысле. Не будь его, кто знает, с каким предательством пришлось бы столкнуться. Я многое понял, спасибо ему. То, что он гад последний, – это факт бесспорный. Особенно после того, что я сейчас от тебя узнал. Но это не повод ни мне, ни тебе становиться уголовниками, убийцами. Я не один. Я за семью отвечаю. И мы оба знаем, как это сейчас трудно и страшно – отвечать за тех, кто слабее тебя, кто тебе дорог. Я не могу их так подвести. И очень тебе не советую. Без обид. У тебя погиб сын. Горе страшное. Но это не повод становиться убийцей. А вдруг – попадешься? Может и такое быть. Запросто. А как твой Борька тут? Жена, дочка?
– Думаю об этом, – ответил Сеня, – они-то меня и держат.
– И хорошо, что держат. И правильно, что держат! Борька – он не безнадежный! Он выкарабкается. А Юрка… Если у тебя действительно есть на него серьезные доказательства, давай посадим его. Трудно, но можно. У меня есть знакомый следователь. Вполне приличный мужик. Я его в деле видел. Можем к нему обратиться, за советом хотя бы. Посмотрит, что у тебя на Юрку накопано. Ведь если там серьезные доказательства, лучше его посадить. Пусть сядет. И на тебе греха не будет, пойми.
– А если не сядет?
Сеня опять сжал кулаки, и Иван увидел красно-синие прожилки на его руках, и пожалел друга, и подумал, что обязательно заставит его обследоваться.
– А если не сядет, не горюй. Его ждет наказание. И такое, что тебе и не приснится. Месть – не человеческое дело. Нарушил законы жизни – обязательно будешь наказан. Есть высшая сила, она срок знает. Тебе о другом надо думать. Не о смерти какой-то гниды. О жизни. На тебе семья.
– Да прав ты! Прав! – прорычал Сеня. – Что тут скажешь? Знаешь… Никому не говорил и говорить не собирался. Но тебе сейчас скажу. Потому что ты прав во всем, а я… Ведь в Гришкиной смерти больше всех я сам и виноват. Послушай, как было. Вот жили мы такие все счастливые-рассчастливые, дом полная чаша и все такое. А я заскучал. Мне стало обидно: как так – неужели это все, что в моей жизни есть? И ничего больше мне не положено? Только тянуть эту лямку до гробовой доски – и все? Нет, я, конечно, ничего кардинально менять не собирался. Но на приключения потянуло. И – приключилось. Появилась одна дэвушка… Активная такая. Обрадовалась, что я на нее глаз положил, и ну меня эсэмэсками забрасывать. Такие эсэмэски… «Я сегодня самая счастливая девушка». И я понимаю, о чем она. А так – не подкопаешься, в общем-то. Ну и все в том же духе. А жена однажды эсэмэску возьми да и прочитай! Я ж раньше от нее не таился. И тут она видит: телефон пропищал, взяла, при мне, не таясь, читает вслух: «Какой чудесный день был! И сколько еще будет!» Ну, она так и побелела после этого, жена. «Это кто?» – спрашивает. «Да дура одна, не бери в голову».
Она, естественно, не верит. Пошли расспросы: что за дура, откуда дура, что это за чудесный день был.... И я ей вру, как барон Мюнхгаузен. Буквально за волосы сам себя тащу, чтоб из этой ситуации вывернуться. А сообщения эти можно и так, и так понять – в меру собственного желания. Жена-то понимает все правильно. А я ей толкую, что все показалось и зря, мол, она горячится. Это якобы девушка одного моего друга. И она мне (с какой стати?) рассказывает об их отношениях, делится, так сказать. Жена не верит. Ну – ни в какую. Я убеждаю, как могу. Она, как скала, держится, стоит на своем. И я струсил. Прямо духом пал. Испугался, что дожмет она меня. Не ровен час, сознаюсь. И что потом? И тут Гришка из комнаты выполз, водички попить на кухню зашел. А я и говорю: «Гришкой клянусь, что правду тебе говорю!» И что ты думаешь? Она тут же поверила! И даже прощения у меня попросила. Ну, а потом… Видишь, что случилось у нас. Она молчит. Но мне кажется, помнит все это и винит меня. Да, главное, я себя виню. Вернуть бы тот день! Никак… Ничего не повторить, ничего не исправить…
– Не думай об этом, гони от себя эти мысли, – посоветовал Иван.
Ему было жутко от услышанного. Он помнил, как прадедка ему повторял: «Никогда не клянись ни своим, ни чужим здоровьем. Никогда! Даже если говоришь правду! Не ставь на кон жизнь человека! Жизнь слишком дорога, чтобы прикрываться ею в споре».