– Но не таких! Это исключительно изящная табакерка. Посмотрите на украшение внутри. И работа по серебру тоже необычайно тонкая.
Ювелир взял увеличительное стекло и еще раз осмотрел принесенную вещицу, затем перевел взгляд на Онорию. Она поняла, что чем лучше будет выглядеть, тем больше шансов выручить за табакерку уплаченные при покупке деньги, поэтому надела свое лучшее платье из зеленого шелка с крошечными розочками и самый любимый капор, отделанный изящным русским кружевом. Наконец ювелир отложил лупу.
– Да, вещица славная, но все равно я смогу дать за нее не больше пятнадцати фунтов.
– Пятнадцать? Но... – Онория оборвала себя, поняв по лицу мистера Ранделла, что он назвал крайнюю цену. Смутно чувствуя, что ее обманывают, она вздохнула, затем кивнула. Все-таки пятнадцать фунтов – цена неплохая, хотя табакерка стоила намного дороже.
Забрав деньги, она вышла из лавки. Теперь ей предстояло долгое возвращение пешком и вдобавок при сильном пронизывающем ветре. Впрочем, выбора у нее все равно не было. Онория уже собиралась убрать банкноты в ридикюль, как вдруг кто-то крепко схватил ее за кисть руки. Испуганно вскинув глаза, она увидела перед собой побелевшее от ярости лицо маркиза.
Схватив руку Онории за запястье, он сильно стиснул ее. Банкноты полетели на землю, и она в ужасе ахнула.
Маркус уставился на рассыпавшиеся деньги, словно не веря своим глазам, и Онория, воспользовавшись его замешательством, поспешно выдернула руку, а затем принялась подбирать упавшие деньги. При этом она время от времени бросала сердитые взгляды на маркиза.
– Извольте сказать, что все это значит. Пятнадцать фунтов! По-вашему, это стоит всего пятнадцать фунтов?
Онория недоумевающе уставилась на него, и к ней тут же вернулось ее недавнее возмущение.
– Слишком мало, верно? Я тоже так считаю, но противный ювелир не прибавил ни пенса! – Она бросила на дверь лавки мстительный взгляд. – Если бы у меня было время, я продала бы вещь на аукционе, который состоится через две недели, но... – Тут Онория вдруг поняла, что слишком разоткровенничалась. – Не важно. Это вас не касается.
– Как это не касается!
– Простите?
– Только потому, что я не согласился на ваше смехотворное предложение, вы решили заложить кольцо и тем меня наказать!
– Кольцо? Наказать? – Онория взглянула на банкноты и вдруг звонко рассмеялась. – Так вы решили, что я продала ваше кольцо!
Маркиз не сводил с нее настороженного взгляда.
– А разве вы его не продали?
– Нет. – Сунув деньги в ридикюль, Онория стянула левую перчатку: на пальце тускло поблескивало кольцо Сент-Джонов.
Лицо Маркуса просветлело.
– Слава Богу! А я подумал, что вы уже совсем во мне разуверились.
– Еще нет.
– А что же вы продали, если не кольцо?
Онория натянула перчатку и решительно повернулась к нему спиной.
– Это, милорд, вас не касается.
Она успела спуститься всего на две ступеньки, и тут он схватил ее за локоть, а затем решительно повел к своему экипажу.
– Что вы делаете?
– Хочу отвезти вас домой.
—О! Вы когда-нибудь спрашиваете у людей их согласие?
– А что, идти пешком через двадцать кварталов приятнее, чем проехать их в карете?
Маркиз был прав: ей вовсе не улыбалась утомительная прогулка, тем более что ветер набирал силу и грозил испортить ее любимый капор.
– Я вовсе не возражаю против вашей кареты. – Онория вздохнула. – Просто мне было бы гораздо приятнее, если бы вы предложили меня подвезти, а не приказали ехать с вами.
– Но это же в ваших интересах...
– И все равно, мне решать, что для меня лучше.
– Черт побери! – Маркус глубоко вдохнул и повел плечами. – Хорошо, будь по-вашему. – Он сделал поклон и с преувеличенной вежливостью произнес: – Мисс Бейкер-Снид, не окажете ли честь проехать со мной?
– Уже лучше. – Она одобрительно кивнула. – А теперь произнесите это еще раз, только не кривляйтесь.
–Что?
– Вы изобразили почтительного кавалера, как актер в домашней постановке. – Онория вопросительно посмотрела на него. – Кстати, у вас дома ставили театральные пьесы?
– Нет.
– Даже когда вы были мальчиком?
– Нет.
– Просто безобразие! Я имею в виду – у вас столько братьев... Как же вы развлекались?
Маркиз презрительно усмехнулся:
– Когда не разыгрывали друг друга, то боролись. Да, именно так: основным видом развлечения у нас была борьба.
– Понятно. Какая жалость, что вы никогда не играли в пьесах, потому что если бы вы немного поучились хорошим манерам, то могли бы претендовать на первые роли. А вот мы с сестрами часто устраивали домашние спектакли и как-то даже показывали родственникам «Ромео и Джульетту» во время каникул. Вам следует непременно как-нибудь к нам прийти, чтобы получить представление о более достоверной игре.
– Нет уж, благодарю.
– Жаль. Хотите верьте, хотите нет, но моя сестра Порция – настоящая актриса. Она могла бы научить вас, как избавиться от этих неприятных манер. – Столь великодушное предложение было встречено сдержанным молчанием, и Онория мягко улыбнулась. – А теперь, если вы меня извините, у меня еще остались дела, которые мне нужно сделать до возвращения домой. – Она на ходу придумала этот невинный предлог, чтобы отказаться от приглашения, и уже повернулась, чтобы уйти, но Маркус опять остановил ее, удержав за руку.
Онория обреченно вздохнула.
– Это так обязательно?
– Мисс Бейкер-Снид, мне нужно поговорить с вами, вопрос очень срочный.
– Ну что ж...
Скосив глаза, Онория украдкой посмотрела на его карету. Куда приятнее вернуться домой в этом роскошном экипаже на прекрасных рессорах, чем тащиться пешком, и тем не менее...
Разве она не дала себе слово, что больше не останется наедине с маркизом?
Резкий порыв ветра взметнул ее юбки, и Онория вздрогнула.
– Что ж, пожалуй, я согласна. А дела пока подождут.
– Отлично.
– Но... Вы должны мне обещать, что по дороге нигде не остановитесь.
Маркиз кивнул и, распахнув дверцу, помог Онории сесть в карету, затем забрался в нее сам и, приказав кучеру ехать через парк, захлопнул за собой дверцу и опустил шторки.
Онория встревожилась:
– Вы же обещали...
– Я обещал довезти вас домой не останавливаясь, но не обещал, что мы поедем самой короткой дорогой.
– Но зачем вы опустили занавески?
– Не хочу подвергнуть опасности вашу репутацию. Мы поедем с опущенными шторами, и никто вас не увидит, если только не окажется прямо рядом с нами, а при том, как Гербертс правит упряжкой, это практически невозможно.
Будто в подтверждение его слов, экипаж дернулся, затем резко рванулся вперед, отчего Онорию с силой отбросило на спинку сиденья. Маркус искоса посматривал на нее. В душе он был доволен: в конце концов, она и не подумала продать его кольцо. Однако пережитый испуг словно подсказывал, что ему нужно поскорее покончить с этой историей и во что бы то ни стало вновь завладеть кольцом.
Маркус вытянул ноги, насколько позволяли размеры кареты, и поуютнее устроился в своем углу. Карета была не такой просторной, как его собственная, но достаточно удобной, чтобы избавить Онорию от необходимости тащиться по грязным улицам. В некотором смысле он сейчас чувствовал себя рыцарем, спасавшим свою прекрасную даму от любопытных взоров всевозможных наглых типов, которых было полным-полно на Бонд-стрит.
Что касается Онории, то она сидела перед ним, напряженно выпрямившись и недовольно поджав губы, и даже не подозревала о совершенном им благодеянии.
Маркиз задумчиво посмотрел на ее рот:
– Должен признаться, улыбка вам больше к лицу.
Онория раздраженно взглянула на него:
– Сожалею, милорд, но в вашем обществе у меня мало оснований для улыбок.
– Неужели? А как вы воспримете вот это? – Он быстро нагнулся и поцеловал ее в губы. Хотя они находились в экипаже, который несся на бешеной скорости, подскакивая на булыжной мостовой, поцелуй получился властным и, конечно же, поставил на место мисс Бейкер-Снид, которая тут же обожгла его яростным взглядом.
После весьма неловкой паузы маркиз пробормотал:
– Прошу прощения. Я только хотел сделать что-то, чтобы вы не были такой суровой...
– И вам это удалось! Если раньше я находила вас человеком навязчивым, то теперь вижу, что вы к тому же грубый, надоедливый, глупый, самонадеянный, надменный, несносный...